Звёздный егерь

И Саади угадал мои мысли. Не потому ли, что подумал о том же?

— Вы о гибели Феликса и Аниты? — с вызовом произнёс он. — Но при чём здесь это? Несчастный случай…

— Не уверен…

Саади покраснел. Он всегда краснел, как только я заговаривал о давних событиях.

— Не понимаю, о чём вы говорите, Алексей Васильевич. Я давно догадываюсь, какие у вас бродят мысли. Вы предполагаете, что произошло убийство?

Я помолчал, и Набиль Саади покраснел ещё больше.

— Абу-Фейсал, а вы верите, что двух достаточно опытных учёных не могли защитить ни поле, ни кэб, ни костюмы?

— Они вышли из кэба. У озера была довольно густая растительность. Феликс, чтобы не повредить деревья, оставил кэб и прошёл дальше пешком.

— Хорошо. Допустим, Феликс и Анита стояли на берегу и наблюдали. Но как они оказались в озере? Каким образом? Что пробило силовую защиту?

— А вы обратили внимание, что поле отключается, когда снимаешь шлем!..

— Вот именно! А почему они были без шлемов? Никто в комиссии на этот вопрос толком не ответил, все только пожимали плечами: сняли — потому и погибли. А я спрашиваю: почему сняли?

Саади только пожал плечами.

— Воздух здесь по составу близок к земному, особенно в некоторые зелёные сезоны. Может, захотелось подышать немного без шлема? Или рискнули установить без шлема контакт с неизвестным индуктором?

— Даже если мы найдём на Мегере разум с телепатическими способностями, — возразил я, — то тогда получим ответ лишь на вопрос, почему люди могли оказаться в озере без шлемов. Но не на вопрос, почему они сняли шлемы. Или, вы полагаете, супергипноинтеллект пробил защиту? Эксперты практически исключают такое напряжение псиполя. С другой стороны, любой участник экспедиции при желании легко мог подстроить несчастный случай. Например, вызвать неисправность лёгочного монитора, и в определённый момент люди начали задыхаться в шлемах. Или потеряли контроль над собой…

— Дикость какая-то. Но… но, положим, технически это подстроить можно. Однако зачем? Вы, Алексей Васильевич, несомненно, большой знаток детективной литературы. Так вспомните: сыщики прошлого всегда начинали расследование с вопроса «кому выгодно?». Кому могло понадобиться убивать Аниту и Бурцена?

— Хотите мотив?

— Да, если угодно. Мотив!

Я так увлёкся спором, что позабыл о своём намерении действовать с позиций адвоката и полностью вошёл в роль обвинителя.

— Мотив Елены Бурцен — ревность. Мотив Альберто Тоцци — неразделённая любовь, ущемлённое самолюбие и та же ревность. Мотив Масграйва — самый неубедительный, но всё же допустимый — ненависть к подрывателям экспедиционной дисциплины. Только у вас нет видимого мотива, Абу-Фейсал.

— Нет уж, простите! — воинственно выкрикнул контактолог. — Мотив, в таком случае, имелся и у меня. Мы с Бурценом были, пользуясь вашей терминологией, заклятыми научными врагами!

Глава 12

Несколько дней мы работали, выезжали в маршруты, наблюдали. И всё равно решение главного вопроса — кто убил? — не продвигалось дальше умозрительных легковесных заключений.

То, что Саади сам возводил на себя возможные подозрения, ни в коей мере не успокаивало меня. Напротив, этот допускаемый мотив преступления захватил моё воображение. Меня поразило, как ловко и долго скрывал Саади научную вражду с Бурценом: ни в одном отчёте, ни в одной беседе на это не было сделано и намёка. А вражда существовала. Посылая с Мегеры репортаж на Пальмиру, я вставил в гиперграмму просьбу разобраться в антагонизме двух учёных. Через двое суток я снова пожертвовал последним редакционным флашером, выведя его в гиперкосмос за ответом. Как я и рассчитывал, мои коллеги на Пальмире не подвели. Неторопливые в обычных делах, они обладали даром мобилизовать силы, когда это требовалось.

В сообщении говорилось, что Бурцен был главным научным оппонентом Набиля Саади. Хотя оба исследователя представляли разные области науки, их интересы непримиримо сталкивались в одном — в споре о происхождении внеземного интеллекта. Теории Бурцена и Саади поддерживались различными группами учёных. Саади отстаивал довольно смелую теорию неорганических мыслящих структур, Бурцен же доказывал прямо противоположное. Он был убеждён, что носителем разума может быть лишь биологическое образование, продукт органической эволюции.

Мотив Саади надо было рассматривать как весьма серьёзный. Гибель Бурцена, во-первых, избавляла профессора от, как он сам выразился, «заклятого научного врага», который мог, докажи свою правоту, свергнуть Саади с академического пьедестала. А во-вторых, приписывая гибель людей таинственному гипнотическому излучению, которое предположительно могло быть продуктом внеземного интеллекта, Саади получал если не подтверждение, то значительное подкрепление своих научных позиций.

Я уже не сомневался, что кто-то третий вольно или невольно повинен в том, что Бурцен и Анита сняли шлемы и… нырнули в озеро.

Озеро… Несколько раз подъезжали мы с Набилем к самому оврагу, похожему на пересохший заброшенный карьер. Если бы не старые видеозаписи да крохотный фонтанчик родника на дне, мы ни за что не признали в этом котловане загадочное озеро. То самое, что разливается здесь лишь в одно время года — в двадцать шестой сезон. Разливается, чтобы перед началом нового цикла высохнуть. То самое озеро, которое так или иначе приняло, забрало или пожрало две человеческие жизни.

Сезон, который переживала Мегера, можно было без колебаний назвать сезоном пробуждения озера.

С каждым днём лужица увеличивалась, росла, уровень воды поднимался, и лужица эта всё больше напоминала обычный земной пруд.

По кромке озерца заколыхалась иссиня-зелёная ряска. Козырьки напитанных влагой берегов затянуло розовой паутиной бесчисленных корешков, а грунт вокруг высохшего котлована всё ещё грязно-коричневого цвета, как и повсюду, подёрнулся редкой травкой. Чуть поодаль, метрах в двадцати от озера, начинался «буш» — невысокий кустарниковый лес. Его населяли летающие, бегающие, ползающие. Час от часа мегерианская фауна становилась всё удивительней, разнообразней. И в этом прогрессирующем разнообразии видов угадывалась система. Одни пожирали других; не успев переварить жертву, хищник сам попадал кому-то на обед. Через день ленивых трепангов, неуклюжих прыгающих черепах уже не было видно. На смену им пришли более приспособленные твари, но и от них не осталось и следа: жизнь на Мегере усложнялась с поразительной скоростью. Перед нами промелькнул калейдоскоп самых немыслимых созданий. Последнее поколение животных, появившихся два дня назад, после очередного обильного дождя, отличалось от предшественников большими размерами, способностью к мимикрии и почти безудержной агрессивностью.

Мегерианские обитатели пытались нападать на нас и раньше, но то были умеренно крупные особи, и мы оружие не применяли, полностью полагаясь на защитное поле. Было даже интересно испытывать собственную выдержку: ничего не предпринимая, смотреть, как на тебя несётся очередной ком когтей и клыков.

В день дождя на меня бросился вепрь с прямыми острыми клыками, но на расстоянии вытянутой руки зверь натолкнулся на защитное поле, которое полностью поглотило энергию удара. Когда я обернулся на шум, кабан уже бился в конвульсиях.