Маленький ныряльщик

   Мы уходим заряжаться. Солнце скатывается к горизонту, а по ночам нынче особо-то на море не воюют, если только десанты высаживают, чему мы никак не можем помешать.

   Ночь тиха. Яркие южные звёзды кажутся близкими - вскарабкайся немного, и достанешь. Луны нынче не видно, и, если верить справочнику, сегодня не её время. Команда расселась перед рубкой и просто дышит. Если бы не залетающие изредка на низкую палубу брызги, наверное, и на ночлег бы здесь устроились. Нанюхались нынче всякой дряни, вот и переводят дух.

   Мы лежим в дрейфе и несём все положенные огни. Мало ли кто появится в окрестностях оживлённого порта. Отдалённый свет маяка напоминает о том, что завтра нам предстоит новое дежурство и длительное пребывание в тесном пространстве подводной лодки.

   - Ляксеич, черпни мне ещё полкружечки, - не вижу, кто говорит. Тут что интересно - Алексеевич в экипаже один - сын мой, гимназист. Его раньше все по имени звали, а тут выходит, за ровню себе стали держать. Не знаю почему - за этот шебутной день произошло столько событий - разве за всем уследишь!?

   - И мне, Игнат Алексеевич, если не затруднит, - ага, интеллигенция одобряет возведение юноши в разряд "больших мужиков".

   Лёгкая дрожь палубы сообщает о работе ходовых двигателей. Вахтенный начальник принял решение о смене позиции, не обращаясь к командиру за разрешением.

   - Пожалуйста, Кузьмич, - это, видимо, сын передаёт кружку торпедисту. - Вот, Игорь Захарович, - и турбинисту передан зелёный чай, который стынет в лужёном бачке тут же наверху. Разводящим при нём, естественно поставлен самый молодой член команды.

   Ходовые двигатели остановлены, и я вижу, как далеко слева по корме движется огонёк. Всё понятно, убрались подальше с чьей-то дороги. А вот и компрессор заговорил. Значит, зарядка завершена, и доводится до номинала давление в емкостях сжатого воздуха.

   Лодка снова в полном порядке, даже сортир прочищен. Нет, ну кто мешал мне предусмотреть его продувку и на аварийные случаи, а не только на работу в штатном режиме!? Впрочем, у каждого члена команды имеется свой кондуит, и мне ужасно интересно - сколько человек "принесут" эту мысль, когда начнётся "разбор полётов"?

   А сейчас все расслаблены. Ни разговоров за жизнь, ни подначек, ни баек. Люди слушают ночь и, кажется, наполняются её торжеством.

   - Семёныч! - это вахтенный с мостика обращается ко мне вполголоса. - Время вышло. Аккумуляторы и баллоны сжатого воздуха заряжены полностью.

   - Благодарствуйте, Эдуард Карлович! Господа подводники, свидание с миром "Тысячи и одной ночи" успешно завершено. Нас приглашают к осмотру руин одного из семи чудес света - Александрийского маяка. Прошу занять места в омнибусе. Через несколько минут отправляемся.

   Даже в полной темноте я словно чувствую улыбки интеллигентов. Кто-то из мастеровых добродушно ворчит:

    - Балабол ты, Семёныч! Корапь подводный омнибусом обозвал, и откуда слово-то такое выкопал, - вот и Захарыч пришёл в обычное расположение духа, а то лица на нём не было, ни к кому даже не цеплялся.

    Вниз спускаюсь предпоследним. Вахтенный следует за мной, задраивая люки.

    ***

    А ведь сегодня явно Всемирный день Разведении Больших Паров. Дымы, дымы. Идем на перископной глубине, и я осматриваю горизонт в оптику. Ещё только рассветает, а впереди уже черным черно. Ветерок отгоняет клубы в сторону, и они накладываются друг на друга, образуя подобие низкого облака. Дымят все, и англичане, и французы. Становится интересно - они что, собираются сцепиться между собой?

    Французская эскадра, хоть и не пересчитана нами поштучно, но выглядит скромнее, Я, послушав рассуждения Макарова о достоинствах и недостатках кораблей, смело поставил бы на сынов страны, где вскоре гордо вознесётся ввысь Эйфелева башня.

    Что же, сражение между этими группами меня вполне устраивает - не нужно ни во что вмешиваться. Во всяком случае, торопиться пока некуда. Снижаю ход до минимального, при котором ещё сохраняется управляемость, начинаю выполнять "змейку" чтобы как можно медленней сближаться с полем грядущего боя.

    Прошу Макарова полюбоваться на происходящее.

    - Непохоже, что они друг против друга ополчились. Судя по перемещениям, британцы имеют опаску, что на них нападут, но сами наскакивать не собираются. Хотя, заранее и не скажешь, куда повернут, когда построятся в линию.

    Снова приникаю к окулярам. Действительно шесть броненосцев все носами влево пристраиваются друг за дружкой, а два продолжают маневрировать. Вторая группа кораблей тоже пришла в движение, но, что они затеяли, пока неясно.

    - Средний ход! Курс Зюйд, - пора подобраться поближе. - Боевая тревога.

   Все занимают места по боевому расписанию. Доклады о готовности следуют один за другим. Ха! Французы определённо уходят, зато силуэты британцев чётко выделяются на фоне высоких стен, где установлены египетские береговые батареи. Похоже на демонстрацию силы. Что же, наш выход. Сан Саныч как раз о таком случае и просил похлопотать.

   - Полный ход.

   Очень хочется не опоздать, но мы пока находимся далековато и бежим не слишком быстро. До расчётной точки поворота идти около часа, если глазомер меня не подвёл. Прячу перископ и сам приникаю ухом к трубке слухового аппарата, направленного влево и вперёд. Ничего. Или это наши собственные шумы всё перекрывают?

   Снова "выглядываю". Французы уже далеко и продолжают удаляться. Море вокруг пустынно. Ни одной рыбацкой лодки. Получается -- все знают, что сейчас должно произойти, и попрятались кто куда, чтобы не попасть под раздачу.

   Идём верно, поправку вносить не надо. Прячу под водой свой орган зрения. Сейчас только часы указывают на то, как далеко мы от цели. Минуты тянутся тоскливо, но делать нечего. Макаров заученным движением меняет перегоревшую лампочку над штурманским столиком. Сазоныч крутит ручки анализатора кислорода, а потом сдвигает рукоятку подачи воздуха. Рулевой чуть шевелит колесо штурвала, выдерживая курс.

   Вот и подошли к точке поворота. Выглядываю -- всё правильно.

   - Курс сто тридцать пять, ворочать плавно.

    Дымы французов ещё видны где-то на северо-западе. Это у нас за кормой. А впереди идёт сражение. Палят орудия с берега, клубы дыма резко вспучиваются и над кораблями эскадры. Четко вижу пятерых: "Пенелопа", "Инвинсибл" и "Монарх", дальше -- "Инфлексибл" и "Темерер". Четкая цепочка явно различимых мишеней. Слева направо. В этой последовательности и буду работать. Мои торпеды уже добегут, а на курсе они держатся прекрасно.

   - Средний ход.

   Фиксирую перископ и нацеливаю его на "Монарх". Он ближе всех и развёрнут ко мне перпендикулярней остальных. Протягиваю руку к штурвалу и навожу центральную риску на середину. Несколько секунд убеждаюсь в том, что инерция поворота погашена, и ныряльщик следует точно на цель.

   - Первый торпедный аппарат к выстрелу приготовить!

   Двадцать секунд уходит на раскручивание гироскопа электромотором. Наконец доклад:

   - Первый готов.

   - Первый, пли!

   - Торпеда вышла!

   Сам знаю, что вышла. И растянутый во времени толчок, и стремление лодки приподнять нос -- всё это было и уже прошло. Рулевой сработал передними плоскостями и удержал нас на глубине.

   Отдаю штурвал обратно хозяину.

   - Лево сорок, ворочать резко.

   Мне надо спрятать перископ на несколько минут. Ну вот, время вышло:

   - Право шестьдесят, ворочать резко.

   Понимаю перископ, Рука тянется к фиксатору, но останавливается -- цель в поле зрения. Снова перехватываю штурвал и приступаю к наведению. В это время до нас докатывается звук взрыва, но он правее, а крутить "головой" мне некогда. Началась "дорожка"