Тчаи: Сага странствий (переработанный перевод)

«Варгаз» осторожно приблизился, прошел вдоль полосы заросших водорослями скал и бросил якорь. Капитан сел в шлюпку и отправился на берег; пассажиры наблюдали, как он говорил с группой совершенно нагих и бледнокожих мрачных мужчин. На них были только сандалии, и головные повязки на иссиня-черных волосах.

Договорившись с островитянами, капитан вернулся. Через полчаса к кораблю подошли две большие лодки; лебедками на борт подняли несколько тюков волокна и связки канатов, а местным спустили упаковки и ящики с товарами. Спустя два часа «Варгаз» поднял якорь, поставил паруса и вышел в открытое море.

После ужина пассажиры уселись на палубе под фонарем, мерно раскачивающимся на высокой рее, и начали беседу о жителях острова Гозед и их странной вере. Вал Дал Барба, супруга Пало Барбы и мать Хейзари и Эдве, заявила, что их ритуал несправедлив.

— Почему бывают только «матери богов»? Почему эти здоровенные мужчины с каменными физиономиями сами не остаются на берегу, чтобы стать, скажем, «отцами богов»?

Капитан ухмыльнулся.

— Очевидно, они считают себя недостойными такой чести.

— У нас в Мургене подобные вещи немыслимы, — возмущенно заявил торговец. — Мы платим немаленькую сумму нашим жрецам, и они полностью отвечают за то, чтобы умилостивить бога Висму. Мы можем жить спокойно, ни о чем не думая.

— Весьма разумная система, — одобрил Пало Барба. — А мы в этом году записались в приверженцы пансогматического гносиса — очень приличная и достойная почитания религия.

— Она мне нравится гораздо больше, чем Тутеланик, — заметила мать семейства. — Один раз помолишься — и свободен целый день.

— Тутеланик — ужасная скука, — поддержала ее Хейзари. — Столько зубрежки! А помнишь ужасное «вызывание душ», когда жрецы вели себя невыносимо нагло? Пансогматический гносис нравится мне намного больше!

Дордолио снисходительно рассмеялся.

— Вы предпочитаете не уделять слишком много времени религии. Я с вами вполне согласен. Конечно, учение яо до некоторой степени синкретично, вернее, в течение цикла все стороны Невыразимого получают возможность проявить себя, так что время от времени мы переживаем критическое отношение к разным духовным системам.

Анахо, до сих пор обиженный сравнением Рейша, повернулся к нему.

— Ну хорошо, а что нам скажет наш несравненный эрудит Адам Рейш? Какие теософские знания может он разделить с нами?

— Никакие, — ответил Адам. — Или очень немногие. Мне кажется, что человек и его вера составляют единое целое. Существует нечто неизвестное. Каждый проецирует его на собственное мировоззрение и наделяет свое творение присущими ему желаниями и качествами. Тот, кто объясняет избранную им религию, в принципе объясняет самого себя. Когда фанатику противоречат, он чувствует угрозу существованию и отвечает насилием.

— Интересно! — заметил торговец. — А как же атеист?

— Он не проецирует на мироздание никакого образа и просто принимает тайны космоса такими, как они есть, не испытывая потребности надевать на них человекоподобную личину. Иначе ему придется воспринимать все, созданное им самим для удобства понимания, как нечто непреложное, и он перестанет быть атеистом.

Капитан поднял выше свой бокал, любуясь алым вином, прозрачным под лучом фонаря, и опустошил его одним глотком.

— Возможно, вы правы, но вряд ли кто-нибудь изменит убеждения под влиянием ваших доводов. Я знавал многих людей. Проходил возле башен дирдиров, гулял в садах синих часчей и видел замки ваннэков. Я знаю, каковы на самом деле эти существа и подвластные им люди — ублюдки. Я путешествовал по всем континентам Тчаи, имел тысячу друзей и тысячу женщин, я убил тысячу врагов. Мне знакомы обычаи яо, бинтов, валалуки, шемолеи, степных кочевников, жителей болот, островитян, людоедов Раха и Кислована. Я вижу разницу между ними, но вижу и сходство. Все хотят приобрести как можно больше — и в конце концов умирают. Исключений нет. Мой бог? Старый добрый «Варгаз»! Да, именно так! Как и утверждает Адам Рейш, мой корабль — это я. Когда «Варгаз» стонет, взбираясь на штормовые волны, я вздрагиваю и стискиваю зубы. Когда он скользит по темной воде под розовой и голубой лунами, я играю на флейте, повязываю себе лоб красной лентой и пью вино. Мы с «Варгазом» служим друг другу, и в тот день, когда он погрузится в пучину, я отправлюсь туда же за ним.

— Браво! — крикнул Пало Барба, учитель фехтования, который выпил не меньше, чем капитан. — Знайте все — это и мой девиз! — Он выхватил из ножен рапиру и высоко поднял ее, так что свет фонаря заиграл на блестящей стали. — Она для меня то же, что «Варгаз» для нашего капитана!

— Отец! — крикнула рыжеволосая Эдве. — А мы-то думали, что ты здравомыслящий и сдержанный пансогматик!

— Пожалуйста, вложи оружие в ножны, — приказала мужу Вал Дал Барба, — а то еще разволнуешься и кому-нибудь отрежешь ухо!

— Кто, я? Лучший на Тчаи знаток фехтования? Да как ты можешь даже вообразить такое? Ну ладно, раз ты велишь... Я меняю свой клинок на бокал доброго вина.

Беседа продолжалась. Дордолио подобрался поближе к Рейшу, встал рядом и небрежно, словно снисходя до разговора с низшим существом, произнес:

— Удивительно видеть кочевника, способного вести беседу на отвлеченные темы и отмечать столь тонкие различия между явлениями.

Рейш улыбнулся Тразу.

— «Кочевник» вовсе не значит «слабоумный».

— Не знаю, что о вас и подумать, — заявил рыцарь. — Из каких степей вы родом? Как называется ваше племя?

— Мои степи очень далеко отсюда, мое племя разбросано по Вселенной.

Дордолио задумчиво потянул себя за ус.

— Субдирдир предполагает, что вы потеряли память. По словам принцессы, вы выдаете себя за человека, прилетевшего с неведомой планеты. Молодой кочевник, который знает вас лучше всех, не говорит ни слова. Признаюсь, я испытываю нестерпимое любопытство.

— Это говорит об активности вашего мышления, — заметил Рейш.

— О, да, да! Разрешите мне задать один вопрос, который я заранее готов признать абсурдным. — Дордолио искоса внимательно оглядел Адама. — Вы считаете себя пришельцем из другого мира?

Рейш засмеялся и подумал немного.

— Существует четыре возможности, — наконец сказал он. — Если я действительно инопланетянин, то мог бы открыться вам или солгать. Если обычный уроженец Тчаи, тоже ответил бы либо утвердительно, либо отрицательно. В первом случае я рискую вызвать серьезные неудобства. Во втором — выставлю себя трусом и потеряю самоуважение. Третий доказывает, что я безумен; следовательно, единственное заявление, которое вы примете как правдоподобное — четвертое. Таким образом, ваш вопрос, как вы сами признали, лишен смысла.

Дордолио сердито потянул себя за ус.

— Вы, случайно, не разделяете воззрений членов культа?

— Вероятно, нет. Что это за организация?

— «Инспираторы великой реверсии», которые в прошлом цикле стали причиной гибели двух наших великолепных городов.

— Но я слышал, что их разрушили ракетой, запущенной неизвестными.

— Не важно — культ спровоцировал нападение, его последователи — причина наших несчастий.

Адам покачал головой.

— Непонятно! Жестокий враг разрушает родные места, а ваша ненависть направлена не против этого неведомого противника, а против образованных и, очевидно, честных представителей вашего собственного народа. Мне такое чувство кажется извращенным.

Дордолио окинул собеседника холодным взглядом.

— Ваши высказывания часто граничат с оскорблением.

Рейш засмеялся.

— Как угодно. Но я ничего не знаю о вашем культе. Что же касается моего происхождения, предпочитаю считаться потерявшим память.

— Любопытный пробел. Во всех остальных случаях вы очень удачно защищаете свои взгляды.

— Удивляюсь, почему вас так интересуют отвлеченные темы, — пробормотал Адам. — А если бы я сейчас сказал вам, что действительно прилетел с далекой планеты?

Дордолио надул губы и уставился на фонарь.

— Ну не знаю — вы застали меня врасплох. Ну хорошо, давайте оставим подобные разговоры. Даже страшно представить себе — древний мир, населенный только людьми!