Станция Араминта

– Я, например, делаю отметки каждый раз, когда мне выпадает свободное время! – улыбнулся Глауен, – Мое дело убивать йипи, а не вести этому счет, который вряд ли окажется точным. Когда я открываю огонь по переполненной лодке, я могу говорить только о вероятности. Во всяком случае, это бесполезная статистика, так как на месте одного йипи, которого я убью тут же появляется два или три новых. Этот спорт потерял свою былую привлекательность.

– А не мог бы ты взять с собой в патрулирование и Сандж, чтобы она лично могла подстрелить несколько йипи? – поинтересовался Мило.

– Не вижу причин, почему бы и нет, – Глауен повернулся к Сандж, – Но учтите, я не могу гарантировать вам эту возможность. Иногда дни, а то и недели проходят без единого выстрела.

– Ну, что скажешь? – повернулся Джулиан к Сандж, – Если ты действительно готова к этому, то вот тебе шанс.

Сандж пересекла комнату и плюхнулась на стул.

– Мне кажется, вы оба слишком безвкусны.

– Возможно, мне надо было предупредить, что Сандж поддерживает программу Новых Гуманистов, – сказал Мило, обращаясь к Глауену, – которые в свою очередь являются пограничной полосой с пацификами.

– С ЖМСами, если не трудно.

– Это все термины и фразы из номенклатуры политики Натуралистов, – пояснил Мило Глауену, – Ж, М и С означают соответственно «Жизнь», «Мир» и «Свободу». Джулиан горячий сторонник этой группы.

– Трудной найти человека, который посмел бы поднять голос против такого лозунга, – улыбнулся Глауен.

– По общей договоренности, лозунг должен отражать лучшую часть программы, – заметил Мило.

– Не смотря на здравый смысл, противники движения ЖМС не только существуют, но цветут махровым цветом, – заметил Джулиан, не обращая внимания на замечание Мило.

– Это, наверное, СВРы, что означает «Смерть», «Война» и «Рабство», – заметил Глауен, – Я прав?

– Они очень умны и коварны! – возразил Джулиан, – Они никогда не станут так открыто объявлять о своих целях. Вместо этого мои противники называют себя Старыми Натуралистами и пытаются удержать свои позиции размахивая перед нами старым забавным документом.

– Этот документ известен как «Сборник положений Общества Натуралистов», или Законодательство. Джулиан, почему бы тебе не почитать его как-нибудь на досуге? – предложил Мило.

– Намного легче спорить, исходя из полной неосведомленности, – добродушно отмахнулся Джулиан.

– Все это меня просто шокирует, – заметил Глауен, – На станции мы рассматриваем Законодательство, как главную организующую силу на Кадволе. Любой, кто думает иначе, это или йипи, или сумасшедший, или сам Дьявол.

– И к кому ты себя относишь, Джулиан? Спросила Вейнесс.

– Меня называли самоуверенным молодым паразитом, – немного подумав, сказал Джулиан, – дятлом и дурнем, а сегодня еще и «безвкусным», но я ни йипи, ни сумасшедший и не Дьявол! Если все сложить вместе, то я ни что иное, как честный молодой парень, мало чем отличающийся от Мило.

– Поосторожней! – воскликнул Мило, – Я не уверен, что Джулиан хотел сказать мне комплимент.

– Это должно быть комплиментом! – возразила Вейнесс, – Джулиан никогда не говорит о себе иначе, как в превосходных степенях, ну или в самых модных выражениях.

– Я согласен на подобие, – согласился Мило, – Мы оба носим туфли, которые направлены носами вперед. Мы оба пользуемся столовыми приборами, чтобы не откусить пальцы. Но у нас есть и различия. Я методичен и уравновешен, в то время как Джулиан расплевывает свои умные мысли во все стороны, как собака выкусывающая блох. А уж где он их берет, это, поверьте мне, я понятия не имею.

– Я могу дать этому довольно мирное объяснение, – предложил Джулиан, – Когда я был маленьким, я очень много читал, читал днем и ночью, и таким образом я вобрал в себя идеи полутысячи ученых. Пока я пытался усвоить эту огромную кучу перемешанных постулатов, у меня начались одна за другой спазмы интеллектуального несварения, которые…

– Должна заметить, – подняла руку Вейнесс, – что стол уже почти накрыт, и если ты собираешься расширить свою метафору, ты можешь лишить кое-кого из нас аппетита. Бедная Сандж уже выглядит довольно бледной и больной.

– Учту твое замечание, – поклонился Джулиан, – Я постараюсь умерить прыть моего языка. Короче говоря, когда я обнаруживаю в своей голове очередную идею, то сразу же стараюсь выяснить ее источник. Действительно ли это моя идея или это отголосок чужого высказывания. Таким образом я очень часто не решаюсь высказать вслух ту или иную чудесную концепцию, опасаясь, что кто-нибудь более умный и эрудированный чем я обвинит меня в плагиате.

– Хороший принцип! – кивнул Мило.

– Я тоже так подумал, – подал голос Глауен, – когда несколько дней назад случайно натолкнулся на подобное высказывание.

– Да? – удивился Джулиан, – Что ты хочешь этим сказать?

– Пару дней назад, мне надо было проверить работы философа Ронселя де Руста, который входит в «Карманный путеводитель по работам пятисот выдающихся мыслителей с аннотациями к их высказываниям» Бьярнстра. В своем предисловии Бьярнстр описывает те же трудности, что и ты, используя если не те же самые, то очень похожие выражения. Конечно, это всего лишь совпадение, но очень показательное.

– Уверен, что вон там на полке у нас тоже есть томик Бьярнстра.

Сандж, развалившаяся на стуле как огромная тряпичная кукла, издала хриплый смешок:

– Мне надо бы найти экземпляр этой полезной книжки!

– Никаких проблем, – пообещала Вейнесс, – Она, кажется, есть повсюду.

– Осталась только одна загадка, – заметил Мило, – С чего это ты, Глауен, заинтересовался Ронселем де Рустом?

– Все очень просто. Намур объявил, что Руст является его любимым философом, таким образом я из праздного любопытства решил посмотреть что о нем говорится у Бьярнстра. Так что никаких тайн больше не осталось, если не считать интерес самого Намура к Русту.

– А кто такой этот любознательный Намур? – спросил Джулиан.

– Это руководитель трудовых ресурсов на станции, к стати говоря, он внештатный Клаттук.

– Где бы ни случилось что-то выходящее за рамки обычного, – сказала Вейнесс, – можете не сомневаться, что там замешан кто-нибудь из Клаттуков.

По дому прокатилась приятная мелодия. Вейнесс вскочила на ноги.

– Приглашают к столу. Пожалуйста будьте аккуратны и не забывайте о манерах.

Обед был накрыт на веранде, находящейся в тени четырех маркизетовых деревьев и открывающей широкий вид на лагуну. Леди Кора принялась рассаживать присутствующих.

– Эгон, ты, конечно, сядешь на свое обычное место. Затем… как бы это сделать получше?… далее Сандж, затем Мило, потом Клайти и, пожалуйста, Глауен. На другой стороне Вейнесс, справа от отца, а рядом с ней Джулиан, я уверена, что им найдется что обсудить. Далее Эртрун, пожалуйста. А мы с Олжин сядем вот здесь. А теперь ради мира и спокойствия давайте договоримся не разговаривать о политике.

– Из гуманистических соображений я протестую, – заявил Мило, – Ты просто заставишь замолчать Джулиана.

– Умерь свое остроумие, Мило, – сказала леди Кора, – Джулиан может не догадаться, что ты не собирался его оскорбить.

– Совершенно верно! Джулиан, учти, чтобы я не сказал, обижаться на это не надо.

– Да я и не собираюсь обижаться, – лениво ответил Джулиан, – На самом деле, я просто собирался сидеть за столом и тихо наслаждаться выдавшейся приятной возможностью.

– Золотые слова, Джулиан, – заметила его тетка, Клайти Вердженс, приятная, хотя и довольно строгого вида женщина вступившая в средний возраст, с копной каштановых кудрей, с серыми проницательными глазами и строгими чертами лица. – Это и в самом деле очень приятная возможность. Лесной воздух так освежает.

И обед начался: от жидкого супа из морских фруктов, собранных на берегу, к салату из зеленицы, окружавшему небольшой кусок жаренной дичи; затем булькающие в коричневых глиняных горшочках бобы, вместе с сосисками, пряностями и черными сморчками; и наконец, десерт из замороженного арбуза.