Бунт обреченных

Отлично. Оружие такого класса хорошо для пробивания брешей в скафандрах. Во время учебных боев мне пробили шлем; наш отряд атаковал тогда укрепленный бункер, занятый «враждебной» стороной, чья технология копировала вооружение армии землян в 2159 году. После того, как меня «обласкал» условный противник, в моих ушах неделю звенело.

Над головами «врагов» находились люди Марша, но никто даже и не смотрел в сторону притаившихся хруффов, а двое саанаэ оставались позади, ожидая, обмениваясь взглядами, возможно, усмехаясь.

Я вставил магазин в оружие, поднял его, посмотрел на диапазон прицела. Он составлял тысяча двести метров, меньше действительного поражающего диапазона этого оружия. Один, два, три…

Я сделал один выстрел (ружье издало звук, напоминающий клацанье скоросшивателя) и увидел, как слетела картонная голова хруффа. От ветра, вызванного выстрелом, зашелестели листья. Еще одна попытка оторвала доги у второго макета. Бросив быстрый взгляд на колонну, затем на первые ряды, я сразил пятерых макетов-саанаэ, выбил веех гоплитов, снес головы неподвижным человеческим мишеням.

Потом вслушался в эхо, повторяющее выстрелы.

Последовало гробовое молчание.

Боевики сконфуженно оглядывались, удивляясь, куда делись их мишени? Двое живых саанаэ смотрели на меня, но не двигались с места. Женщина, уловив мой взгляд, положила оружие на землю. Мужчина, оказавшийся намного глупее и тупее, несколько помедлил.

Дэви пробормотал:

— Боже. Лэнк говорил, что ты умеешь стрелять, но кто бы мог поверить, что так здорово!

А Алике прошептала: — А если бы они оказались настоящими, Ати?

Я попытался заглянуть ей в глаза:

— Ну, тогда бы они открыли ответный огонь. — Я перевел глаза на Дэви. Он, казалось, никак не мог поверить в произошедшее, но Алике потом все ему растолкует, она даже уже начала это делать. Скоро до него дойдет.

У подножия холма люди Марша рассматривали сбитые мишени, хмурясь и бормоча что-то друг другу. Двое обнаженных саанаэ начали подниматься в гору, туда, где стоял я, оставив свое оружие лежать на земле.

Недалеко от лагеря находилась старая каменная шахта, сдишком маленькая для того, чтобы ее можно было назвать каменоломней XX века. Кто-то явно пытался недавно выкопать оттуда ее содержимое, добравшись аж до основания холма, обнажив гранитный выступ, на котором больше не вырастет ни деревца, ни травы. Только лед и корни могут сделать свое черное дело — подточить его устои, и лишь тогда утес рухнет вниз, как подкошенный.

Ниже кто-то выкопал в скале небольшую яму, оставив дыру с олимпийский плавательный бассейн. Вода из маленького ручейка, стекавшего с утеса, заполнила углубление чистой, прохладной влагой, переливающейся через край. Создался уже новый поток, стремительно убегающий вниз, теряющийся в лесу.

Небольшой импровизированный водопад размыл камень, и поверхность воды находилась на фут ниже краев ямы. Всюду разросся мох, мягкий, как бархат.

Сейчас, пока люди Марша собирались у бассейна, жуя паек, а саанаэ укрылись в лесу, подальше от меня, и набросились на свою странно пахнущую еду, я сидел на каменном краю ямы между Алике и Дэви и смотрел на поверхность водоема, на отражающиеся в нем утес, небо и облака, на безжизненное дно.

Вода, должно быть, здесь была кислотной.

Дэви, усиленно трудясь над огромным сэндвичем, спросил:

— Ну, что ты думаешь?

«О чем, о твоем глупом шоу?» — хотел я спросить, но вслух произнес: Дэви, мой брат замешан во все это?

— Кто, Лэнк? — Мужчина взглянул на Алике, сидящую позади меня. — Нет, не совсем. Он считает, что это огромная ошибка.

— Но он прекрасно обо всем знает, — подала голос женщина, больше не глядя на меня и уставив-шись на воду.

Плохо это все.

— Кто еще в курсе, событий? — Твоя жена? — продолжал я допрашивать его. Он удивленно взглянул на меня: — Мириам? Нет, она думает, что я хожу в клуб по спортивному ориентированию. Это наша отмазка.

Алике тихо произнесла:

— Ати, твой отец всегда был очень близок с шефом Каталано. Мы никогда…

В глазах Дэви мелькнула боль:

— Мой отец умер, потому что твой не захотел помочь ему.

Но меня-то там не было, и я не помню.

— И ты думаешь, что доведешь до конца однажды начатое?

Дэви удивленно, серьезно посмотрел на меня, затем едва слышно вздохнул:

— Возможно. В самом начале мы думали; что это просто игра, похожая на ту, детскую, в освободителей. Да ты же сам знаешь.

«Конечно, знаю, но…» — начал было мысленно возражать я, но мой друг перебил меня: — Даже после того, как мы нашли склад оружия, — рукой он любовно погладил черный пластиковый корпус ружья, — это все еще оставалось игрой. Мы не стали ничего трогать, закрыли вход, но это натолкнуло нас на одну мысль. Военные повсюду оставляют склады боеприпасов, особенно когда намереваются сдаться в плен. «Надежда умирает последней», — так говорят некоторые, но мы несколько видоизменили поговорку: «Надежда никогда не умирает».

— Ага, понятно. Но когда же игра перестала быть забавой? — Вообще-то я уже знал ответ.

Дэви взглянул на Мейса и Стоуншэдоу, укрывшихся в тени деревьев:

— Когда узнали, что произошло с цивилизацией саанаэ.

— Но вы же знали, как легко и быстро их разгромили, не так ли?

Мой собеседник пожал плечами:

— Похоже, что так оно и было, но саанаэ почему-то представляют все несколько иначе. Ну, ты сам знаешь их позицию: «Мы почти победили».

Однако я был не так глуп и, указывая на расположившихся на берегу искусственного пруда мужчин и женщин в зеленой форме, окруженных лесом и руинами, спросил:

— Тогда зачем все это?

— То, что произошло один раз, может повториться, причем не однажды. Рано или поздно…

«Что рано или поздно? Ты преклонишь колени перед каким-нибудь новым богом или умрешь, подражая древним персам», — подумал я.

Дэви, отрешенно глядя в небо, проговорил:

— Не имеет значения, что восстание саанаэ провалилось. Оно потерпело поражение, потому что люди, хруффы, подобные… тебе содействовали его разгрому. Также не имеет значения и тот факт, что и люди потерпят поражение. Имеет значение лишь сама идея восстания и мысль, что оно охватит и другие планеты.

— Ты понимаешь, что может произойти!

Он медленно кивнул:

— Мы потерпим поражение, мы падем, некоторые из нас погибнут. Может, людей и саанаэ отправят в ссылку на другую планету. Те, кто попадет туда, продолжат освободительную борьбу, объединясь с порабощенными туземцами. И мы всегда сможем сказать им, что наше восстание практически победило.

«Э, нет, Дэви, ты далеко не глуп… Ну, и что мы имеем теперь? Рассказать тебе о других планетах, о цивилизациях, что оказали упорное сопротивление, приведшее их к весьма плачевному концу? Есть миры, на которых больше никто не живет. Повелители Вселенной могут, если это необходимо, превратить население в рабок или оставить планету пустынной, или создать дымящийся ненаселенный мир для разработки и добычи полезных ископаемых, если больше нет выхода…»

— Чего ты ждешь от меня?

Алике положила руку на мое бедро, а Дэви произнес:

— Меня поразила твоя стрельба сегодня, Ати.

— И что?

— Существует десять миллионов людей, подобных тебе, вооруженных, тренированных, разбросанных по галактике. — У него перед глазами, наверно, встала полная панорама. Мне стало жаль этого человека, да и всех остальных тоже.

Я спрятался со своими солдатами в золотом лесу, находившемся в Мозельских горах Элисара, и рассматривал расстилающуюся внизу долину Pea. Co всех сторон нас обдувал ветер, разгоняя темно-серые облака в грязном, мутном, пасмурном небе. Внизу растянулся город Мохуз, через который протекала река Треме.

Мохуз — столица мира, где правил король Тури Амаг.

За пределами города находился космопорт, откуда гордые кентавры саанаэ улетали завоевывать свою черную, мертвую луну и безжизненные планеты, а затем, счастливые от своих достижений, отправлялись далее, к звездам. В космопорту что-то горело, высоко поднимался черный дым, ветер разносил его по округе.