Поезд Ноя

ыми.

- Тогда уж не Мальтуса, а господина Тейлора! Это он первый заговорил о мести природы.

- Не знаю... - Егор качнул головой. - Можно ли назвать всемирный потоп местью природы.

- Разве нет? Океан тянется не в абстрактную пустоту, а к нам. Вектор приложения силы - направлен к человечеству. Убежден, когда захлебнется последний из жителей планеты, все само собой успокоится. Животное по имени Земля вздохнет с облегчением, ноосфера скомандует отбой, вода пойдет на убыль. Подобно очищающей лимфе она сделает свое дело, на сдобренных тиной равнинах зародится новая жизнь. Все проще пареной репы, Егор! Природа неистребима. Просто она долго раскачивается. Все ее потопы сродни одному нашему движению, когда ладонью мы утираем с лица пот или налипшую мошкару. Вы правы в одном, нас и впрямь стало слишком много - настолько много, что это ощутила даже Земля.

- Фрактальщики утверждают, что Земля пустотела. Выкрикнул Егор. - А может, все обстоит чуточку иначе? Может, там внутри - особая земная кровь? Или та же морская вода? Тогда потоп - обычное кровотечение. Пока раны не зажили, кровь будет бежать и бежать.

- Красиво, - Деминтас кивнул. - И потому скорее всего неправда.

- Почему же?

- Потому, дорогой Егор, что мы живем в эпоху Апокалипсиса, в годы, когда красота рушится и нивелируется. Больные редко бывают красивыми. Не самым лучшим образом выглядит и смерть. А значит, начинают доминировать иные понятия, иные категории. Скорее всего нас вообще не должна интересовать первопричина потопа.

- То есть?

- Все просто, Егор. Помните, мы говорили о смерти зачем, дескать, она приходит, зачем приключаются болезни, - и тут то же самое. Интересен не факт потопа, интересен вывод, который нам навязывается. В очередной раз человечеству, словно капризному больному, дают кулаком в глаз, напоминая о главном. А главное всегда было и есть - наше собственное необъясненное "я". От дарвиновского вопроса "кем мы должны стать?" мы вновь возвратились к исходному "кто же мы такие?". Нет точки отсчета, не будет и пути. Решительные люди, вроде вашего братца, движутся вперед, расплевавшись с системой координат, довольствуясь одной лишь почвой под ногами. Это люди-ледоколы и люди-танки. Такие, как вы, топчутся на месте. Если рассуждать логически, траектории - той, что выписывают сейчас эти пули, у вас нет. Ни у Горлика, ни у того же Путятина.

- А у вас?

- И у меня нет. - Деминтас бодро хлопнул Егора по спине. - Мы трусы, понимаете? И потому постоянно оглядываемся на других, измеряем прожитое общепринятыми мерками, а это глубоко ошибочная практика. У каждого из нас свои буйки, свои заветные глубины. Кто-то рожает детей, кто-то считает и копит в мензурках дождевые капли. Тот же Диоген в своем пивном бочонке жил небесцельнее изобретателя космических ракет, а уличный идиотик впитывает в себя столь же великое число истин, сколько способен разглядеть самый пытливый психолог. Вероятно, и Серафиму Саровскому в сущности было не так уж важно, кем именно быть - Серафимом