Генератор чудес

Николай взял бинокль. Человек жестикулировал, стоя перед пюпитром, что-то говорил, обращаясь, очевидно, к аудитории, которая не могла быть видна отсюда. Человек стал ориентиром для Николая. Бинокль сдвинулся чуть вправо и здание оборвалось темным углом. Да, там никаких построек больше нет. Это небо.

Туда, мимо угла здания, вверх, в мировое пространство, Николай направил объектив своего аппарата. Потом он опустил штору, поставил на пути луча железный брусок и включил ток. Повернул ручку настройки. Серым светом зажглась свинцовая лампа.

Сейчас - резонанс...

Что ж, ждать нечего. Тут все должно происходить мгновенно.

Он протянул руку, пощупал прохладный кусок металла, расчерченный косыми полосками - следами пилы.

Так, все нормально, ничего и не должно быть.

Потом прибавил мощность, чуть-чуть...

Ничего.

Больше. Полделения шкалы. Целое деление. Два, три, пять...

Николай прошелся по комнате, стал набивать папиросу.

Так... Волна железа вычислена неправильно Ничего, есть медь, есть алюминий, молибден, цинк, бром, цезий - всё есть!

Он положил медь, повернул стрелку на цифру "29", потом чуть сдвинул настройку влево, затем вправо.

Он ощупывал, рассматривал металл. Отковыривал резцом маленькие стружки, клал в пробирку, пробовал в реакциях.

Медь оставалась медью. Цинк - цинком. Химически чистым, настоящим цинком. Сурьма - сурьмой, вольфрам - вольфрамом.

Бледный, усталый, обросший светлой щетиной, с блуждающими глазами и необычной складкой растерянности у рта, Николай упрямо продолжал свои пробы. От элементов он перешел к химическим реакциям. Потом к дрожжевым блокам под микроскопом.

Ни в чем не обнаруживалось влияние лучей. Только счетчик Раевского, включенный через усилитель в цепь репродуктора, отсчитывал едва слышные удары, указывая на присутствие какого-то слабого излучения.

Николай сдался, когда были исчерпаны все возможные способы проверки.

Он вдруг почувствовал слабость, как будто только сейчас, сразу ушли от него - вся энергия мысли, все нервное напряжение, что много дней так щедро вкладывал он в эту бесплодную работу, веки сомкнулись, голова бессильно склонилась к обнаженному баллону, мерцающему свинцовым туманом, и пальцы, продолжавшие бессмысленно сжимать ручку настройки, с досадой судорожно крутнули и оставили ее.

Только теперь сомнение, граничащее с отчаянием, потрясло мозг.

"Ошибка... Неужели принцип неверен?.."

Несколько секунд стоял так Николай над своим созданием, закрыв глаза, ощущая лбом тепло баллона.

Мысли о генераторе, так долго заполнявшие мозг, вдруг одна за другой начали воровато выскальзывать из утомленной головы. Теперь они стали чуждыми, злыми, враждебными, и мозг изгонял их...

Вот и все...

Лишь мгновение длилась страшная легкость покоя. Уже в следующий миг пустота начала заполняться. На смену ушедшему из темных тайников памяти вышло то, что стояло на очереди. Перед мысленным взором Николая возникли неразгаданные таинственные знаки:

LMRWWAT

ГЛАВА ШЕСТАЯ

РИДАН ПРЕДЪЯВЛЯЕТ ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

- Как дела, товарищи? Можно поздравить с успехом?

Четверо сотрудников лаборатории встречают Ридана улыбками. Пятый жмет руку профессора с серьезным, пожалуй, даже мрачноватым видом. Это дело характера. Одних победа делает веселыми, другие, наоборот, становятся сдержанными и торжественными.

- Вот смотрите, Константин Александрович!

Ридан склоняется над клеткой и внимательно рассматривает стоящую в ней собаку. Та отвечает таким же внимательным взглядом и осторожно помахивает хвостом. Собака - как собака. Только на голове виднеется кольцевой шрам, почти заросший шерстью. Ридан открывает дверку и, лаская собаку, ощупывает шрам - след операции.

- Ну, Жучка, как вы себя чувствуете? Можете выйти погулять.

Он вынимает из кармана халата горсть мелких сухариков, дает животному понюхать, съесть несколько штук; потом бросает один сухарик подальше, другой подкидывает вверх. И все следит за собакой, за ее движениями.

Наконец он с довольным видом оглядывает сотрудников.

- Здорова ведь? Как полагаете, Андрей Андреич?

- Здорова, - отвечает мрачный. - Двадцать шесть дней после операции. Вот посмотрите, это номер сто восьмой. - Он протягивает Ридану книгу, где записаны ежедневные наблюдения за собакой: вес, температура, количество съеденной пищи и т.д.

- Не хочу никаких записей. Здорова - и прекрасно. Сколько у вас вот таких "жучек" получилось?

- Сейчас десять, - отвечает один из молодых аспирантов. Другой добавляет уверенно:

- Теперь все будут такие! Ридан решительно поднимается.

- Ну, спасибо, друзья. Значит, техника операции освоена. Что ж, давайте приступим к опыту.

Через час они начали этот замечательный опыт, которому суждено было прогреметь на весь медицинский мир. Сложная операция, блестяще разработанная сотрудниками института, состояла в том, чтобы проникнуть в глубь мозга животного. Нужно было вскрыть череп, обнаружить большие полушария и приподнять мозг так, чтобы обнаружилось самое основание его - "серый бугор" и гипофиз. Потом снова уложить полушария на свое место и заживить нанесенные раны.

Первые попытки произвести такую операцию казались безнадежными. Животные погибали. В лучшем случае они жили несколько дней, парализованные или утратившие какие-нибудь жизненно важные функции. Но люди не сдавались. Они искали причины тяжелых поражений и устраняли их. Точное знание анатомии, искусство оператора, изобретательность физиолога, техника - все было мобилизовано. Животные стали выздоравливать. Наконец появились "жучки", которые даже не болели после операции. Это было то, чего ждал Ридан. Теперь он приступил к задуманному опыту.

Собака, усыпленная эфиром, положена на операционный стол. Специальные зажимы схватывают и фиксируют в определенном положении ее голову.

Люди в халатах и масках действуют быстро и точно. Каждый хорошо знает свою роль.

Разрез кожи на голове. С левой стороны обнажается череп. Теперь на голову опускается блестящий никелем прибор. Включается ток, и внутренняя часть прибора начинает медленно поворачиваться. Жужжит колесико циркулярной электропилы, вырезая овальное отверстие в черепе.