Голубая планета

Шатов, прижимаясь к потрескавшейся, кочковатой земле, полз в заросли ареситы. Вода ушла, оставив изломанные кустарники. Я отпустил поручни.

И тогда ветер - он словно поджидал это мгновение - набросился с удесятеренной силой. Нет, не с удесятеренной. С неимоверной, невероятной силой. Я плохо представляю, что произошло. Это случилось с какой-то неестественной быстротой. Падение в пустоту, жестокий удар (меня спас скафандр), яркая вспышка света - луч рефлектора осветил коричневую, всю в трещинах, очень близкую землю - и темнота. Рефлектор был разбит вдребезги, антенна рации сломана. Голос Шатова (я не помню, что он кричал) оборвался на полуслове.

Ветер сталкивал меня куда-то в пустоту, в черное ничто. Я пытался ухватиться за кусты ареситы - они были вырваны с корнем, я цеплялся за землю она ускользала. А ветер, нет, не ветер - ураган, бешеный ураган с неистовой яростью уносил меня от планетолета. Дважды во вспышках молний я видел "Стрелу". И сразу же, скрывая ее, навалились обрывки туч. Как гигантские холмы, они ползли по самой земле, отсвечивая непрерывными электрическими разрядами. Ураган был до отказа насыщен электричеством; когда я падал на землю, со скафандра слетали снопы голубых искр.

Отчаянно напрягаясь, я старался задержаться, уцепиться за что-нибудь - и не мог. Ураган подбрасывал меня в воздух, швырял наземь, переворачивал и гнал, гнал, гнал...

Это продолжалось долго, нестерпимо долго и кончилось так же внезапно, как и началось. Я почувствовал удары упругих ветвей ареситы, провалился в какую-то яму - и все стихло.

Не сразу я осознал происшедшее. Болело ушибленное плечо, не хватало воздуха, в глазах мелькали красные круги... Откуда-то из глубины сознания пришла мысль. Сначала она была смутной. Потом, оттеснив хаотические клочки других мыслей, прозвучала с беспощадной ясностью: "Случилось то, что ты давно ожидал. То самое. Неотвратимое".

Над Морем Времени бушевал ураган. Где-то (я даже не знал, в каком направлении) был планетолет. Где-то очень далеко. Расстояние между нами не поддавалось измерению. Оно было бесконечным. А стрелка кислородного индикатора прошла половину шкалы. Кислорода оставалось на час - может быть, на полтора.

Скосив глаза, я долго, до боли в висках, смотрел на маленький светящийся индикатор, вделанный в шлем скафандра. Стрелка передвигалась! Мне казалось, что я ясно вижу, как она движется к короткой красной черте, за которой смерть. Леденящий ужас затоплял сознание. Он поднимался, как вода, откуда-то снизу, постепенно сковывая тело. А предательская мысль звучала с яростной настойчивостью: "Случилось то, что ты давно ожидал. То самое. Неотвратимое".

Цепляясь за узловатые корни ареситы, я поднялся на ноги, раздвинул ветви. С прежней силой ревел ветер. Но небо было безоблачным. И над самым горизонтом я увидел двойную зеленоватую, очень яркую звезду.

Да, это была Земля. Земля и Луна. В этом чужом мире, где все было враждебно - и хлещущий ветер, и жесткая каменистая почва, и непроглядная тьма, - вдруг возникло что-то свое, родное. Земля! Родная Земля! Я твердил это слово, я повторял его вновь и вновь...

В спокойном, дружеском сиянии двойной звезды было что-то необыкновенное. Что именно, я не мог понять. Всматривался - и не мог. Но чем дольше я всматривался, тем важнее мне казалось понять это необыкновенное. Я забыл об урагане, я не слышал ветра, я не видел диска кислородного индикатора...

В двойной зеленоватой звезде, повисшей над черным изломом горизонта, было нечто необыкновенное. И внезапно я понял. Звезда мерцала! Едва заметно, очень слабо, по мерцала. А в разреженной атмосфера Марса мерцания не могло быть. Земля, далекая, родная Земля помогла мне понять, что теперь у Марса есть плотная атмосфера. Я нс знал, откуда она взялась, эта атмосфера. Я даже не думал об этом. Сквозь бездну космоса Родина указала мне путь к спасению. И я принял этот путь сразу, без раздумий и сомнений.

Я открыл вентиль шлема.

В лицо ударил теплый ветер. Глубоко, полной грудью вдыхал я воздух Марса. Он был очень теплый, влажный, насыщенный мускусным запахом ареситы. У меня кружилась голова от этого воздуха, от этого запаха, от счастья...

Не помню, сколько прошло времени. Земля поднималась над горизонтом, и там, где она поднималась, небо светлело. Для Марса наша Земля была утренней звездой. Ее восход предвещал утро, рассвет.

Он казался хмурым, этот рассвет. Серые тени тянулись по кочковатой равнине, над горизонтом клубились черные дымки туч. Но ветер стихал. Я это чувствовал.

И тогда мною овладела веселая злость. Я ухватился за низкий, стелющийся кустарник, вылез из ямы и пошел. Я шел и кричал ветру какие-то слова какие-то обидные слова. Ветер фыркал, налетал, отталкивал меня, но он уже ничего не мог сделать.

Я шел.

Куда идти, я не знал. И поэтому шел наугад, туда, где светилась двойная утренняя звезда. Я не смог бы повернуться к ней спиной.

Я прошел метров сто, полтораста. Из-за бугра (впереди и правее меня), роняя красные искры, выползла в небо ракета. Потом еще одна. И еще, еще...

Тогда я побежал. Ветер расступился, исчез. Я бежал, перепрыгивая через кусты ареситы, - на Марсе почти не чувствуется тяжесть скафандра.

С вершины бугра я увидел "Стрелу". Она была совсем близко, метрах в пятидесяти. Ее темный вытянутый силуэт четко вырисовывался на фоне светлеющего неба. Она показалась мне необыкновенно красивой, наша "Стрела": плавные, благородные и строгие обводы, гордо приподнятые короткие крылья, устремленный вперед корпус.

Шатов выпускал одну ракету за другой. Он был без скафандра, в расстегнутом комбинезоне. Рядом со "Стрелой" стоял собранный вертолет маленький, приземистый. Только Шатов - один, в темноте, в бурю - мог собрать вертолет.

Он увидел меня, отбросил ракетницу, сорвал кожаный шлем и, высоко подняв его над головой, что-то закричал.

Я рванулся к нему, на ходу расстегивая скафандр.

- Ну, ну, штурман, успокойтесь, - глухим голосом произнес Шатов. Кажется, старик Омар... Нет, не то...

И он отвернулся.

Только сейчас я заметил десятки ракетных обойм, валявшихся па земле. Это заставило меня вспомнить о Марсе.