Царь царей...

В ответ послышался протяжный, аппетитный зевок.

Плот был уже близко от лесистой кручи, полукругом вдавшейся в том месте в реке. Старый ученый, рассеянно следивший все время то за чайками, то за собакой, вдруг оглянулся и с недоумением смотрел несколько секунд на приближавшийся берег; затем он сообразил, что ему не кажется, а действительно плот собирается остановиться, и негодование изобразилось на лице его.

— Михаил Степанович, Михаил Степанович! — громко позвал он, начиная теребить золотые очки на носу своем.

— Здесь я! — откликнулся тот из-за шалашей. — Что скажете? — и этнолог вышел к столу.

— Мы, кажется, к берегу собираемся пристать, Михаил Степанович?

— Да.

— Зачем-с?

— Собаку надо спасти как-нибудь!

— Позвольте-с! — перебил ученый, — сообщите, пожалуйста, зачем мы поехали сюда: собак ловить или за иным чем-нибудь?

— Дорогой мой, не волнуйтесь, пожалуйста…

— Какое мне дело до его собаки?! — окончательно вскипев, закричал Иван Яковлевич. — Он каждый день по пяти раз будет топить ее, а мы вытаскивать?! Когда же мы доедем? Я поехал-с сюда искать надписи, а не собак удить: ни времени, ни желания у меня нет на это! Я желаю двигаться вперед!

— Но ведь нам и провизией надо запастись сегодня: она на исходе у нас.

— Я знаю только одно: мы должны плыть без остановок в Красноярск, а оттуда сухим путем ехать в Иркутск!

— Уверяю вас…

— Должны плыть… — Сильный толчок сбил ученого с ног, и если б Михаил Степанович, сам едва устоявший, не принял его в объятия, Иван Яковлевич растянулся бы ничком на бревнах… — вперед! — тем не менее договорил, хотя и невнятно, упрямый ученый, уткнувшись лицом в плечо Михаила Степановича.

— Что еще за история? — сердито добавил он, выпрямляясь и поправляя очки и съехавшую на шею шапку.

Плот уже стоял неподвижно, касаясь правым передним углом отмели, полукруглым серпом желтевшей под бурыми скалами. Причиной толчка явилась остановка плота.

Проводник-татарин, он же и рулевой, держа на плече причальный канат, согнувшись, шагал к берегу по воде, чуть покрывавшей мель. За ним спрыгнул Свирид Онуфриевич и, подняв ружье, побежал, разбрызгивая воду, как добрый конь.

— Поверьте, мне самому не меньше вас хочется добраться поскорей до исписанных скал, — мягко заметил Михаил Степанович, — но ведь нужно же позаботиться и об еде?

Иван Яковлевич не ответил ни слова и, кинув молниеносный взгляд на спину виновника остановки, — отошел от Михаила Степановича.

Татарин закрепил причал вокруг огромного камня и вернулся к плоту; через минуту он, кряхтя, потащил к берегу на широких плечах своих Павла Андреевича. Палеонтолог уселся на них с комфортом, скрестив на груди руки и широко растопырив огромные ноги. За палеонтологом таким же способом переехал и Михаил Степанович. Слуги, сняв сапоги, перебрались сами, и скоро все разбрелись среди скал.

Иван Яковлевич остался один и, выпятив грудь колесом и заложив руки за спину, с задорным видом еще не остывшего от боя королька-петушка, долго шагал взад и вперед по плоту.

III

Легкий и привычный к ходьбе Михаил Степанович быстро пробирался вверх по дну узкой расщелины, рассекавшей в одном месте отвесную, буро-беловатую стену берега. Местами в известняке ее ярко проступали зеленые пятна и полосы. С близкого расстояния можно было различить, что это не мох и не травы, а каменные слои. Из воды у берега выставлялись острые гребни таких же цветных гряд, и Енисей кипел и швырялся пеной, натыкаясь на «Косто-ватую шиверу» — сибирское прозвище того места.

Промытая водой тропа извивалась как уж; то и дело приходилось вскарабкиваться на груды камней или же обходить их. За Михаилом Степановичем, пыхтя, пробирался тяжелый Павел Андреевич.

Крутой подъем наконец кончился, начался спуск. Отвесные, иззубренные наверху стены еще тесней обступили шедших, словно в безмолвном удивлении разглядывая неизвестных существ, попавших в их царство. Палеонтолог перед каждым поворотом тропки лелеял надежду увидать наконец более открытое место, но ожидание его не сбылось — они, видимо, шли куда-то вниз: причудливые зубцы кругом становились выше и выше, дышавшие зноем, как бы прослоенные зелеными полосами белые скалы сдвигались все теснее. Ни деревца, ни кустика не росло на них.

— Постойте! — крикнул наконец Павел Андреевич, останавливаясь и вытирая платком раскрасневшееся лицо, с которого в виде дождя катился на грудь куртки пот.

— Куда вы несетесь так? Приз, что ли, хотите получить? Дышать нечем в этом пекле!

— Ничего! — весело откликнулся Михаил Степанович.

— Пар костей не ломит! Потерпите: скоро пещеры будут!

— Да верно ли?

— С какой же стати будет врать проводник?

Палеонтолог, пользуясь передышкой, огляделся вокруг.

— Удивительные места! — отдуваясь, заявил он. — Известковая пещь какая-то вавилонская! Покорнейшая просьба, коллега, к вам: пожалуйста, не летите так, меня удар хватит!

Путники зашагали дальше.

— Смотрите, Павел Андреевич! — произнес через некоторое время Михаил Степанович, указывая влево.

У подошвы растрескавшейся скалы чернело отверстие.

Оба исследователя свернули к нему.

— Как тянет, однако, оттуда холодком! — произнес Павел Андреевич, остановившись у почти круглой дыры, походившей скорей на пролаз в нору, чем на пещеру. — Темно там, ничего не видно, — добавил он, нагнувшись и заглядывая в нее.

Михаил Степанович встал на колени, вынул из бокового кармана плоский электрический фонарик и, всунув руку и голову в отверстие, нажал кнопку. Бледно-синеватый свет наполнил довольно просторный, но словно придавленный к земле грот. Неровный свод местами почти касался пола, сплошь усеянного обломками камней. В правой стороне свод повышался, но свет небольшого фонаря не мог проникнуть во тьму, глядевшую оттуда.

— Кажется, там есть еще пещера! — заявил Михаил Степанович, заглянув опять внутрь.

— Да. Это одна из пустот, часто встречающихся в известняках. Однако, мы простудимся! — заключил Павел Андреевич, отходя от пещеры на несколько шагов. — Я мокр от волос до пяток, а оттуда несет как из ледника.

Михаил Степанович как бы не слыхал последних слов его.

— Надо слазить туда, заявил он, — взглянуть, что за пещера и нет ли в ней чего!

— Ничего там нет, — уверенно заявил Павел Андреевич, удобно усаживаясь в тени под скалой на небольшом бугорке. — Сие есть природная пустота, и единственное, что вы можете найти в ней, это — ревматизм!

— Все-таки загляну!

— Загляните, загляните! А я пока отдохну и выкурю папироску.

Михаил Степанович лег на землю и как уж вполз в грот. Флегматичный товарищ его достал из портсигара папироску, прислонился спиной к скале и принялся курить с блаженным видом отдыхающего после больших трудов человека.

Не прошло и десяти минут, как в отверстии под скалой показалось озабоченное лицо Михаила Степановича.

— Павел Андреевич! — позвал он. — Там целые груды костей каких-то лежат.

Палеонтолог повернул голову.

— Неужели? — несколько оживленнее произнес он, подымаясь с земли и направляясь к скале.

— Хотите, я достану вам образцы?

— Нет, нет, сам взгляну на них!.. Только как бы это пролезть мне?..

Грузная фигура ученого опустилась на четвереньки и неуклюже начала втискиваться в довольно узкое для него отверстие.

— Уф… Светите же… ничего не вижу!.. — произнес он, почувствовав, что выбрался наконец из тисков, и в ту же минуту, словно зарничный, мертвый свет бледно и неясно озарил истрескавшиеся каменные стены. Свод нависал так низко, что приходилось пробираться ползком на животе, затем на четвереньках. Михаил Степанович был впереди и слышал за собой сопенье грузного палеонтолога. Сажень через пятнадцать оказалось возможным не только встать, но и выпрямиться: свод разом ушел куда-то во мрак наверх. Михаил Степанович поднял фонарь и с вышины глянули на путников серые выступы тесно сжимавших друг друга камней.