Журнал «Если», 2001 № 7

Джеремия легко понял, почему игрок с талантом Сейвина предпочел место в более влиятельной Цитадели. Однако сменить Тенсу на Вьясу было, по сути, переходом из комнаты поменьше в комнату побольше в том же доме. Кев прибыл из Варза, влиятельнейшей Цитадели, союз которой с Вьясой был практически условным. Ему в голову пришла новая мысль:

— Во время войны ты, видимо, был в Варзе?

Кев кивнул:

— Когда-то я был знаком с калани Севтаром.

— Трудно представить себе, что из-за одного человека велась война.

— Не так уж трудно, если бы ты знал Севтара. — Кев чуть улыбнулся. — Он был невероятен, Джеремия. — Могучий великан, азартный, необузданный, а когда хотел, мягкий и добрый. Он выглядел, как бог, а в Игре ему не было равных. Во многих отношениях он был полной противоположностью коубейским мужчинам, но в других — был всем, чего могла бы пожелать женщина. И все это слагалось в харизму.

— Да, очевидно. Это же как будто повлияло и на Карн, и на Варз… — Джеремия помолчал. — Но, правду сказать, я не понимаю коубейких женщин.

— Я перестал пытаться понять их уже давным-давно. — Кев сухо засмеялся.

Джеремия улыбнулся, потом сказал, тщательно выбирая слова:

— Как раз в то время должны были идти переговоры с Вьясой о твоем контракте.

Кев поглядел в окно. Летное поле было безлюдным.

— Четырнадцать лет назад Директор Варза хотела привлечь Вьясу к союзу. А потому она почтила Вьясу Игрой. И выбрала меня сыграть в кости с Халь. — Он помолчал. — Халь и я убедились, что подходим друг другу. Она вступила в переговоры с Директором Варза. Уплата на долгие годы ввергла Вьясу в долги.

Джеремии меньше всего хотелось узнать, что Халь втянула Вьясу в долги ради мужчины.

— И вам не бывает горько, что вас покупают?

— Нет.

— Никогда?

— Никакой другой жизни, кроме как в Калании, я никогда не хотел.

— И тебе не хочется побывать Снаружи? Подняться на гору? Повидать мир?

Кев обернулся к нему.

— Нет.

— О! — Джеремия не нашелся, что сказать.

— Тебе понравился бы Севтар, — Кев улыбнулся. — У него тоже была эта привычка бегать кругами по парку Калании. И он тоже был инопланетником. Сколийцем.

Джеремия вытаращил на собеседника глаза.

— Ты шутишь!

— Вовсе нет. Его звездолет разбился более тридцати лет назад. И теперь Директоры боятся.

— Боятся? Почему?

— Он происходил из влиятельного сколианского рода, — Кев внимательно посмотрел на Джеремию. — Настолько влиятельного, что его близкие могли бы причинить Коубей неисчислимые беды, узнай они, что произошло. Директоры изменили его имя и личность. Севтар — так зовут нашего бога зари. Настоящего имени Сев-тара никто из нас не знал. Мы не сохраняли его историю в тайне, так как это только привлекло бы к ней еще большее внимание. Однако мы избегаем разговоров о нем с инопланетниками.

Джеремия ответил ему только взглядом, но его невысказанные слова разделили их, как несокрушимая стена. «А со мной ты о нем говоришь!» Калани Вьясы знали то, о чем Джеремия упорно старался не думать: он никогда не покинет Коубей.

МЕЖДУ ГОРНЫХ ХРЕБТОВ

Коубейский год был несколько длиннее земного. Он мягко переходил из зимы в весну, нагревался в лето, подмораживался в осень. Вьяса лежала так высоко в горах, что с наступлением зимы бураны обычно бушевали ниже Цитадели, оставляя Вьясу солнечным лучам, температуре ниже нуля и льду.

На этот раз солнечный свет лился в окно утренней комнаты в апартаментах Халь. Она сидела за накрытым столом напротив Джеремии. Они завтракали в полном молчании. Синий шелк ее халата казался еще ярче по контрасту с золотистой кожей, а волосы струились по спине волнами червонного золота. Теперь его привлекала не только ее броская внешность, но и все, что делало ее неповторимой: легкий изгиб губ, намекающий на глубоко припрятанную шаловливость; и то, как она радостно поднимала голову от своей работы, когда эскорт днем приводил его для партии в Игру; и пылкий призыв в ее глазах по ночам. Он понимал, что влюбился в нее, но она по-прежнему оставалась загадкой. О своих чувствах она никогда не упоминала, а по ее лицу ему лишь изредка удавалось угадать настроение.

— Ты сегодня молчалива, — заметил он.

Она сосредоточила на нем рассеянный взгляд.

— Прими мои извинения. Сегодня я плохая собеседница.

— Случилось что-нибудь?

— Можно сказать и так, — вздохнула Халь.

Задумчиво глядя на него, она прикоснулась к аудикому на столе.

Раздался голос помощницы:

— Сэва слушает.

— Пожалуйста, пришли сюда из моего кабинета материалы Союзных Миров.

— Сию минуту, госпожа.

Материалы Союзных Миров? Джеремия вопросительно посмотрел на нее, но она промолчала. А он знал по опыту, что в подобных случаях задавать вопросы бесполезно.

Некоторое время спустя в открытую дверь под аркой постучала девушка:

— К вам помощница, Директор Вьясы.

— Пригласи ее, — велела Халь.

Вошла блондинка, держа в руках коробку высотой около шести дюймов. Когда Джеремия увидел внутри компьютерные диски, его сердце учащенно забилось. Он узнал бы их где угодно. В них содержались все записи, сделанные им за годы полевых исследований в Дале.

Халь подождала, пока они снова остались одни. Потом посмотрела на Джеремию.

— Да, это твои.

— А моя диссертация? — знаки на дисках ему не были видны. — Ее уничтожили?

— Во имя всех ветров! Конечно, нет, — сказала Халь. — Мы бы никогда этого не сделали. Мы знаем, сколько сил и рвения ты вложил в свою работу.

— А где она?

Конечно, не следовало принимать это так близко к сердцу. Все равно никакой надежды вернуться домой в обозримом будущем не предвиделось. Он не сумел ни найти способ спастись из Вьясы, ни убедить Халь отпустить его. Если Союзные власти и продвинулись в переговорах о его освобождении, он ничего об этом не знал. И уже начинал думать, что на него вообще махнули рукой. Коубей находилась под сколианской протекцией, и Земля предпочитала избегать всего, что могло бы задеть воинственных сколианцев. Но что бы с ним ни случилось, судьба его работы оставалась для него важнее всего.

— Когда Совет Директоров дал тебе разрешение жить в Дале, — сказала Халь, — мы все понимали причину. Министр Карна знала, что ты будешь писать о нас.

— Возможно, — сказал он, еле сдерживая гнев, — это не имело значения; ведь она с самого начала не собиралась отпустить меня.

— Мы вовсе не столь коварны, Джеремия. Министр Карна не стала бы лгать тебе. — Халь прикоснулась к коробке. — Из-за этого мы

у тебя в долгу. И я уплатила его, насколько могла. Я отослала твои изыскания твоему наставнику на Землю.

— Профессору Бренну? — Джеремия уставился на нее. — Ты послала ему мою диссертацию?

Халь вынула диск из коробки. На мерцающей поверхности заблестела голограмма Гарварда.

— Их доставил ветролет, пока ты еще спал.

Он сглотнул.

— Халь, поставь его.

— Ты уверен? Ничего не изменится?

— Да, уверен. — Сердце колотилось, как бешеное. К какому выводу пришел Бренн?

Она ввела диск в прорезь в столе, и Джеремия затаил дыхание. Что, если Бренну его диссертация не понравилась? Что, если он счел ее незавершенной, а то и попросту плохой? Даже если бы он сам защищал ее перед комиссией, они могли бы счесть, что диссертация никуда не годится. Может быть, Халь права: отзыв Бренна повергнет его в отчаяние.

Но узнать он все равно должен!

В комнате зазвучал голос Бренна.

Джеремия, здравствуйте. Если вы слушаете эту запись, то, вероятно, знаете: коубейцы прислали мне вашу работу. — Он помолчал. — Сказать, что их поступок нас удивил, — значит, ничего не сказать. Но как бы то ни было, я отдал ее на рассмотрение экзаменационной комиссии.

Джеремия заморгал. Какой смысл отдавать ее им, если они не могут проэкзаменовать его?

Бренн продолжал, словно предугадав его реакцию:

Диссертация, которую автор не защищает, это особый случай. Однако, ознакомившись с ней и учитывая сложившиеся обстоятельства, комиссия решила принять диссертацию без вашей устной защиты. Да и в любом случае, когда речь идет о работах вроде этой, защита — пустая формальность. — Он опять помолчал. — Комиссия, наша кафедра и руководство Школы Искусств и Наук приняли совместное решение. Вам присвоена докторская степень.