Горячая земля

— Оказывается, не умер. Такой же спокойный, методичный и такой же отчаянный упрямец. Вы бы видели, какой дебош он устроил в этом чинном научном собрании, — продолжала Валентина.

— Дрался? — с явным сочувствием к Дружинину спросил Казаков.

— Только что не дрался! Но стоило посмотреть, как он разделал в пух и прах всех, кто ему подвернулся под руку. И тут же стал защищать собственную диссертацию.

— И что же, защитил? — засмеялся академик.

— Наверно, защитил бы, если бы ему не пришлось уйти, — в тон академику ответила Чаплина. — К сожалению, Ученый совет не стал его больше слушать…

— Вы несправедливы к вашему старому знакомому, Валентина Николаевна, — вмешался инженер Алферов. — Дружинин говорил очень интересные вещи. На меня он произвел большое впечатление.

— У Валентины свои счеты с Дружининым, — заметил Казаков. — Их рассудить очень трудно. Бывает, что она о нем и слушать не хочет, а иной раз готова за него глаза выцарапать. Правда, Валя?

— Неправда! У меня с ним ничего общего нет, — ответила Чаплина, но глаза ее блеснули, и она поспешила их опустить.

— Ничего, ничего, не смущайся. Мне он нравится не меньше, чем тебе. Я думаю, вы еще помиритесь.

— Вы думаете, что он поедет на Дальний Восток? Да и я туда пока что не собиралась.

— Ничего, ничего, помиритесь. Ты у меня будешь лабораторией заведывать, а он будет шахту строить. Теперь я его разыщу. Больше он от меня не уйдет.

— Не знаю, как Дружинин, а я согласия ехать на ваши Белые Камни еще не давала. Для докторской работы мне нужна хорошая клиника, а не хороший рудник. Я, с вашего разрешения, все-таки врач, а не рудокоп.

— Спасибо за разъяснение, — усмехнулся Казаков. — А я-то по простоте думал, что у нас работают только шахтеры. Вот, например, академик Шелонский — это, конечно, забойщик; Хургин, скажем, крепильщик; доктора технических наук — откатчики; кандидаты — бурильщики; профессора, которые заведуют отделениями в больнице, уже построенной в Белых Камнях, — проходчики…

— Довольно, довольно! — сказала со смехом Чаплина. — А там очень холодно?

— Холодней, чем в Москве. Но ничего, люди живут… — изменив тон, ответил Казаков.

— Хорошо, Николай Ильич, я согласна. Там много радиоактивных элементов и мало помех для работы над докторской диссертацией. А для меня это главное!

— Молодец, Валя! Ты с годами становишься все серьезнее. А помнишь, как ты прямо из института приехала ко мне на фронт? Ты была совсем девочкой.

Чаплина кивнула головой. Казаков смотрел на нее потеплевшими глазами; видно, ее согласие ехать на Дальний Восток ему пришлось по душе.

— Вот и отлично! Поздравляю вас с мудрым решением. По-моему, это, лучшее, что можно было придумать, — сказал академик. — Я, например, свою ученую карьеру начинал студентом в пустынях Средней Азии, где мы изучали солнечную радиацию.

— За здоровье новой сотрудницы Треста тяжелых элементов! — предложил тост Алферов.

— Я позволю себе выпить за личное счастье будущего доктора медицинских наук.

Шелонский чокнулся с Валентиной и добавил:

— За большое счастье, которого вы, несомненно, заслуживаете.

— А насчет Дружинина не беспокойся, — почему-то вдруг сказал Казаков. — Теперь я его из-под земли выкопаю и заберу к себе. — Сможете ссориться или мириться, сколько захотите.

— Я боюсь, что он к вам не пойдет, — сказала Чаплина. — Он слишком большой фантазер.

— Вот и отлично! Я люблю фантазеров, которые умеют работать. Не правда ли, это хороший народ, Андрей Никитич?

— Мне нравятся люди этого типа. Когда-то и меня называли фантазером, — ответил академик.

— А меня и сейчас называют, — заметил Казаков. — Все, что делает наш трест, многим кажется более удивительным, чем любая фантастика.

— И мне по должности все время приходится иметь Дело с фантазерами. Без них наши исследования продвигались бы гораздо медленнее, — сказал, в свою очередь, Алферов.

— Значит, следующий тост нужно предложить за фантазеров, — сделал вывод Казаков.

— Вот этот тост, мне кажется, поддержим мы все, — засмеялась Валентина.

Глава четвертая

Встреча в библиотеке

После скандала на защите диссертации Дружинин как в воду канул. В Институте прикладной геологии его вспоминали без особой неприязни, даже с некоторым удовольствием.

В конце концов его дерзкое выступление никому большой беды не принесло.

Ученая степень кандидата технических наук Ключникову была присвоена. Институт прикладной геологии продолжал работать вместе с камчатскими инженерами над проектом промышленного использования тепла горячих источников и гейзеров. Благодаря энергии профессора Максимова, столь решительно расправившегося с неожиданным оппонентом, престиж Ученого совета был сохранен.

Чаще других вспоминали человека с ожогом на лице новоиспеченный кандидат технических наук Ключников и научный сотрудник Люся Климова.

Ключников утверждал, что Дружинин его не понял. Он горел желанием объясниться с Дружининым лично, но разыскать его не мог. Ключников не знал имени, отчества и возраста Дружинина, без чего адресный стол справок не давал.

Хургину тоже хотелось встретиться с этим странным инженером еще раз и поговорить с ним как следует. Он не сомневался, что это ему удастся, потому что, по его мнению, Дружинин должен будет обязательно притти в институт.

— Напрасно вы думаете, что это было случайное выступление, — сказал он Ключникову. — Держу пари, что он над этим думал не один год. Я убежден, что у него есть свой готовый проект. Этот человек рано или поздно попытается свести с нами счеты.

— Зачем ему это нужно? — удивился Ключников.

— Зачем? — засмеялся Хургин. — Затем, что с его точки зрения мы болтуны, погрязшие во взаимных комплиментах. Я на его месте, вероятно, думал бы так же. Увидите, мы с ним еще встретимся.

Несколько больше других могла рассказать о Дружинине Люся Климова.

Еще тогда, на защите диссертации, его лицо показалось ей знакомым. Она долго думала, где они могли встречаться, и, наконец, вспомнила, что видела его в консультационном отделе и в читальном зале Ленинской библиотеки. Люся подготовляла в то время работу по истории геологической разведки.

Встречала его Люся и в Центральной научно-технической библиотеке. Он целыми вечерами делал выписки из технических журналов.

Люся бывала в этих библиотеках и теперь, но человека с ожогом на лице больше не видела.

Люсе было жаль, что она не может с ним поговорить. Этот настойчивый человек, казавшийся таким дерзким, по-видимому, был застенчив и одинок. Если бы она его встретила, она подошла бы к нему и сказала, что он отлично говорил тогда, на заседании Ученого совета, и что, по ее мнению, профессора Максимова стоило бы самого выгнать с заседания за грубость.

Но Дружинина нигде не было, и Люся не могла высказать ему своих чувств.

Как-то в мае, когда впечатление, вызванное вторжением Дружинина, уже сгладилось, секретарша Хургина Марина Козырева рассказала Люсе, что несколько раз встречала этого скандального типа около института. По мнению Марины, он бродил поблизости, замышляя снова вторгнуться в институт и устроить грандиозный дебош.

Дружинин попадался ей навстречу либо в одном из переулков Замоскворечья, либо около Каменного моста, где Марина садилась в автобус.

По-видимому, Дружинин жил неподалеку от института. Он ежедневно отправлялся куда-то с книгами и свертками чертежей как раз в то время, когда Марина спешила на службу.

Иногда она встречала его в сопровождении невысокого коренастого брюнета с большой головой и руками, выпачканными краской.

Вскоре Люсе удалось и самой увидеть Дружинина вместе с его товарищем. Это произошло в метро на эскалаторе. Дружинин и его спутник спускались вниз, а Люся поднималась вверх по соседней лестнице.

Дружинин был в старом военном кителе и выглядел утомленным, но лицо у него было веселое. Его коренастый, широкоплечий спутник рассказывал что-то забавное, размахивая руками со следами зеленой и синей краски на пальцах.