Сон или явь?

— Да, эти пульты — сущее наказание, — пробормотал Тимберлейк. — Неудивительно, что у наших ОИРов поехала крыша.

Флэттери наконец рискнул отвести глаза от пульта:

— Ты бы помолчал, Тим. Для нормально функционирующего ОИРа эта часть работы — детские игрушки. Ведь с большинством проблем корабельного гомеостаза они могли справиться на уровне рефлексов.

— Вроде того, — заметил Бикель.

— Довольно! — взорвался Флэттери. — Я просто хотел сказать…

Он не успел договорить, поскольку на пульте управления вдруг замигали три желтые диагональные полосы. Руки Флэттери метнулись к кнопкам, но тут Бикель рявкнул:

— Колебания гравитации! — И метнулся к своей койке.

Коконы тут же закрылись, и астронавты почувствовали рывки и тошнотворные перемены силы тяжести, вызванные нарушением системы централизации гравитации, — те самые, что убили Мэйду.

Бикель следил за тем, как руки Флэттери с уверенностью хирурга отчаянно пытаются вернуть систему в равновесие. Толчки и рывки стали затихать. Наконец Флэттери окончательно отрегулировал центровку и продолжал, как будто ничего не случилось:

— Если помните, Миртл как-то заметила: «У меня нет воплощения». Среди той чуши, которую она несла, только это и можно было разобрать. Кроме того, ведь кроме серого вещества мозга, у нее не было плоти. А потом, помните, после долгого молчания, она заявила: «Я считаю пальцы». У нее не было ни пальцев, ни сознательных воспоминаний о пальцах. А потом этот ее последний вопрос: «Почему вы все такие мертвые?» Хочется надеяться, что эти заявления и вопросы были сформулированы чисто случайно.

— По-моему, она обращалась к нам. К экипажу, — вздохнул Бикель. — Да, конечно, это чистое безумие, но все же это был прямой вопрос через вокодер, а единственными слушателями могли быть только мы.

— Если только она не обращалась к колонистам в гибертанках, — заметил Флэттери. — При некоторых обстоятельствах они могут показаться совершенно мертвыми.

— У Миртл была прямая связь с сенсорами гибертанков, — возразил Тимберлейк. — И она прекрасно знала, что колонисты живы.

Бикель кивнул.

— А как насчет Малыша Джо, который вопил из каждого корабельного вокодера: «Я проснулся! Господи, я проснулся!»

— Возможно, призыв о помощи, — сказал Флэттери. — Большинство безумцев так или иначе взывает о помощи.

— Остается Харви, — сказал Бикель. — Харви заявил: «Вы заставляете меня болеть!»

— Ну, это-то легче легкого, — сказал Флэттери. — Обычный бред сумасшедшего.

— Тем не менее нам всем известно, что он имел в виду, — возразил Бикель. — Я, честно говоря, не заметил, чтобы кто-нибудь удивился, когда Харви произнес: «Все потеряно!» и отключился… — навсегда. Мы все этого ожидали, сами знаете. После этого мы остались с тремя мертвыми ОИРами на руках.

От откровенности и жесткости, с которыми это было сказано, Тимберлейка почему-то охватила печаль, причины которой он не смог бы объяснить. Он никогда не питал привязанности к ОИРам. Скорее, общаясь с «корабельными существами», он испытывал какое-то смутное чувство вины. Раджа Флэттери всегда уверял его, что это чисто субъективное отношение. Радж был убежден, что сложный организм, состоящий из ОИРа, корабля и компьютера, вполне удовлетворен своим образом существования, поскольку имеет при этом ряд преимуществ.

«Интересно, каких таких преимуществ? — удивился про себя Тимберлейк. — Продолжительность жизни? Но что такое три-четыре тысячи лет жизни, если каждый день для тебя сущий ад?»

Внезапно резкий скачок перегрузки прижал его к койке. Никакого предупредительного сигнала не прозвучало — ни звонка, ни сигнальных вспышек. Кокон резко закрылся, и только тут на пульте управления загорелась красная лампочка, а на экране зазмеились желтые линии.

Флэттери тыльной стороной ладони резко хлопнул по кнопке отключения гравитации. Перегрузка стала ослабевать. Желтые линии исчезли. Зато красный индикатор продолжал полыхать.

— Повреждение в третьем корпусе, секция шесть-четырнадцать, — констатировал Флэттери. Он начал активировать датчики дистанционного контроля, чтобы обследовать указанное место.

Совершенно инстинктивно, никого не спрашивая, Бикель взял управление на себя и приказал:

— Тим, займись гравитационными повторителями. Пока проверяешь характер повреждений, держи гравитацию отключенной и постарайся снова сбалансировать систему.

Тимберлейк, повинуясь приказу, придвинул пульт поближе.

Бикель подтянул к себе пульт ППУ, перевел на себя управление компьютерными системами и начал вводить в компьютер команды. С чем, интересно, мог столкнуться корабль, что объясняло бы столь резкое отклонение? Что зарегистрировали автоматические датчики?

Компьютер почти сразу начал выдавать данные — даже чересчур быстро.

— Ошибка, — объявил Флэттери, глядя на появляющуюся на экране информацию.

Во внезапном припадке ярости Бикель нажал кнопку отключения компьютера и вошел в систему для стандартной проверки функционирования.

— Ты вошел в компьютер! — дрогнувшим от страха голосом пробормотал Флэттери. — Но ведь у тебя нет ни схем, ни описаний. Ты можешь нарушить всё программное обеспечение.

— Прекрати! — крикнул Тимберлейк, приподнимая голову и глядя на Бикеля.

— А ну заткнитесь, вы, оба! — рявкнул Бикель. — Да, компьютер — тонкая штука, но что-то в нем явно не в порядке — причем настолько, что мы можем погибнуть!

— Думаешь, у тебя есть время провести восемьсот тысяч тестов? — спросил Тимберлейк. — Не сходи с ума!

— То, что ты собираешься делать, строжайше запрещено, — заметил Флэттери, стараясь говорить спокойно. — И сам знаешь почему.

— Только не надо меня учить, — отозвался Бикель.

Говоря это, Бикель подключился к памяти компьютера, вошел с ней в прямой контакт, стараясь при этом действовать как можно аккуратнее.

— Ты совершаешь ошибку, — уговаривал Тимберлейк. — Для устранения неисправности требуется шесть или семь тысяч техников со вторым подобным компьютером. Ты готов…

— Не отвлекай меня, — буркнул Бикель.

— А что, собственно, ты ищешь? — спросил Флэттери. Несмотря на страх, ему стало интересно. Он понял, что Бикель, который практически никогда не шел на попятную, не рискнул бы оставить их без такого жизненно важного устройства, как бортовой компьютер.

— Проверяю доступность периферийных участков памяти, — ответил Бикель. — По-моему, неполадки где-то в контурах. Они должны будут проявиться при вводе и выводе данных. — Он кивнул на шкалу диагностического устройства на пульте. — Ага, вот оно!

Стрелка прибора метнулась до предела вправо, а потом вернулась на ноль. Бикель медленно ввел программу общей диагностики, проверил каналы выдачи данных.

На экране стали появляться сведения о неправильно функционирующих участках памяти. По мере появления на экране цифр, Бикель вслух комментировал их.

— Область виртуальной компьютерной памяти не функционирует. Протонная масса и уровень рассеяния по отношению к курсу и массе корабля не совпадают с прогнозами. Мы столкнулись с чем-то иным, нежели водород, причем это образование имеет куда более высокую концентрацию — отчасти из-за значения отношения нашей массы к скорости.

— Солнечный ветер, — прошептал Тимберлейк. — Говорили, что мы…

— Как же, солнечный ветер! — фыркнул Бикель. — Да вы сами посмотрите. — Он кивнул на группы цифр, проползающие по экрану.

— Двадцать шесть протонов, — констатировал Тимберлейк.

— Железо, — продолжал Бикель. — Мы встретились со свободными атомами железа. Таким образом, мы имеем самое обычное магнитное отклонение гравитационного поля.

— Придется тормозить, — вздохнул Тимберлейк.

— Чушь! — взорвался Бикель. — Мы попросту введем в систему контроля гравитации прерыватель отключения при перегрузке. Не понимаю, какого дьявола об этом не позаботились конструкторы.

— Возможно, они попросту не предполагали возможности существования силы, способной нарушить функционирование системы, — предположил Флэттери.