Поезд Ноя

Серафимом или Досифеей. Он попросту пожалел своих учеников, устранил возможную путаницу в умах. Потому что главное всегда оставалось неизменным.

Егору неожиданно захотелось сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Слова Деминтаса, его страстные интонации действовали чарующим образом. Залезть бы и впрямь в бронированную башню, врезать прямой наводкой по одной из лун. И хорошо бы еще попасть. Чтобы брызнула расколотой лампочкой, россыпью метеоритов изрешетила вселенную.

Марат, расправившись с последним рожком, устало попытался сесть. Горлик, глядя на него, чуть шевельнулся, но колени "беллетриста" заскользили по мокрой крыше, и он вновь ухватился за вентиляционную трубу.

- А счастье? - вспомнил Егор. - Почему вы ничего не говорите о счастье? Ведь мы его тоже заслуживаем!

- О счастье, Егор, тоскует слабое время. Сильное время тоскует о подвигах.

- Но ведь оно все равно существует? Должно существовать!

- Оно есть. Везде и всюду. Потому что оно как воздух. Надо лишь научиться задерживать дыхание, ощущать его в себе. Деминтас взмахнул рукой. - Оглянитесь! Мы летим на скорости семьдесят километров в час, под нами бездна и пенные, кишащие акулами воды. Все против нас! Все от верха и до самого низа, а мы живы! Вопреки логике, вопреки тысячам черных пророчеств. Вот и сумейте оценить это мгновение! По достоинству оценить! Расширьте глаза и признайтесь себе открыто, разве в данную минуту вы не счастливы?

- Пожалуй, что да...

- Ну вот! А я что говорил! Тот же Достоевский почитал за счастье свои припадки, что не мешало ему кричать во время падучей от боли. Такая вот кулебяка! Все его герои от Смердякова до князя Мышкина страдали эпилепсией. Величие боли, способность прозревать через страдания - даже через банальный геморрой! Он понимал это лучше других. Потому и стал Достоевским!

Сунув руку за пазуху, Деминтас вынул черный длинноствольный пистолет, сунул в ладонь Егора.

- Держите!

Егор с готовностью стиснул мокрую рукоять.

- Спускайте с предохранителя и покажите им всем, кто вы есть. И даже не кто вы есть, а то, что вы ЕСТЬ и ЖИВЕТЕ, что вы и впрямь существуете. Ну же!

Егор выстрелил, и Марат завистливо поднял голову. Пьянея от нового, доселе незнакомого чувства, Егор выстрелил снова. И неожиданно вспыхнуло северное сияние. То есть, это только так его называли для простоты. Сам Егор слышал о нем десятки раз, видел отсветы в матовых окнах, но чтобы в ответ на его пули и прямо над головами - такого еще не бывало. Три бледно-розовых Луны одновременно всплыло из-за горизонта - каждая со своей определенной стороны и, сойдясь в зените, взорвались бесшумным фейерверком. Время остановилось, и каждый осколок на миг показался Егору пульсирующим, а может быть, мигающим глазом. Большие и малые, фиолетовые и золотистые, они кружились и сталкивались в черном плачущем небе, неровный их свет обжигал роговицу, смотреть вверх становилось больно. Егор опустил голову и ахнул. То есть, возможно, это ему только показалось, но в жутковатом