Иллюзорный мир (сборник)

— Послушай-ка, почему они оставили его в живых? — кисло спросил один из помощников Хозяина станции. Это был худощавый пограничник по имени Прайс. Когда-то он располагал собственной станцией, пока ее не уничтожили Меда В'Дан.

— Кто знает? — вопросом на вопрос ответил Брот Холлидэй, Хозяин станции, подымая на руки ребенка, который в тот момент раскричался особенно интенсивно. — Но это ребенок Чава и Лилы, и теперь он мой. Вы все будете этому свидетелями?

Все трое помощников одновременно кивнули. Несмотря на всю свою неформальность, процедура усыновления с «голосованием» кивками являла собой столь же окончательное решение, как если бы все это происходило в суде на Земле.

— Что ж, для парнишки все теперь не так уж и плохо, — сказал Прайс, скривившись и глядя на все еще пышущие жаром и дымящиеся древесные уголья, — но Меда В'Дан снова совершили нападение в нашем секторе и ушли безнаказанно. Мы можем броситься за ними в погоню и даже поймать, но это не остановит их, когда они в следующий раз решат совершить рейд.

— Это уже наши проблемы, а не этого парнишки, — коротко ответил Брот.

— Я ведь сказал, кто знает? Может, когда вырастет, он придумает, как по-своему с ними рассчитаться.

Прайс снова скривил гримасу, глядя на сожженную станцию, но в ответ ничего не сказал. Он не испытывал уважения к дару прорицания в любом человеке, но хорошо знал силу плотного, приземистого тела Брота и вспыльчивость натуры, которая могла проявиться незамедлительно, вырази Прайс хоть какие-либо сомнения насчет будущего сироты. И он промолчал, вычеркнув данную тему из памяти, продолжая выполнять свои непосредственные обязанности во все последующие годы, пока, наконец, не погиб во время торгового визита Меда В'Дан, неожиданно перешедшего в рейд, на станцию Брота.

Именно после этого последнего рейда некогда плачущий младенец, а теперь пограничник-ученик Марк Тен Руус, проходивший курс обучения на далекой Земле, на свое восемнадцатилетие получил послание из Штаба пограничников, находящегося в Тринидаде, на Земле.

Послание было коротким и почти что жестоким по своему официальному языку:

Марк замолчал, и Улла тоже какое-то время не произнесла ни слова. Они вместе дошли до конца коридора, она повернула направо, Марк безмолвно последовал за ней.

— Все это так трудно себе представить, — наконец, спустя некоторое время, произнесла она. — Мой папа начал служить на Флоте еще до моего рождения, и я выросла в Земля-сити, никогда ничего не зная о подобных вещах.

— Большинство людей на Земле ничего об этом не знают, — кивнул Марк.

— Но, — ее рука потянулась к безделушке, висевшей у нее на шее, затем снова опустилась, — во все это так трудно поверить. Я никогда бы не поверила, что кто-нибудь вроде Джарла Рэккала может оказаться в лотерее, например.

— Он был из тех, кто, как предполагалось, должен был подпасть под исключение?

— Нет, просто мне почему-то казалось, что ничего подобного не могло случиться с кем-то из заправил этого мира.

— Обычно этого и не происходит, — сказал Марк.

— Именно это я имею в виду, — невинно продолжила она. — Почти все, кто представляют собой нечто важное, — имеют исключение. И большинство тех, кого знает папа, — служат в вооруженных силах, что, конечно, дает им автоматическое исключение на столько времени, на сколько они остаются в рамках квот на свою карьеру. И их жены имеют отсрочки…

Она снова подняла руку и поиграла с инопланетной безделушкой у горла.

— И затем, — продолжила она, — неожиданно начинает казаться, что вообще никто не находится в безопасности от лотереи, даже я.

Он посмотрел на девушку сверху вниз, потом чуть сбоку; они продолжали идти вперед.

— Ну, вы не подпадете под лотерею, пока вам не исполнится двадцать пять лет, да и тогда лишь в случае, если не будете учиться в школе или готовиться к должности, которая могла бы обеспечить вам льготы.

Она покачала головой, но было не совсем ясно — из-за чего.

— Колонисты, — неожиданно произнесла она. — А где они?

— Колонисты на нашем корабле, вы имеете в виду? — спросил Марк. — С прочим грузом. На корме, в грузовом отсеке.

— Тысяча двести человек — и все там. — Ее пальцы сжали кубик. — Я бы хотела их увидеть.

— В грузовой отсек пассажиры не допускаются, — сказал Марк. — Мера предосторожности.

— Я знаю. Меня предупреждал папа. — Она завернула за очередной угол, и теперь они направлялись вниз по короткому коридору, в конце которого находилась тяжелая дверь, около которой стояли двое моряков Космофлота с нашивками охранников и личным оружием. В руках они держали плазменные карабины.

— Он сказал, что только персонал корабля имеет право войти внутрь.

— Совершенно правильно.

— Но… — Она неожиданно посмотрела на Марка и заметила, как он внимательно разглядывает ее. — Пограничник… вроде вас… они могут войти туда, чтобы посмотреть, не надо ли им выбрать себе кого-нибудь в качестве колонистов для своих станций. Это правда ведь, не так ли?

— Да, — подтвердил Марк.

— Не смотрите на меня так серьезно. Я просто подумала… — Она замешкалась. — Вы могли бы взять меня с собой, если бы захотели.

Так, подумал он, вот зачем я ей понадобился. Он чувствовал себя странно разочарованным, обнаружив, что его просто обвели вокруг пальца. Он резко ответил:

— Но я этого не хочу.

— Пожалуйста… — Она резко остановилась, и он также был вынужден остановиться. Она повернулась к нему и для убедительности взяла за правую руку. Он поднял левую руку, разжал пальцы Уллы — настойчиво, но не грубо и объяснил:

— Правая рука всегда свободна для оружия, — сказал он. — Никогда больше так не делайте.

Какое-то мгновение она просто стояла, уставившись на него, по-прежнему с протянутой к нему рукой, с побледневшим лицом и расширившимися глазами.

— Пожалуйста, — попросила она. — Я хочу увидеть Джарла. Я должна его увидеть!

— Джарла?

— Джарла Рэккала. Человека, о котором я только что говорила. — Она посмотрела на Марка. — Человека, которого вы остановили у трапа, когда мы подымались на борт!

— Да, именно так, — сказал Марк. — Я помню. Вы назвали его Джарлом Рэккалом. Он что — ваш старый друг? — Марк постарался придать своему голосу нарочитую резкость. — Потому что если это так, то вам лучше всего поступить милостивее по отношению как к нему, так и к себе, отказавшись от мысли о встрече с ним при данных обстоятельствах.

— Нет, он вовсе не старый друг, — произнесла она, снова с мольбой посмотрев на него. — О да, мы знали друг друга, конечно. Знаете, на всех этих многочисленных вечеринках всегда натыкаешься на одних и тех же людей.

Но я не могу не думать о ком-то вроде него — я имею в виду, что у него было так много всего. Он сам являлся столь многим. И теперь он потерял все.

— То же касается и всех остальных, — заметил Марк.

— Да, но я не знала всех остальных! — быстро ответила Улла. — Но зато я знаю его. И это не только потому, что он — Джарл Рэккал, разве вы не понимаете? Это потому, что он просто человек, которого я знаю. Я никак не могу забыть, что он там, как часть всего этого… груза. Я, по крайней мере, должна попытаться сделать хоть что-то. Хотя бы увидеть его. Спросить его, возможно, предложить помощь со своей стороны, попытаться сделать хотя бы нечто малое, что я могла бы сделать для него…