Небо в зеленой воде (СИ)

- Арина, можно сколько угодно предполагать что угодно, - проявив проницательность, шепнул англичанин, глядя в мое отрешенное лицо. - Мы за последние дни очень устали, а для тебя все это вообще еще не пережитый шок, поэтому не стоит удивляться тому, что сознание ищет причины всех странностей в нашем необычном существовании. Возможно, все не так трагично, как может показаться с первого взгляда. Ты просто выдвинула дурацкое предположение и за уши притянула готовую теорию. Ты же компьютерщик, ну призови свою рациональность, - не дождавшись ответа, посмеялся надо мной он.

- Специалист по информационным технологиям, - выпадая из транса, на автомате поправила я.

Есть не хотелось - последствия не прекращающейся вот уже несколько дней череды событий, но подумав, что хорошая пища, возможно, немного отвлечет от тревожных мыслей, я стала выискивать в меню что-нибудь изысканно вкусное, но при этом знакомое. Не люблю попадать на экзотические кушанья с совершенно несочетаемыми для меня компонентами, а потом с омерзением пережевывать нечто, боясь даже вообразить, что же именно скрипит на зубах.

В процессе выбора блюд и обмена неглубокими познаниями о местной кухне англичанина крайне обескуражила новость о том, что я не выношу спиртные напитки.

- Только не приписывай свое удивление распространенному мнению, что все русские пьют, причем пьют только водку, - предостерегла я.

- А что, если и так? - поинтересовался он.

- Я тебе попросту не поверю, ты сам в прошлой жизни был русским и точно знаешь, что это чушь.

Увидев выражение его лица, я победоносно поздравила себя мысленно и продолжила.

- Ты слишком хорошо говоришь по-русски, догадаться было не сложно. - На самом деле мой вывод основывался исключительно на интуиции.

Мелькнувшая в голове цепочка причинно-следственных связей показалась настолько забавной, что, задавая следующий вопрос, я еле сдерживала смех.

- Это что же, в прошлой жизни я любила русского? Да уж, что может быть притягательнее для эфемерной, воспитанной на сопливых романах американской девушки.

- Не совсем так, я был сыном американских эмигрантов, родившимся в России, хотя ты почти попала, ведь прожил я на российских просторах много лет и набрался как подобающих, так и совершенно неуместных привычек.

Некоторое время мы молчали, поглощая заказанную еду.

- Меня интересует одна вещь, - произнес он, медленно цедя красное вино, выбранное слишком придирчиво для небогатого ассортимента маленького кафе. Он замолчал.

- Ну что же ты медлишь, вопрос настолько страшен?

- Нет, очень банален, особенно на фоне затянувшего нас круговорота происшествий. Вот пытаюсь оценить, не выходит ли он за рамки нашего общения, хотя нечто подобное я уже спрашивал, но не вполне удовлетворен ответом.

- Ты считаешь, что между нами еще остались какие-то рамки, после всех предательств, самоубийств и спасений? - ехидно осведомилась я.

- Ты привлекательная, явно успешная женщина, мужчины оборачиваются тебе вслед как цветки одуванчика к солнцу, - в подтверждение своих слов англичанин кивнул в сторону соседнего столика, откуда за мной наблюдала пара пытливых глаз, - но ты совершенно одна. Почему же никто не оставил даже мимолетного следа в твоей душе?

Он только что, можно сказать, отвесил мне комплимент, хотя вряд ли намеревался это сделать, но предсказуемого удовлетворения это не принесло, напротив, в сердце заскреблась странная грусть, будто вскрылось то, что я всегда тщательно прятала от посторонних глаз. В его присутствии я себя все время чувствовала как голая.

- Да что ты можешь знать о моей душе?! Ты никого ни в одной из жизней не любил. Тебе ли судить о таких вещах?

- Но у меня была хотя бы жена, - невпопад пошутил он.

- А я была наложницей фараона, - с вызовом вставила я.

- Бедный, ему надо бы посочувствовать.

- Не думаю, что и твоя жена достойна большой зависти, - рассмеялась я, понимая, что напряжение между нами постепенно спадает.

Дальше беседа потянулась более или менее спокойно, изредка все же натыкаясь на угловатые препятствия в виде молчания Даниэля и моего сарказма. Всеми правдами и неправдами я выпытывала интересующие подробности его жизни, исключая, конечно, личную сферу, аспекты которой он тщательно скрывал как измученная журналистами голливудская кинозвезда. Наконец-то я почувствовала себя в своей тарелке, придавшись излюбленному занятию - изучению и анализу отдельно взятого страстно интересующего меня человека, на эту роль обычно претендовало слишком мало людей, но данный индивид был для меня, как вы понимаете, совершенно особенным.

Мой энергетический близнец родился в небольшом городе на юге Великобритании, в семье двух чрезвычайно занятых карьерой людей, которых видел очень редко. Его воспитанием занималась гувернантка. Закончил престижный колледж, получил степень по праву, как того желали родители. Затем с чувством выполненного долга решил заниматься тем, о чем давно мечтал. Родные всегда призирали его странную и, как им казалось, абсурдно несерьезную увлеченность живописью, которая в итоге, к их немалому изумлению, частично материализовалась в рекламный бизнес.

В свою очередь я сжато набросала ему общие моменты своей заурядной жизни. Разговор вроде бы вполне вязался, но всплывало нечто, ограничивающее общение, сковывающее. У нас с трудом получалось даже просто обмениваться ничего не значащими историями из прошлого. Возникало ощущение, что вместо плавного течения разговора мы все время упираемся в ухабы на дороге. Вопрос - молчание - неохотный ответ. Встречный вопрос - задумчивость - не всегда до конца правдивый ответ - уловка для перевода разговора в другую сторону.

'М-да, вот колкости и пикировки нам удаются гораздо лучше'.

Я всегда себя считала очень коммуникабельной, и могла при желании разговорить даже скульптурную группу Церетели, но здесь мой врожденный талант потерпел сокрушительное фиаско. В конце концов, я отчаялась придать максимум нормальности беседе и смирилась с отрывистыми слишком едкими замечаниями.

- Что ты видишь там, за гранью смерти? - спросила я, пригубив кофе.

- За гранью жизни ты хотела сказать? Сомневаюсь, что смерть, как таковая, для нас существует, во всяком случае, в том виде, к пониманию которого мы привыкли.

Он замолчал, задумался, и мне пришлось повторять вопрос.

- Так, что ты видишь?

- Физическая оболочка словно спадает, и я становлюсь... даже не знаю, как это выразить... чем-то другим, не человеком, а вокруг пустота... Мне очень хорошо, но давит окружающее Ничто, оно почти осязаемое, я мог бы дотронуться до него рукой, если бы только имел там руки. Аморфное, но при этом совершенно счастливое состояние, даже несмотря на пугающую пустоту.

Он один в один повторил все то, что чувствовала я при погружении.

- Как думаешь, мы одни такие? - глотнув немного красного вина, задал он встречный вопрос.

Холодный взгляд блуждал по залу, останавливаясь то на декоре кафе, то на немногочисленных посетителях, то на престранном официанте с глубоко посаженными глазами и вертлявыми суетливыми движениями.

- Так же, как и ты, понятия не имею, но чисто логически сомневаюсь. Скорее всего, мы не единственный экземпляр природного эксперимента, - покачала я головой.

- Думаешь, природного? - хмыкнул он, и мурашки побежали по коже, едва я представила, куда нацелен намек. Кровь отхлынула от лица.

- Правительство, инопланетяне? - идиотская идея, но почему-то сценки из шпионских боевиков с генетическими экспериментами и всемогущими жестокими корпорациями не шли из головы.

Он смерил меня снисходительным взглядом, едва сдерживая неподобающую в данном случае, ухмылку, но уголки губ все равно заметно дрогнули.

- Это я так... - пальцы непроизвольно расчертили воздух. Мое наивное предположение господина Вильсона определенно позабавило. - Не будь глупой, я пошутил, хотя, не скрою, такие мысли когда-то и мне приходили в голову. Люди даже близко не имеют понятия о нашем с тобой престранном существовании, иначе, изучая, давно бы уже разобрали обоих на молекулы.