Сатори (СИ)

Тарам брел и все ниже опускал голову. Ведь он все это знал: власть абсолютна и справедлива. И, как и когда он дерзнул в этом сомневаться? Видимо говорящие головы были правы, он стал настоящим врагом, который теперь может просить для себя только быстрой смерти.

Где-то вдалеке стал виден конец зала. Там была дверь, за которой Тарама не ждало ничего хорошего. Но кому и что он мог сказать? Только смерть могла исправить такого человека как он.

- Скажи мне просто, зачем ты сюда пришел? - К Тараму обращалась одна из последних голов в ряду. Холеное лицо с ухоженной щетиной на щеках, лысый череп и изящные очки на переносице. Подвижное лицо то и дело корчило какие-то непонятные гримасы лихо загибая бесцветные брови то над одним, то над вторым глазом.

- Я не... - Тарам мучительно пытался вспомнить, как и зачем он здесь оказался. - Я не знаю.

- Понятно ли тебе что ты последняя тварь? Все что ты себе думал до этого, все это просто детский лепет, только утяжеляющий твою вину. Понятно ли тебе это?

Тарам обреченно кивнул.

- И зная все это, ты осмелился прийти сюда и что-то там лепетать о своих оправданиях, отвлекая уважаемых и взрослых людей?

Тарам стоял понурившись, размазывая по щекам слезы.

- Пшел вон отсюда, надеюсь ханы не пощадят тебя.

Не чуя под собой ног и плохо соображая Тарам поплелся к выходу. У самой двери он остановился и повернулся. На него смотрели сотни ненавидящих его глаз и не было никого, кто бы пожалел его. Обреченно вздохнув Тарам навалился на дверь и вышел из зала.

За дверью была пустота, прохладный воздух и полное одиночество. Плохо соображая Тарам запер за собой дверь и медленно опустился на пол. Он не чувствовал ничего кроме полного опустошения. Думать не было никаких сил.

Чего он хотел, на что надеялся? Зачем отправился сюда, имея какую-то надежду на то, что его выслушают и поймут? Но это смешно, и теперь он это отчетливо понимал. На самом деле он был кругом виноват еще с самого рождения, и отрицать это было бы глупо.

Ханы велики и могучи. Они вершат великие, непонятные простому человеку дела. На них держится все мироустройство. И какое им дело до какого-то там Тарама, старосты сто второй деревни, вора и негодяя? Какие могут быть старосты в решении проблем державы, вопросах войны и мира, жизни и смерти, правды и лжи? Тарам усомнился в самих устоях мира, заблуждался давно и целенаправленно. Вот как становятся врагами, участь которых незавидна.

Собрав последние силы, он поднялся и прихрамывая поплелся к огромной резной двери за которой находились хоромы великого хана Ясноокого.

За дверьми его ждало огромное светлое помещение. После всех путешествий по полутемным залам стало больно глазам, Тарам зажмурился. Великолепие убранства поражало. Везде было золото. Огромные изящные статуи, изображавшие невиданных зверей, многочисленные массивные колонны, прозрачные витрины за которыми находилось еще больше золота.

В отдалении на высоком пьедестале из золота украшенном великолепной резьбой стоял огромный стол. Стол был такой величины, что заполнил бы собой всю избу Тарама, не оставив свободного места.

За столом восседал сам хан Ясноокий, увидев его Тарам тут же упал на пол.

Хан был велик, ростом он был выше Тарама на три головы. Размеры его туловища поражали своей необъятностью. На огромной голове его с узким разрезом глаз блистал прекрасный золотой шлем. Одеяния его, выполненные из прекрасно обработанной людяковской кожи, сидели на нем как влитые. Горделивая осанка выдавала в нем хана властительного и непререкаемого, не терпящего никаких возражений и отговорок. Из далека казалось, что от этой мощной фигуры даже исходит сияние.

Это был могущественный человек, опора стабильности и безопасности державы. В руках ханов была сосредоточена абсолютная власть, ставить под сомнение которую никто не смел.

Тарам лежал ни жив ни мертв. Он так и не мог привыкнуть к этой ослепительной, блистающей власти. Сейчас он чувствовал себя полным ничтожеством, коим несомненно и являлся.

Мощный голос хана прогремел как гром откуда-то сверху:

- Кто таков? По какой надобности?

- Тарам я, ваше величество, - голос предательски дрожал, губы пересохли, - Староста сто второй деревни.

Повисла зловещая тишина. Слышно было как поскрипывают при дыхании на хане его кожаные одежды.

- Как ты посмел сюда явиться, собака! Почему ты еще жив?!

Страх сковал Тарама и выбил из его горла последние слова. Он лежал просто парализованный страхом и не мог вымолвить даже звука.

Что-то зашумело, послышались звук отодвигаемого стула и мощные, тяжелые шаги. В следующий миг Тарам ощутил сильный удар железным ботинком по голове, но боли он не почувствовал, страх полностью владел им.

Голос хана звучал над ним все усиливаясь и переходя в крик:

- Тварь подметная! Паскуда! Убить меня вздумал?

Удары градом сыпались на тело Тарама. Попадало по голове шее, по спине и по ногам. Он так и не мог ничего вымолвить, только жалобно скулил и пытался прикрывать голову руками.

- Сидел там, молчал, все глазками своими моргал! Испортил таких калахов у себя в деревне и в окружающих! На кол тебя! Четвертовать! Распять! Сжечь! Остатки собакам выкинуть!

Ярость обуяла хана. Бил он беспорядочно руками и ногами и тем что под руку попадется. Бил долго и сосредоточено, при этом выкрикивая самые страшные ругательства на пополам со слюной. Лицо его стало багровым. Золотой шлем съехал с головы хана, а на бритой голове выступили крупные капли пота. На лице Тарама не осталось живого места - одно сплошное кровавое месиво.

Запыхавшись, хан отступил. С брезгливостью он смотрел на копошащийся на полу и отплевывающийся кровью кусок мяса.

Тарам беспомощно возился на полу тщетно пытаясь встать, ничего не получалось. Глаза не открывались, рот был заполнен кровью.

- Ваше... - слова тонули в потоке крови изо рта, четко выговорить не получалось, на пол выпадали выбитые зубы, - Ваше велищество, что же я... Прошу!

- Просишь ты!? - голос хана стал подозрительно добрым, - А вот сейчас мы тебя на кол то посадим, там и попросишь. Стража!

Где-то хлопнула дверь, послышались торопливые шаги. Чьи-то руки уверенно подхватили Тарама и оторвали от пола. Стальной голос хана отчеканил:

- В суд его!

Услышав эти слова Тарам потерял сознание.

Очнулся он от того что кто-то вылил на него ведро воды. Все тело болело, каждое движение причиняло боль. Тарам попробовал открыть глаза, получилось с трудом. Один глаз не открывался вовсе, второй приоткрылся наполовину. Во рту стоял металлический привкус крови. Тарам попробовал оглядеться.

Его худшие опасения подтвердились. Он находился в судебном зале. Огромный зал был заполнен зеваками и прислужниками ханаата. Все с интересом разглядывали Тарама. Кто-то перешептывался, с задних рядов раздавался приглушенный смех.

Тарама схватили подмышки и попытались поставить на ноги. Боль овладела его телом. Тарам застонал и снова чуть не потерял сознание. Его грубо встряхнули и поставили на колени перед каменной статуей.

Статуя представляла из себя фигуру человека в полный рост, в судебном одеянии. Выражение высеченного лица было надменным, глаза смотрели куда-то вдаль, казалось изображенный человек просто не может заставить себя смотреть на обвиняемого из-за какой-то сверхъестественной брезгливости. А если бы и посмотрел, то не увидел бы ничего кроме пустого места. Это не было взглядом человека, это был взгляд бездушного инструмента, настроенного своим создателем только лишь для того чтобы карать. Надо было отдать должное тому художнику кто делал это изваяние - судья получился как живой, но в то же время абсолютно и запредельно мертвый.

По правую руку от Тарама находился хан. Лицо его не выражало никаких эмоций.

- Очухался? Не падать, стоять перед судьей! - Хан не спеша прохаживался вокруг Тарама, заложив руки за спину. - Ну что же, начнем.

Тарама качало, из последних сил он пытался удерживать равновесие.