Степфордские жены

Она обвела взглядом комнату. Окна, мебель были едва различимы в тусклом свете от плафона в ванной комнате детей. Джоанна распустила волосы и несколько раз провела руками по талии.

— Тебе надо было разбудить меня. Я бы не возражала.

Уолтер ничего не ответил.

— Послушай, дружок, не надо этим заниматься, — негромко произнесла Джоанна.

— Да я просто не хотел тебя будить, — оправдывался он. — Ты так крепко спала.

— Ладно, но в следующий раз буди меня.

Уолтер перевернулся на спину. Холмика в паху не было.

— Ты что… уже все?

— Нет, — ответил он.

— Ох-х-х, — выдохнула Джоанна. — Тогда, — она с улыбкой посмотрела на него, — я готова. — Передвинулась на его половину, повернулась к нему, обвила его тело руками; Уолтер повернулся к ней; они обнялись, и их губы слились в поцелуе. От него пахло шотландским виски. — Я думаю, мы приняли отличное решение, — прошептала Джоанна ему в самое ухо и, задыхаясь, простонала: — О господи…

Такое, как в этот раз, они испытали впервые — по крайней мере, Джоанна.

— О-о-о, — произнесла она, выходя из ванной. — Я до сих пор еще вся дрожу.

Уолтер, сидя на кровати с зажженной сигаретой, смотрел на нее улыбаясь.

Она села рядом с ним, приникла к нему, положила его руку на свою грудь.

— Ну, что там происходило? — спросила она. — Смотрели порнофильмы или еще как-нибудь развлекались?

Он улыбнулся:

— Если бы! Ничего подобного не было. — Уолтер поднес сигарету к ее губам. Джоанна затянулась. — Обули меня на восемь с половиной долларов в покер и вконец достали своими занудными рассуждениями о злонамеренных действиях зонального комитета в отношении Истбридж-роуд.

— А я боялась, что ты попал в аварию.

— Я? После двух стаканчиков скотча? Они вовсе не горькие пьяницы. А ты чем занималась?

Джоанна рассказала, что делала; поделилась и своими надеждами, связанными с фотографией чернокожего человека. Уолтер рассказал ей о некоторых людях, с которыми встретился: о педиатре, которого рекомендовали семейства Ван Сентов и Клейбруков; о художнике-иллюстраторе журналов, считающемся местной знаменитостью; двух юристах; психиатре; шефе полиции; директоре торгового центра.

— Психиатр, должно быть, является горячим сторонником допущения в Ассоциацию женщин? — предположила Джоанна.

— Ты права, — подтвердил Уолтер. — А также и доктор Верри. Что думают другие, я не знаю. Просто мне не хотелось проявлять активность во время первого посещения Ассоциации.

— А когда ты пойдешь туда снова? — спросила она и вдруг напугалась, что он может ответить, что пойдет туда завтра.

— Не знаю, — ответил он. — Понимаешь, я не хочу возводить эти посещения в жизненно необходимый ритуал, как это сделали Тед и Вик. Думаю, пойду через неделю, не раньше. А впрочем, не знаю. Это один из аспектов жизни в провинции.

Она улыбнулась и прижалась к нему сильнее.

Нащупывая ногами ступеньки и неся в руках тяжеленную корзину с только что выстиранным бельем, лавируя между перилами, Джоанна одолела уже треть лестничного подъема, когда этот распроклятый телефон вдруг зазвонил.

Она не могла поставить свою ношу на ступеньки: корзина скатилась бы вниз; а ширина лестницы была недостаточной для того, чтобы повернуться и спуститься вниз. Ей ничего не оставалось, как продолжать подниматься, нащупывая ступени ногами, отвечая каждому телефонному звонку фразой «еще одна ступенька», «еще одна ступенька»…

Она одолела лестницу, поставила корзину на пол и подошла к письменному столу в кабинете.

— Алло, — произнесла Джоанна голосом, в котором, как ей показалось, напрочь отсутствовали вежливость и дружелюбие.

— Здравствуйте, это Джоанна Эберхарт?

Голос в трубке был громким, радостным, дребезжащим; точь-в-точь голос Пегги Клевенджер. Но Пегги Клевенджер, по последним сведениям, работала в «Пари-Матч», вряд ли знала о замужестве Джоанны, не говоря уже о ее нынешнем месте жительства.

— Да, — ответила она. — С кем имею честь?

— К сожалению, нас не представили друг другу, — голос уже звучал не так, как голос Пегги Клевенджер, — но я хочу сделать это прямо сейчас. Бобби, я хочу представить тебя Джоанне Эберхарт. Джоанна, я хочу представить вас Бобби Маркоу — пишется К-О-У. Бобби живет уже пять недель в округе Аякс и очень хотела бы познакомиться с человеком, в котором серьезное увлечение фотографией сочетается с интересом к политике и Движению за равноправие женщин. А это как раз и есть вы, Джоанна, как об этом говорится в «Степфорд Кроникл», или попросту в «Кроникл», в зависимости от того, какое название вам, как журналисту, кажется более подходящим. Скажите, они точно описали ваши пристрастия? И вас действительно не сильно трогает, какого цвета мыльница лучше, розового или голубого? Представьте себе, что у вас полная свобода выбора, станете ли вы надраивать свой дом до блеска, не жалея чистящего порошка «Чармин»? Алло? Вы еще здесь, Джоанна? Алло?

— Алло, — ответила Джоанна. — Да, я здесь. А что я делаю сейчас! Алло! Черт возьми, а ведь это чистящее средство стоит того, чтобы его рекламировать!

— Какое удовольствие находиться в кухне, в которой царит кавардак! — объявила Бобби. — Здесь немного не хватает того, что есть у меня: у вас нет ручных прессов для выдавливания арахисового масла; они устанавливаются на специальных подставках, но от этого ваша кухня только выигрывает, правда, я не шучу. Так что примите мои поздравления.

— Если хотите, я могу показать вам наши убогие, обшарпанные ванные комнаты, — сказала Джоанна.

— Спасибо, но давайте сначала выпьем кофе.

— Растворимый пойдет?

— Вы думаете, здесь пьют что-либо другое?

Бобби была коренастой коротышкой, на ней была голубая рубашка из хлопкового трикотажа, джинсы и сандалии. Большой рот был заполнен двумя плотными рядами ослепительно белых зубов; от голубых глаз не ускользало ничего; круглая голова покрыта коротко подстриженными черными волосами. Маленькие руки, грязные пальцы ног. С мужем, которого звали Дэйв и который работал биржевым аналитиком, они нажили трех сыновей, десяти, восьми и шести лет. Под одной крышей с ними жили старая колли и корги. [10] Бобби выглядела немного моложе Джоанны, на вид ей было тридцать два-тридцать три года. Она выпила две чашки кофе, съела песочное колечко в шоколадной глазури и рассказала Джоанне о женщинах, живущих в проезде Фоксхоллоу-лейн.

— Мне иногда кажется, что там происходит какое-то общенациональное соревнование, о котором никогда не объявлялось, — сказала она, слизывая шоколад с кончиков пальцев. — Приз в миллион долларов и… Пол Ньюмен [11] в качестве рождественского гостя в самый чистый из домов. Я хочу сказать, что они только и делают, что скребут, скребут, скребут; натирают, натирают, натирают свои полы мастикой…

— Здесь все то же самое, — перебила ее Джоанна. — Даже по ночам! И мужчины все…

— Ох уж эта Ассоциация мужчин! — воскликнула Бобби.

Они заговорили о ней — о закоснелой женофобии, объединяющей ее членов, — об истинной несправедливости: в городе не существует ни одной женской организации, даже такой безобидной и беззубой, как Лига женщин-избирательниц.

— Поверьте, — сказала Бобби, — я прошерстила здесь все и обнаружила только Клуб огородниц да еще несколько групп при разных церквях, объединяющих выживших из ума склочных старух, — и от того, и от другого меня просто воротит. Наша фамилия «Маркоу» — это редуцированная форма фамилии «Марковиц». [12] В городе существует Историческое общество, чуждое женофобии, но стоит войти туда и поприветствовать его членов, как вы немедленно почувствуете себя попавшим в паноптикум.

Дэйв состоял в членах Ассоциации мужчин и, так же как и Уолтер, полагал, что ее можно изменить, действуя изнутри. Но Бобби разбиралась в проблеме лучше: