Симбиоз

Эта простая логика, как видно, озадачила аев. Они заметались над опушкой, оглушили беспорядочным свистом. Наконец один из них подлетел и безбоязненно сел на ствол излучателя робота.

- Если вы не уххи, то почему вас не трогают ззумы? Они никого не пускают на это поле.

- Но они пускают вас.

- Только ночью. Таков закон. Ночью мы спим в норах, приготовленных ззумами, и они нас охраняют от диких обитателей леса, которые охотятся по ночам. Уххи приходят на рассвете и уносят в свои пещеры всех умерших, всех, кто не улетает...

- Все это очень интересно, - запел робот, удивив космолетчиков такой не свойственной машине дипломатией. - В другой раз я с удовольствием побеседую с вами на эту тему. А сейчас мне хотелось бы встретиться с вашими старейшинами.

Аи не поняли, зачирикали, запересвистывались.

- Кто такие - старейшины?

- Есть же у вас главный, первый, кого бы вы слушались.

- Мы слушаем всех.

- Не слушаете, а слушаетесь. Чье слово было бы для вас законом.

- Закон один - жить, петь, любить, ночью спать в мягких норках, а утром успеть улететь в лес.

- "Жить, петь, любить!" - передразнил робот. - И никаких обязанностей?

- Что такое - обязанности?

- То, что вы обязательно должны делать.

- Мы обязательно должны приносить ззумам сладкие плоды с вершин деревьев. Надо же кормить своих слуг. Кто больше приносит, у того мягче постель...

- Все ясно, - сказал Брянов. - Вырождающийся разум.

- Почему именно вырождающийся? - спросил Устьянцев.

- Без обязанностей разум деградирует. Этот симбиоз - аи-ззумы, который им кажется всеобщим счастьем, начало конца. Разум вырождается в инстинкт...

- Как дела? - запросили со звездолета. Теперь на экране было лицо главного психолога Большакова.

- Робот Нины по-прежнему молчит? - в свою очередь, спросил Брянов.

- Молчит.

- Значит, непосредственной опасности пока нет.

- А если робот как-нибудь нейтрализован?

- Он бы успел подать сигнал бедствия. В любом случае успел бы.

- Вы что же - висите и ждете?

- Ведем переговоры с птицами.

- Ну и как? - В голосе Большакова была ирония.

- Узнаем, сообщим, - ответил Брянов и демонстративно отвернулся от экрана связи с звездолетом.

Робот между тем расспрашивал о ззумах. Это были те самые четырехлапые черные жуки, которых космолетчики случайно увидели утром. Жуки пеленают умерших аев в коконы, а потом за этими коконами приползают уххи. На вопрос, почему ззумы выполняют эту работу, последовал ответ, что они боятся уххов и служат им.

А время шло. Солнце поднималось все выше, нагревая воздух над поляной. Переговариваясь, робот медленно переполз в тень леса, что, впрочем, не вызвало беспокойства аев. Похоже было, что они вообще ничего не опасались, рассказывали о себе, о ззумах с подкупающей откровенностью. И ничего сами не спрашивали. Тогда робот задал прямой вопрос: не видели ли они, куда делся вышедший из аппарата человек? Спрашивал он это долго, объясняя и так и этак, стараясь, чтобы его правильно поняли.

Слушая эти монотонные пересвисты, Брянов оглядывал полиэкран. Все на нем было без изменений: сверкающая в солнечных лучах жесткая гребенка леса, порхающие птицы-мотыльки, поле, поросшее жесткой травой, испещренное воронками, взбугренное. И в то же время ему показалось, будто что-то изменилось на этом поле. Брянов еще и еще раз обежал глазами экранные клеточки и вдруг заметил, что один из холмиков вроде бы вырос в размерах, и трава на нем шевелилась, словно под ветром.

Вдруг этот холм раскололся, и из него вертикально вверх полоснуло слишком хорошо знакомое космолетчикам оранжевое пламя плазменного излучения. И вслед за этим сразу же, без паузы, зачастил сигнал бедствия.

Робот, разговаривавший с аями, бросился к вспучившемуся холму. Аи шарахнулись в другую сторону, в лес, расселись на ветках рядками, как зрители в театре, заинтересованно следили за происходящим. Похоже, их вовсе не пугало пламя, и страшились они только одного - пересекать невидимую черту, обозначенную линией воронок и холмов.

Пламя опадало медленно. Но еще до того, как оно опало, из холма поднялось что-то бесформенное и пошло к центру поля. С него ошметками опадала черная дернина. Скоро в нем можно было узнать робота. Белая паутина космами свалявшегося войлока опутывала его, свисала с излучателей и антенн, волочилась следом. На вытянутых манипуляторах он нес большой белый кокон. Второй робот подбежал к нему, ловко перехватил кокон, и они один за другим еще быстрей покатились к тому месту, где в нескольких метрах от поверхности помигивал желтый импульс, обозначавший конец нити.

"Вибрик" осел немного, когда оба робота повисли на нити, качнулся и медленно пошел вверх, втягивая в себя тяжелую ношу.

- Хочешь увести аппарат? - спросил Устьянцев, когда они поднялись уже на добрый километр.

- Потом вернемся, - ответил Брянов.

- Я бы не спешил. Выясним, что с Ниной...

- Спит Нина, спит в коконе. - Он кивнул на ее персональный пульт, где теперь светились все приборы, обозначая дыхание, температуру, давление крови.

- Слишком беспокойно спит. Кошмары. - Устьянцев, в свою очередь, кивнул на небольшой светившийся малиново прибор - психометр. - И понаблюдать надо бы за полем. Другого такого случая может не представиться.

Брянов поморщился и перевел аппарат в режим равновесия.

Через четверть часа в карантинной камере они разрезали упругую паутину кокона. Нина проснулась, и сразу резко подскочили все параметры ее организма: участилось дыхание, даже повысилась температура тела.

- Какой ужас! - вскрикнула Нина. - Они их едят!

- Кто? - спросил Брянов, удивляясь тому, что легкий скафандр Нины был совершенно цел и что облепленные паутинной слизью легкие антенны переговорных устройств работали исправно.

Роботы хлопотали над анализами паутинной ткани, слизи, воздуха в камере, а Брянов тщетно пытался оттереть прозрачный пластик шлема, чтобы увидеть наконец лицо Нины.

- Кто кого ест? - переспросил он.

- Ззумы... аев, - с отвращением выдохнула Нина.

- Уххи?..

- Нет никаких уххов, совсем нет. Это выдумка.

- Чья? - усмехнулся Брянов. Он не испытывал никакой тревоги, а необычные названия - аи, ззумы, уххи - его просто забавляли.