Иллюзорный мир (сборник)

Ее голос стих, и плечи опустились. Она уставилась в пол.

— Но, — опустошенно произнесла она, — вы не хотите провести меня туда.

Да, подумал Марк, глядя на нее, противопоставляя собственные мысли тем чувствам, которые она, казалось, сумела вызвать в нем. Без сомнения, она весьма изобретательна в умении заполучить то, чего желает. Но имелись еще и другие причины, которые были интересны Марку самому, — причины, о которых она не могла даже подозревать.

— Да, — произнес он. — Что ж, подумав еще раз, я, пожалуй, возьму вас с собой. Вы заинтересовали меня этим человеком. Я сам хотел бы еще раз взглянуть на него.

Глава 4

Он двинулся навстречу двум охранникам. Она заспешила вслед за ним, стараясь не отставать.

— Как они? — спросил он старшего из двоих, молодого старшину, которому было лет тридцать — тридцать пять на вид.

— Тихо, — ответил старшина. — Мы потеряли двадцать восемь человек сразу после старта, но больше пока никто не погиб. — Он заметил выражение, исказившее лицо Уллы. — Извините, мисс, но это происходит всегда. Сразу же после старта, когда они наконец понимают, что они теряют прошлое безвозвратно, многие из них просто сдаются.

— Они кончают жизнь самоубийством? — Улла чувствовала себя отвратительно. — И вы им позволяете?

— Не многие. Я имею в виду, что те, кого мы потеряли, — просто сдались и умерли, — ответил старшина. Затем он повернулся к Марку:

— Разве это не так, пограничник? Мы не могли бы ничего сделать, даже если бы и хотели.

— Но остальные… — прошептала она.

— Люди действуют согласно приказу, а приказ гласит — оставить всех остальных в покое, — произнес Марк. — Нет никакого смысла заставлять людей жить, когда они этого не желают. Так или иначе, если бы тебе и удалось сохранить им жизнь сейчас, они бы все равно вскоре погибли, как только очутились в Колониях. Охранник, а какой там сейчас цикл? Сна или бодрствования?

— До конца цикла бодрствования еще примерно полчаса, — ответил старшина.

— Принесите списки, — сказал Марк. — Я бы хотел просмотреть их.

— Да, сэр.

Старшина сделал пару шагов к панели в стене коридора и вытащил небольшую коричневую коробку микропленки, с автоокуляром для ускоренного просмотра. Все это он передал Марку. Второй стражник уже отпирал тяжелые металлические замки противопожарной двери. Один за другим они открывались с мягким хлопком, стукаясь о звукопоглощающую облицовку коридора. Наконец, когда открылся последний замок, охранник распахнул дверь, и старшина, передавший списки, поднял винтовку, чтобы прикрывать вход, когда Марк вошел внутрь. Улла торопливо направилась вслед за ним.

— Одну минуту, мисс. — Второй охранник преградил ей путь рукой. Пассажиры не допускаются. Извините.

Марк оглянулся через плечо.

— Скажи им, кто ты.

— Улла Шовелл, — произнесла она. — Мой отец — адмирал-генерал Джэзет Шовелл.

— И она будет находиться внутри под моей защитой, — добавил Марк. Хорошо?

Охранник замешкался на какой-то момент, затем опустил руку и отошел в сторону.

— Хорошо, — сказал Марк. — Тогда закройте за нами дверь, но один из вас пусть идет с нами и прикрывает нас с тылу.

— Да, сэр.

Старшина, с винтовкой наготове, проследовал за Марком и Уллой, когда они прошли через дверь в большую, ярко освещенную секцию корабля. Сейчас они стояли на самом верху длинной, покрашенной в зеленый цвет металлической лестницы. Коврового покрытия здесь не было. Они стояли и смотрели вниз, на длинные ряды двухуровневых нар, располагавшихся параллельно друг другу, в восемь рядов, и с потолком высотой футов в восемьдесят. Широкие проходы между рядами контрастировали с близостью сдвоенных нар, между которыми было что-то около пяти футов — достаточно едва лишь для того, чтобы с того места, где сейчас стояли Марк и Улла, они могли разглядеть пространство между каждой последующей парой нар, вплоть до саман последней пары, в дальнем конце отсека, где взгляд останавливался на переходящей в потолок металлической стене.

Верхнюю часть стены занимал лозунг. Это был не временный лозунг, а монументально выдавленные в металле слова. Все три слова состояли из букв высотой футов в десять и шириной фута в два и сияли сверху вниз для колонистов своим собственным светом:

Дверь позади Марка, Уллы и старшины, сквозь которую они вошли, снова с шумом закрылась. С этой стороны не было звукопоглощающего покрытия, и грохот разбежался во все стороны и отдался эхом по секции колонистов на борту «Вомбата».

Этот звук заставил всех людей внизу повернуть глаза к его источнику.

Мужчины и женщины, разведенные по нарам лишь в соответствии с их лотерейными номерами, смотрели на них с тех мест, где они стояли, сидели или лежали в сорока футах под непрошеными гостями. Уставились на вторгшихся представителей «высшей касты», к которой они все когда-то в равной степени принадлежали. Улла замешкалась, почувствовав на себе давление такого количества глаз, но Марк уже начал спускаться по открытой винтовой лестнице вниз, к полу отсека. Глубоко вздохнув, она последовала за ним.

Большинство разговоров внизу прекратилось при звуке захлопывания двери, но, когда они начали спускаться по винтовой лестнице, разговоры возобновились, пока не слились в один монотонный шум, отдававшийся легким эхом от высоких металлических стен. Пока они спускались по лестнице, шум висел в этом слегка пахнущем дезинфекцией воздухе, словно монотонное бесконечное гудение племени людей, запертых в тюремной камере со времен динозавров.

У подножия лестницы находились две двери, ведущие в туалеты для противоположных полов. Марк резко постучал по каждой из них.

— Будьте любезны, все вернитесь на свои нары! — подбодрил он.

Взяв записи в левую руку, он подошел к проходу между двумя рядами нар и пошел по нему, всматриваясь в лица колонистов и время от времени сверяясь с записями, касавшимися личных биографий. Улла в молчании следовала за Марком.

Разговоры возобновились, как только они начали спускаться по лестнице, но тут же вновь прекращались, стоило Марку взглянуть на говорившего, поэтому они с Уллой путешествовали в строго очерченном круге молчания. Большую часть пути Марк просто бросал взгляд на колониста, затем на запись его биографии и переходил к следующему колонисту. Примерно на полпути он задержался перед женщиной средних лет, сидевшей на нижней конке у стены.

Женщина посмотрела на Марка, подняв серое, покрытое морщинами лицо, резко констатировавшее с черным, чуть съехавшим париком.

— Мой муж, — устало сообщила она. — Он был офицером на «Бигрансе», одном из крупнейших кораблей-космотанкеров.

— Но вы разбираетесь в позиционных исчислениях?

— Он научил меня этому, — ответила она. — У меня докторская степень по математике. Ничего сложного. Когда он улетал, я могла вычислить его возможные позиционные прыжки и достаточно точно предположить, где бы он мог оказаться в любое указанное время. — Она вздохнула и повторила:

— Я этим занималась, когда он обычно куда-нибудь улетал.

Марк кивнул и пошел дальше по проходу.

— Вы не могли бы побеседовать со мной? — из темноты раздался вопрос.

Марк остановился. Слева на верхней койке, закинув ногу за ногу, сидела маленькая женщина, напоминавшая ребенка.

— Я — Лилли Бето, — объявила она. — Я полный профессор философии университета Белграда, и я готова сделать что угодно, лишь бы извлечь максимум из ситуации, в которой оказалась.

Марк оценивающе посмотрел на нее. Хотя она сидела на верхнем конке, лицо ее находилось лишь немного выше его собственного, и он сам стоял к ней достаточно близко, чтобы различить едва заметные намеки на морщинки в уголках глаз на ее пухловатом и гладком, как у ребенка, лице.

— Что вы знаете о Меда В'Дан? — спросил Марк.

— Практически ничего, — ответила Лилли. — Я не думаю, что кто-либо знает больше, за исключением того, что они торгуют с нами и с Неизвестными Расами чужих, располагающихся ближе к Центру Галактики. Если у них и существует письменная философия, то мне ничего об этом не известно. Я ничего об этом не знаю, и это заставляет меня сомневаться в их утверждении, что они стоят на гораздо более высокой ступени развития, чем мы.