Бунт обреченных

Все уже почти закончилось: солдаты с неба сражались, покоряли, убивали, а саанаэ умирали. Через несколько дней закончатся бои. Какая гадкая работа, ненужное дело, бесполезное занятие!

В наушниках шлема раздался возбужденный возглас:

— Смотри вверх, будь осторожен.

Снаряд прочертил в небе красивую желтую полосу, в разные стороны посыпались яркие, аккуратные горошины и рассыпались далеко впереди нас, среди островов. Это выстрелила из гиперпространства, направляя свою разрушительную огневую мощь на Элисар, установка бомбометания ФТЛ.

Всего лишь одно орудие, предназначенное специально для Мохуза, сбило спесь с восставших полицейских.

Снаряд падал за снарядом, а опомнившиеся саанаэ наконец начали стрелять из своих допотопных несовершенных пушек. Но лучшее, что они могли сделать, это уповать на своего господа…

Что-то сверкнуло вокруг упавшего снаряда, и это что-то оторвало головы нескольким защитникам.

Самонаводящиеся снаряды летели прямо в центр Мохуза. Всюду сверкали вспышки, жерла пушек плевались огнем.

Дисплей, вмонтированный в шлем, погас, закрылись шоры, и я ощутил себя в полной темноте. Я услышал, как кто-то издал короткий стон или хрип — такой был испуганный голос.

— Эй, успокойся, — произнес я.

Задрожала земля, лес начал трещать, а потом наушники перестали работать. Я слышал только дыхание своих солдат, их шепот, пытающийся добраться до моих ушей через командную сеть. Затем до моего сознания донесся теплый вздох ветра, шелест листвы, будто перед бурей, и мои глаза открылись на исчезающий золотой свет. Мохуза больше не было — вместо него остались лишь разбросанные на многие мили остатки строений. По ним еще гуляли волны от взрыва, разрушая то, что уцелело.

Старший хавилъдар высказался по этому поводу достаточно определенно:

— Дерьмо собачье…

Повелители имели в своем техническом лексиконе название этому фактору: «нерадиоактивное энергетическое поражение». Мы же называли такие снаряды «тарахтелками» из-за шума, который они производили.

Настало время добивать оставшихся в живых. Мы шли по битому камню какой-то деревушки, от которой ничего не осталось. Под ногами скрипели доски, камни размером не больше ногтя. Над руинами курился дымок. Всюду валялись изуродованные трупы, походившие на помесь дракона и тарантула. Один из таких трупов лежал рядом с переломанным телом саанаэ. Его голова мирно покоилась на мертвом туловище собрата по несчастью, а конечности были выдраны с мясом. Мои солдаты что-то бормотали, вспоминая родственников по матери в нескольких коленах.

На склоне округлого коричневого холма они нашли довольно большой кусок материала, напоминающего мрамор, очевидно, часть статуи саанаэ. Рядом с обломком местного произведения искусства лежало изуродованное тело кентавра женского пола, вдвое меньшее, чем тело взрослой особи: левая рука оторвана по локоть, правая передняя нога сломана, челюстная кость торчит наружу, лицо в запекшейся желтой крови.

А глаза смотрят на нас не мигая…

— А, мать твою! — выругался мой хавилъдар.

Да, по-моему, нам придется трудно, труднее, чем я мог предположить.

Никто не произнес ни слова и не сдвинулся с места. Девочка саанаэ что-то прошептала, держа здоровой рукой обрубок левой.

— Хавильдар?

— Сэр?

— Отведите команду к реке, разбейте на ночь лагерь. Нас заберут утром и отправят в следующую горячую точку. Здесь мы сделали почти все.

— Да, сэр, — в голосе подчиненного явно послышалось облегчение.

Мы все время делали и делаем эту работу. Нам никогда не было легко. Y людей болела и будет болеть душа, пусть они отдохнут.

Я слышал, как медленно, бряцая оружием, уходит мой отряд. Настроение у них явно упало. Моральный упадок, желание отдохнуть движет после боя многими из наемников.

Маленькая девочка не сводила с меня глаз. Думаю, она знала, что ее ждет, и ждала.

Когда я поднял огнемет, она даже не вздрогнула и не отвернулась. Направив его на жертву, я нажал на курок, и только тогда услышал ее крик короткий, пронзительный, превратившийся в горловое бульканье и хрип. Огонь охватил маленькое тельце…

Утром мы отправились восвояси на Сантулиг — там нас ждал отдых, переформирование и поездка на Боромилит, где мне предстояло командовать гарнизоном.

Днем я нашел двух саанаэ, сидящих в гордом одиночестве, вымытых, аккуратно сложивших свои шали и одеяла. Может, они готовились танцевать, может, нет. Кентавры ласкали друг друга, заглядывали в глаза партнеру.

Женщина кивнула мне и отрывистым, лающим голосом произнесла:

— Добро пожаловать, джемадар-майор.

— Привет, Стоуншэдоу. — Я стоял, прислонившись спиной к дереву, перенеся тяжесть тела на пятки. — Я не знаю твоего чина.

— Чин — это дело прошлое. У нас сейчас есть работа, что дал твой местный господин. Это все.

— Мой господин?

— Ну, один из повелителей, находящихся на Земле, тот, что купил наши контракты.

Интересные слова. У расы господ нет ничего, похожего на деньги, просто существует система распределения внутренних ресурсов. Я слышал, как ее называли «системой размещения подчиненных». Насколько название соответствует содержанию, то есть смыслу, я не имел понятия, да это и не столь важно.

Стоуншэдоу проговорила: — Что ты думаешь о нашей маленькой… операции, джемадар-майор?

— Думаю, что ты собираешься позволить моим друзьям да и себе тоже умереть. А может, даже всему населению Земли… Если таких, как вы, будет несколько.

Она не произнесла ни слова, только молча посмотрела на меня.

— Ну, а как ты думаешь, чем это все закончится?

— Думаю, ты слышала, что по этому поводу говорил капитан Итаке. Пусть живет мечта, и когданибудь…

— Ты считаешь, никто не знает о Юлир Вей и это мечта одних лишь саанаэ? — Свое восстание они называли Юлир Вей.

Через некоторое время существо проговорило:

— Нет, джемадар-майор, это всеобщая мечта: жизнь, смерть, успех, провал. Какое значение будут иметь эти извечные истины, если мы не будем постоянно пытаться изменить положение? Они всех не смогут убить, а так вечно продолжаться не может.

— Итак, ты хочешь видеть весь свой народ мертвым? Или весь мой народ?

— Неужели ты считаешь, что мне хочется видеть гибель людей только потому, что ты именно так поступил с моими соплеменниками? — Стоуншэдоу поднялась, подошла ко мне вплотную, возвышаясь надо мной, как скала. В ее глазах отражалось солнце, передние лапы сжались в кулаки: — Нет, джемадар-майор. Когда-нибудь мы вернемся в Элисар, но не ты и не я. К тому времени мы уже будем мертвы. Но туда придут люди и саанаэ, вместе, даже хруффы… — Мечтать, конечно, здорово, пока мечта не превратилась в гнусную реальность.

Лунный свет плясал на воде, сверкал в маленьком водопаде, освещая деревья, наполняя мир тенями. Луна медленно плыла по огромному, бесконечному небу, усыпанному медленно поворачивающимися звездами, идущими своими проторенными путями, далекими и холодными. Кое-где в небе встречались облака, превращаемые ветром в серые кружева.

Треск сучьев в отдалении, плеск водопада, музыкальный, мелодичный, журчание воды, переливающейся через край пруда и сбегающей вниз…

А Александра, стоя в воде по плечи, смотрела на меня, и мне, находившемуся рядом с ней, прекрасно были видны се сверкающие глаза, ее белые зубы, черные вьющиеся волосы, разметавшиеся по плечам, с которых стекали капельки воды, сверкающие в лунном свете, как бриллианты.

Мы молчали, хотя по дороге сюда, шагая через лес, говорили очень мало.

— Я так рада, Ати, что ты здесь. Я так боялась…

Время от времени мы останавливались, обнимались и целовались, шепча друг другу разные глупости. Руки скользили по телам, которые двигались, подставляя нужные места. Тела живут отдельно от мыслей, они всегда знают, чего им надо.

Мы подошли к краю пруда и остановились. Алике тем временем расстегнула мою рубашку, начала гладить мою обнаженную грудь, ее рука скользила по спине, нащупывая мускулы, женщина что-то удовлетворенно шептала, когда я напрягал их и они перекатывались под кожей.