Забудь о прошлом

— Хорошо бы все-таки перекусить, — вздохнул Патрик. — Пойду принесу чего-нибудь.

Когда он ушел, Поэт посмотрел на Дана и доверительно сказал:

— Удивительные метаморфозы, Дан. Маран стал… просто человеком. Его щит треснул.

— Зарастет.

— Было бы жаль. Я готов даже поблагодарить палевиан. Если это палевиане.

— А кто же?

— Такие штуки с нашим братом умеют выделывать лишь женщины.

Он смотрел на Дана выжидательно, но тот только улыбнулся.

— Об этом спрашивай у Марана.

— Подумаешь! Я и так все знаю. — Поэт вытянул ноги и откинул голову на переборку. — Дан! — сказал он с неожиданным удивлением. — Мы-таки вытащили его, Дан. Невероятно!

— Извини, что не дал тебе передохнуть, — сказал Железный Тигран, — но время поджимает.

— Да я наотдыхался, — усмехнулся Маран. — Выше головы. Думаю, мне не скоро захочется прилечь.

Он уже был, как всегда, невозмутим. Как всегда, прикрыт своей броней или щитом. Дану на секунду стало жалко приоткрывшегося человеческого естества, но теперь он знал, что там, внутри, и жалел недолго.

— Острые ощущения? — спросил Патрик.

— Масса, — коротко ответил Маран.

— Поделишься?

Поэт недовольно хмыкнул, Дану это тоже не очень понравилось, но он знал, что Патрик вовсе не садист, просто считает: неприятные переживания надо вытаскивать наружу, чтобы освободить от них подсознание.

— Трудно, — сказал Маран. — Сложно описать.

— Попробуй.

— Ну… Начинается с того, что уходит дыхание. Прощаешься с жизнью. На полном серьезе. Потом дыхание вдруг возвращется, непонятно почему, ведь не должно бы. Но диафрагма работает.

— Есть какая-то избирательность, — сказал Тигран. — Если это тебя интересует, сходи, когда вернемся на Землю, к биологам.

— Схожу, — согласился Маран. — Так. Восстанавливается дыхание. Какое-то время эйфория — жив, и все такое. Потом… В общем, чувствуешь себя трупом. Собственно, ты и есть труп. Физически. Неподвижность. Абсолютная беспомощность. Собственное тело тебе неподвластно. Только быть настоящим трупом, я думаю, не столь… унизительно. Потому что у настоящего отключено сознание. Правда, у него нет надежды. А у меня была. Когда они пришли за мной, отвели вниз и… В общем, я сразу понял, что вы прилетели. И я лежал и думал: придет Дан и выручит меня.

— Почему Дан? — спросил Патрик.

— А кто же? Что с вами будет Поэт, мне в голову не пришло, я считал, что он на Торене. Любой другой — мог быть, мог не быть. А про Дана я знал точно. Что он здесь, что он непременно явится и в очередной раз выручит своего непутевого друга.

— В очередной раз? — удивился Дан. — По-моему, это ты меня всегда выручаешь.

— Что-то не припомню. Разве не ты вытащил меня из Дернии? С Перицены?

— С Перицены тебя тащили все, в первую очередь, ты сам. А я… После того, как ты из-за меня облучился…

— Не из-за тебя, а по собственной глупости. Ладно, не будем считаться… Как будто все, Патрик. Вопросы есть?

— Один. Они так и держали тебя в поле? Без перерыва?

— Нет. Они ведь не садисты. Просто перестраховщики. Наверно, боялись, что я как-то выберусь из камеры. Припрятал «ключ», например. Хоть и обыскали меня на предмет электроники сразу же, как я оказался у них, вынули «ком». Нет, поле снимали. Каждые несколько часов, на пять-десять минут. У них примерно такой же нейтрализатор, как у нас. Ну и… Давали пить. До еды, правда, не дошло. Впрочем, в этом не было нужды.

— В каком смысле?

— Прямом. Я же говорю, чувствуешь себя трупом. Никаких потребностей. Ни голода, ни даже жажды. Вообще ощущение, что умерло все, кроме мозга… Еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Извини.

Маран молча кивнул, словно принимая извинения, а шеф нетерпеливо сказал:

— Ладно, хватит об этом. К делу. Я бы с радостью выслушал тебя во всех подробностях, но некогда. Пока отложим. Давай главное по своему выбору. Факты и выводы. И, особенно, контакты. Вряд ли их было много.

— Мало, — согласился Маран.

Железный Тигран включил запись и откинулся на спинку дивана.

— Слушаем. Начни с эпизода обмена.

— Если честно, — заговорил Маран задумчиво, — об обмене я вовсе не мечтал. Я шел на переговоры. Конечно, имея в виду, что может кончиться именно так, и будучи к такому концу готовым. Но шел все-таки на переговоры. Как вам известно, никто меня соответствующими полномочиями не наделял, я взял это на себя самовольно, но Дэвид оказался человеком, неспособным принимать решения просто в силу своей натуры. Если б я предложил ему тот или иной способ действий, он бы устроил бесконечную говорильню, а эта несчастная девочка… Словом, я пошел прямо в Большой Дом. Снизу, через туннель, потому что дверь наверху была заперта, а свой «ключ», как вам известно, я оставил в коттедже. Я выбрал для этой акции ночь, поскольку знал, что есть бодрствующие — мы давно засекли свет в окнах, и в то же время нет сборищ. Поймал первого попавшегося Старшего и сказал, что пришел на переговоры. После довольно долгих объяснений — включая размахивание станнерами с их стороны и довольно варварскую акцию в виде выжигания на ближайшей стене собственного имени с моей, тот повел меня к другому, рангом чуть повыше. Иными словами, с повязками пошире. Не буду вас утомлять. Когда меня ввели к Самому Старшему, уже светало. Он спросил меня, о каких переговорах речь. Я ответил, что логика похищений однозначна, заложников берут, чтобы добиться выполнения каких-то требований. Он поинтересовался моими предложениями, я сказал, что если они отпустят Натали, мы уберемся с планеты, ведь смысл их действий именно в этом. Да, согласился он, но так не пойдет. А как? — спросил я, и он изложил мне почти буквально содержание ультиматума, который вы, — он поглядел на Дана и Патрика, — позднее получили. Естественно, имелась в виду Натали. Я попробовал поспорить, но он был непробиваем. И я понял, что выхода нет. Правда, когда я туда шел, у меня мелькали всякие авантюрные планы, схватить его, например, за горло, приставить к виску бластер, ну и прочие подобные мелодраматические трюки, но там я понял, что это бесполезно.

— Почему? — спросил Патрик.

Маран улыбнулся.

— Если я произнесу слово «интуиция», ты ведь скажешь, что интуиции не существует?

— Уже не скажу, — проворчал Патрик.

— Потом я это, конечно, осмыслил. Видишь ли, они так долго раскачивались. Пассивно ждали, пока нам надоест их бойкот, и мы махнем на них рукой, оставим их в покое и уберемся восвояси. Эдакое старческое безволие. А старение предполагает еще и инерцию мышления и… Ладно. Так или иначе я понял, что они все решили, и переубедить их невозможно. Даже пустившись на всякие рискованные штучки.

— Даже угрожая жизни правителя?

— Даже. Понимаешь, их правитель не… Ну не король какой-нибудь, чья жизнь священна. Они бы просто разозлились. Еще больше. И не только на меня, на нас всех. А я боялся за Натали… Словом, я предложил ему этот обмен. Он удивился. Спросил, что мной движет. Я хотел наврать, но почему-то… Меня словно что-то толкнуло, и я ответил честно.

— А именно? — спросил Патрик.

Маран пожал плечами.

— Сказал, что мое понимание мужского достоинства не позволяет оставить женщину… Ну понятно! Он подумал, прикинул, с каменным лицом сообщил мне, что им такой обмен ничего не даст, а потом добавил нечто, что меня заинтриговало. Однако, сказал он, если от этого нет никакой пользы, то и особого вреда он не видит, и если уж я так хочу… Он произнес примерно такую фразу: «Лишать личность самоуважения не в наших принципах».

— Очень интересно, — сказал Тигран, подавшись вперед. — Ты уверен, что понял правильно?

— Думаю, да. Я и сам сомневался, но факт остается фактом, они согласились и отпустили Натали. Процедуру она вам наверняка описала, останавливаться на этом не буду. После обмена они отвезли меня в подземелье и заперли в камеру.

— Там всегда темно? — спросил Патрик. — Или есть какое-то освещение?

— Темно. Они ходят с фонарями. Я думаю, эта часть заброшена настолько давно, что освещение просто вышло из строя. А скорее наоборот, ее забросили из-за того, что отказало освещение, ремонтировать они, как я понимаю, не умеют в принципе. Там меня держали недолго, до следующего утра, потом вывели. Я понял, что вы улетели. — Вздохнул он или показалось? Дан вспомнил свои муки тех дней, и у него снова перехватило горло. — Меня поселили в одном из ближайших зданий, в стандартной квартире, с примерно таким же набором комнат и прочих помещений, как в коттедже, где мы жили. Две декады, а точнее, восемнадцать дней, держали под домашним арестом. В смысле, взаперти. Никто не появлялся. Запас еды и питья — всякие тюбики и баночки с пастами и бутылки с минерализованной, чуть солоноватой водой, уже был в квартире.