Китеж (сборник)

Трое у дверей в плащах и шляпах, обернувшись к нему, терпеливо ждали.

— Что вы хотели? — спросил наконец главный.

— А ящик? Как с ящиком?.. Он же в накладной…

— Не волнуйтесь, — посоветовал главный. — Может быть, я верну вам в следующий раз. Обидно, что он не успел выстрадать право на признание…

Последняя фраза уже не касалась Турусова. Она была сказана себе — четко и негромко.

Трое вышли в темноту, до краев наполненную шумом идущего поезда.

Турусов задвинул двери и, прислонившись к ним, чувствуя опустошенность и свою собственную ничтожность в этом излишне конкретном мире, замер.

Утро застало Турусова спящим на соломе в совершенно незнакомом вагоне довоенного образца. Под головой — его же вещмешок. Пахло коровником.

Проснулся Турусов бодрым, но сразу же сник, увидев, где он находится. Поезд шел очень медленно.

Турусов порылся в вещмешке. Обрадовался, найдя там магнитофон и бумаги Смурова, которые еще пригодятся сопровождающим и помогут внести ясность в какую-либо будущую темноту.

Вагон был узким и коротким. В обеих стенках было по два маленьких решетчатых окна. Турусов прильнул к стеклу и обомлел: вагончик толкали по рельсам несколько крепких невзрачно одетых мужчин. Слышалась чужая незнакомая речь.

Вдруг вагончик натолкнулся на что-то. От удара Турусов грохнулся на деревянный пол. Падая на спину, выставил назад локти, чтобы смягчить удар, и правым выбил прогнившую доску. Локоть ушел вниз.

В углу вагончика открылась маленькая дверца, и внутрь заскочил возбужденный парень лет двадцати пяти, светловолосый, во всем клетчатом. Не обращая внимания на Турусова, он жадно осмотрел стены, потрогал потолок, потопал по скрипящему полу, проверяя состояние досок. Потом стал у окошка и кому-то помахал рукой.

В вагон зашла молодая женщина с ярко-рыжими кудрями. Она оглянулась, обняла парня и поцеловала. Они заговорили, перебивая друг друга и спеша сказать как можно больше, словно до этого у них был ввведен особый комендантский час, во время которого разговаривать запрещалось.

Что это за язык, думал Турусов. Куда я попал? Еще не хватало оказаться за границей!

Парень внимательно посмотрел на сопровождающего, как будто только сейчас его увидел, и что-то сказал ему, ехидно улыбаясь.

Турусов развел руками.

Парню понравился жест, и он снова заворковал со своей женщиной.

— Ви русски? — вдруг спросила она.

— Да. — Турусов улыбнулся. — А вы откуда знаете русский?

— Учили в школе.

— А где я нахожусь? — обеспокоенно спросил Турусов.

— Это Латфия, — ласковым бархатным голосом пояснила женщина, поглаживая парня по светлым волнистым волосам. — Кенгаракс. Очень латфийская Латфия… Исвините, но это уше наш вагон.

— Как ваш? — поразился Турусов.

— Мы здесь будем жить. — Она немного смущенно улыбнулась. — Это Кенгаракс.

Она так возвышенно произносила это странное слово “кенгаракс”, словно оно обладало магической силой и было ответом на все мировые вопросы.

Парень подошел, взял Турусова за локоть и повел к двери.

— Ви увидите, — в спину ему сказала женщина.

Турусов выглянул и действительно увидел.

Перед ним длинными бесконечными составами стояли такие же вагончики на ржавых рельсах узкоколеек. Колеса этих вагончиков намертво приржавели к рельсам, из труб, которыми вагончики заглядывали в небо, валили дымки, как из зимних избушек. Между вагончиками на натянутых веревках сушилось белье. Какая-то женщина в пуховом платке шла с ведром к колонке, у которой уже стояла маленькая очередь в пять — шесть человек. И к каждой входной дверце вагончиков было пристроено деревянное крыльцо.

Парень с гордостью обвел жестом руки обжитые составы и удивительно мягко и нежно произнес: “Кенгаракс”.

— Ви нам поможете немношко? — Женщина дотронулась до плеча Турусова.

— Конечно, — автоматически ответил завороженный сопровождающий.

— У нас почти нет мебели. — Женщина показала рукой куда-то влево.

Они спрыгнули на землю.

Турусов увидел, что вагончик уткнулся буферами в своего более обжитого собрата. На соседнем белой краской было выведено: № 169 ul. Pavla i Klavdii”. Светловолосый парень принес жестянку с краской и кистью написал на бывшем вагончике Турусова “ul. Pavla i Klavdii, № 170”.

Женщина, отбросив назад свои огненные рыжие кудри, отошла к дереву, под которым стояли стол, несколько стульев и трюмо с высоким зеркалом.

Мужчины занесли мебель в вагончик, а женщина принялась примерять ее к стенам и окнам нового жилища. Прошло не меньше двух часов, прежде чем она осталась довольна. Трюмо теперь стояло меж двух окошек с правой стороны, а свет на зеркало падал из двух других окошек, тех что слева. В левом же углу поставили стол и два стула, еще два стула поставили в противоположном углу спинками к узкой поперечной стенке. После этого парень и рыжеволосая женщина сели на стульях рядом. Он с любовью, бережно взял ее ладонь в свою. И они в молчании замерли.

Турусов полюбовался минут пять, пока не задумался, что может обозначать их совместное молчание, их неподвижность… Потом ему стало не по себе, и он, спрыгнув на землю, не спеша пошел вдоль жилых составов.

В погоне за черной кошкой дорогу перебежала стая ребятишек. Впереди, прихрамывая, что-то бурча себе под нос, шел лысоватый мужчина. Турусов поравнялся с ним и услышал чистую русскую речь. “Боже мой, — шептал лысоватый, — как хорошо! Как все прекрасно здесь! Какая благодать!..”

— Извините, о чем вы? — поинтересовался Турусов, глядя сквозь стекла очков на случайного спутника.

— Да вы посмотрите вокруг! Пустыня! А здесь оазис гармонии! Сущий рай! Живут люди, любят друг друга так, как нигде не любят. Каждый остановил свой поезд и сделал его домом. Они же творят свою судьбу, и никакое общество им не помеха!

От восторженности спутника Турусову стало грустновато. Пустыня?! Какая? Где? Что он имеет в виду? Духовную пустыню, в которой мы живем? Место действительно странное, и люди в нем… И название — КЕНГАРАКС… А улица называется именами Клавдии и Павла… Явно русские имена.

— Извините, а вы не знаете, кто такие эти Клавдия и Павел?

— Как же! Странно, что вы не знаете! Вы же русский человек! — (Прозвучало это с упреком). — Клавдия и Павел, мать и сын-академик, — величайшие русские интеллигенты, подвижники новой жизни! Павел, сын Клавдии, передал жителям Кенгаракса огромные суммы денег, все свои премии и сбережения, которые сюда несколько раз привозила Клавдия, мать Павла, святая старушка, искренне верующая в великую силу милосердия и человеколюбия. И не подумайте, что эти люди — жители Кенгаракса — не оценили величайший душевный подвиг удивительной русской семьи! Они установили недалеко от центральной водоразборной колонки маленькую каплицу святой Клавдии и чтут свою благодетельницу. Жаль, что сам Павел, сын Клавдии, еще ни разу не побывал в созданном с его помощью Кенгараксе. Он очень далеко и, как настоящий русский интеллигент-ученый, до фанатизма предан науке…

“Здесь русским духом пахнет”, — вспомнилась строка из сказок, и Турусов поежился, словно налетел холодный ветер.

Они шли к началу улицы Клавдии и Павлы, вдоль обжитых вагончиков. Впереди показался просвет — заканчивались ряды вагончиков и начиналось поле перепаханного синезема.

— А вот и каплица! — Спутник потащил Турусова под руку к маленькой часовенке. Там висела фотографическая икона в старинном окладе, под ней горели свечи.

Подойдя ближе, Турусов протер очки, чтобы получше рассмотреть святую, и тут его прошиб пот: с фотографической иконы глядело добродушное, светящееся смиренностью лицо Клавдии Николаевны — старушки, ехавшей с ними в гостиницу “факел” к сыну Павлу, профессиональному деньгодобытчику.

Турусов оторопело уставился на икону, а перед глазами пробегали воспоминания о том, как они втроем — Турусов, старушка и Радецкий — ели свежесваренную кашу в своем родном вагоне, а рядом, в противоположном от служебного купе углу, стоял сопровождаемый груз, которого теперь лишились и Турусов, и Радецкий.