Догма кровоточащих душ

Все. Все готово. Еще часы. Наладонник. Деньги. Остальное - лишнее. Профессиональный убийца не должен иметь ничего лишнего. Профессиональный убийца вообще не должен ничего иметь. Только в глупых фильмах показывают жутко мужественных дядек, в свободное от отдыха в шикарных домах в обществе шикарных теток время постреливающих из винтовок с оптическим прицелом еще более нехороших дядек. Легкое движение указательного пальца, и работа сделана. Можно дальше наслаждаться жизнью.

Великая истина заключается в том, что первая же отнятая тобой жизнь навсегда лишает тебя право жить самому. Ты исключен из списка живущих. Сама смерть крепко держит тебя в своих костлявых объятиях и зубами покусывает мочку левого уха. Смерть - всегда слева. Больше уже никогда не избавиться от ее присутствия. Она навсегда лишает тебя вкуса жизни. Она лишает тебя главного, чем живет обычный человек - следующего дня. Будущего больше не существует. Ты навечно заперт в настоящем. Прошлое - не имеет значение, и его лучше всего забыть.

Только глупцы думают, что убийца властен над чьей-либо жизнью. Убийца - раб смерти. Самый ничтожный и презренный раб.

Две темные тени притаились под деревьями.

- Агатами!

- Тэнри, Рюсин? Что вы здесь делаете?

Рюсин смущенно ковыряет ботинком асфальт. Тэнри сжимает и разжимает кулаки, как это он всегда делает, когда волнуется.

- Зачем вы здесь? - снова спрашивает Агатами, хотя прекрасно понимает - зачем.

- Мы пойдем с тобой, - наконец собирается с духом сказать Тэнри.

- Куда пойдете?! - шипит Агатами. Жаль, что сейчас ночь, а то она показала бы этим добровольным помощникам, что значит попадаться на пути идущей по своим делам Агатами.

- С тобой, - говорит Рюсин, словно это и так все объясняет.

- А если я на свидание иду с парнем?! А если - в кустики?! - шепотом кричит Агатами.

Одиноко горящий фонарь проглядывает сквозь прореженную осенью листву, и три длинные тени падают на дорожку, украшенную золотистыми мазками листопада.

- У тебя задание, - хмуро говорит Тэнри.

Агатами внезапно успокаивается.

- Да, задание. Вам хорошо известны правила. Хотите получить по пуле в затылок?

- Ну, это-то не так просто сделать, - расправляет плечи Рюсин. - А тебя мы все равно одну не пустим.

- Мы пойдем с тобой, - говорит Тэнри, и Агатами понимает - пойдут, что бы это им не стоило. Можно кричать, драться, оскорблять, но они не отвяжутся от нее, потому что они - друзья, потому что дороже друг друга у них все равно никого нет, потому что...

И еще Агатами понимает, как ей страшно. Страх загнан в клетку, заперт на задворках сознания. Он разъяренным зверем грызет стальные прутья, царапает когтями землю, воет и брызгает ядовитой слюной. Он заперт, но в одно мгновение готов вырваться оттуда и сожрать маленькую, неуверенную Агатами, лишь прикидывающуюся сильной и самоуверенной.

- Вы даже не знаете, куда я иду, - грустно говорит сдавшаяся Агатами.

- В Ацилут, - просто говорит Тэнри. - Никки-химэ сказала нам. Тебя послали в Ацилут. И ты должна...

- Заткнись, - прерывает его Агатами. Теперь у нее появляется чувство, что их подслушивают. Кто-то или что-то таится среди деревьев и буравит ей затылок тяжелым взглядом, как будто вворачивает туда ржавый винт. - Хорошо, вы идете...

- Ура! - подпрыгивает Рюсин. Он-то как раз не был уверен, что им удастся переубедить Агатами.

- Тише! - ткнул его локтем Тэнри.

- Вы идете только до того места, которое я сама вам укажу. Дальше начинается моя работа и... и в ней помощники только мешают.

Рюсин разводит руки, словно готовясь обнять друзей, его тень стремительно начинает удлиняться, поглощая тени Агатами и Тэнри, затем - неуловимое движение, жаркое, даже обжигающее дыхание, от которого влажная дорожка начинает парить, высыхать, мокрые листья закручиваются в трубочки и взметаются ветром вверх, где мелькнуло и тотчас исчезло белоснежное тело дракона.

На дорожке никого нет. Мигает и гаснет фонарь. Становится еще темнее.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ТЕЗИС МЕХАНИЧЕСКОГО АНГЕЛА

1

- Уверяю вас, господин Ошии, - повода для беспокойства нет. Сэцуке хорошо адаптировалась к школе, у нее появились друзья. Учителя отмечают ее старательность. Она очень хорошая девочка.

Голос госпожи Окава звучал вполне убедительно. Ошии почувствовал себя неловко. Он все еще стоял у порога кабинета, в промокшем плаще, с которого скатывались капли дождя и собирались под ногами в маленькие лужицы.

- Я все понимаю, госпожа-распорядительница, - сказал Ошии. - Но я хочу на время забрать Сэцуке потому, что... Вчера я получил печальное сообщение. Моя бывшая жена, мать Сэцуке скончалась.

- Соболезную, господин Ошии. Тогда это, конечно, совсем другое дело. Я не знала... Извините меня, - госпожа Окава помолчала. - Вы хотите поехать с девочкой на похороны?

Ошии покачал головой:

- Нет. Кремация состоялась вчера. По завещанию прахом покойной должна распорядиться сама Сэцуке. Урна прибудет завтра в Хэйсэй...

Госпожа Окава достала из кармана серебристую коробочку с ароматическими палочками, встала и подошла к Ошии.

- Будете? Это успокаивает, господин Ошии. Я очень сожалею о том, что произошло.

Ошии взял черную палочку с золотой полоской.

- Может быть, вы все-таки присядете? - предложила госпожа Окава. - Я распоряжусь, чтобы Сэцуке собрала вещи. Она сейчас должна быть на уроке. Это потребует время. А вам лучше подождать ее здесь и немного успокоиться.

Ошии снял плащ, повесил его на разлапистую вешалку, где уже висела чья-то цветастая накидка, и сел. Кресло было мягким и глубоким. Оно ласково обнимало уставшее тело. Бессонная ночь, бессонный день... Хотя, разве день и так не бывает бессонным?

- Госпожа Ивараси, - сказала госпожа Окава в переговорник, - госпожа Ивараси, прошу привести ко мне ученицу Тикун Сэцуке. Ее забирает отец.

- Подготовить все необходимые документы, госпожа Окава?

Госпожа Окава посмотрела на Ошии.

- Нет, пока не надо. Отметьте это как отпуск в связи с кончиной матери.

- О, я очень сожалею... Бедная девочка!

- Поторопитесь, госпожа Ивараси. Господин Ошии ждет дочь.

Госпожа Окава достала из шкафчика бутылку и две рюмки.

- Вам надо выпить, господин Ошии. Это должно немного помочь... - госпожа Окава протянула рюмку Ошии.

- Спасибо.

- Я присоединюсь к вам, - госпожа Окава пригубила напиток. - Для вас и девочки это большое горе и трудное испытание. Вы знаете, что в нашей школе много детей из неполных семей, а также круглых сирот. С ними всегда много проблем.

Ошии глотнул коньяк. Блаженное тепло разлилось внутри. То, что ему сейчас не хватало.

- У нас были семейные разногласия, госпожа Окава, - внезапно признался Ошии. - Последние годы мы не слишком часто общались с женой... Нас почти ничто не соединяло. Я был здесь, она - там...

- Я понимаю, - сказала госпожа Окава и внимательно посмотрела на Ошии. Только теперь Ошии заметил, что госпожа распорядительница вовсе не старая, а очень даже молодая женщина. Возможно, что моложе самого Ошии. Овальное лицо, ямочка на подбородке, темные глаза.

- Но ведь у вас была Сэцуке? Она ваша общая дочь... или я что-то недопонимаю?

Ошии глотнул еще.

- Да, конечно, - вяло сказал он. - Она - наша дочь. Но это не имело большого значения.

- Вы ее очень любили, - сказала госпожа Окава. - Я вижу по вашим глазам. Для вас это серьезная потеря, господин Ошии, но вы теперь несете полную ответственность за Сэцуке.

- Я не знаю, что мне делать, - сказал Ошии. - Я в растерянности.

- Тут трудно что-либо советовать, господин Ошии.

- Я и не жду совета, - сказал Ошии. - Простите, госпожа Окава, за минуту слабости. Это было невежливо с моей стороны воспользоваться вашим временем и вниманием. Простите.