Потаенные ландшафты разума
Потаенные ландшафты разума читать книгу онлайн
Погружение в глубины собственного подсознания доступно немногим. Среди избранных, наделенных недюжинной фантазией, силой воли и способностью к концентрации мысли и, как его зовут друзья "Маэстро". Но путь к совершенству сложен и таит в себе смертельные опасности...
В оформлении обложки использована работа художника Маурица Корнелиса Эшера "Автопортрет" 1943 г.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Закрыта.
- Руби дверь.
Я осторожно прислонил его к стене, он уцепился за косяк, но все равно не удержался на ногах и сполз вниз вдоль двери на колени.
- Руби...
Я взмахнул мечом, вернее судорожно, с натугой занес его над головой и ударил. Рукоять провернулась в моих руках, лезвие ударило плашмя, клинок задрожал, издав низкий вибрирующий звук, отскочил от дерева и со звоном упал на каменный пол, вырвавшись из моих рук.
- Руби, Маэстро, дорогой, руби, давай...
Мне показалось, он заплачет, и испуг, что я увижу слезы на этом мужественном, обветренном лице, заставил меня схватить упавший меч и в каком-то исступлении наносить удары, один за другим, не глядя, наотмашь, во весь разворот плеча. Они заставляли отзываться дверь низким гудением, летели щепки, я все бил и бил, пока меч снова не вывалился из моих рук, теперь уже от усталости. Я привалился к двери задыхаясь, в глазах было темно, я был на грани обморока.
Очнувшись, я увидел, что створка двери полуоткрыта и там, в библиотеке, на полу, распростершись лежит Черный Рыцарь со сжатым в руке мечом. Все у меня внутри похолодело, я бросился к нему, упал на колени и, с невесть откуда взявшимися силами, легко перевернул его тяжелое тело.
В лице Паши не было ни кровинки, на взгляд оно казалось шершавым, как грубый пергамент. Я торопливо приблизил свое лицо к его лицу... нет, он еще дышал. Словно гора упала с моих плеч, теперь я был уверен, что успею.
Книга была все на том же месте, да и куда она могла деться, прикованная к массивной дубовой подставке надежной цепью.
- Не надо, - вдруг сказала книга голосом Черного Рыцаря.
- Что "не надо"? - опешил я.
- Не убивай меня. Ведь я - это ты.
Теперь она уже говорила моим голосом.
"Книга-оборотень, - подумал я, приноравливаясь, с какой стороны мне будет удобней взмахнуть мечом. - Неужели она думает, что я, при необходимости, не смог бы зарубить сам себя. Кажется, я только этим и занимаюсь. Особенно в последнее время..."
- Не убивай... - целый хор голосов воззвал из ее кожаного переплета. Обложка сама собой открылась, и я увидел тьмы человечков, смотрящих на меня оттуда как бы снизу вверх, ждущих моего решения, молящих о пощаде.
- Ты что, живая?
- Да, я жива жизнью Создателя, сотворившего меня.
- Паши?
- Да, - ответила она его голосом.
Я оглянулся на лежащего на полу за моей спиной Черного Рыцаря, и руки сами крепче сжали рукоять меча.
- Если ты убьешь меня, ты унесешь и часть его жизни, вложенной в меня. Тогда он умрет.
- Но он...
- Да, он говорил тебе обратное, но я-то знаю лучше. Ведь я -"Книга Судеб".
"А если книга лжет, - молнией пронеслась мысль, - заговаривает мне зубы, а тем временем Паша умрет и..."
Я замахнулся мечом...
- Нет! - взвизгнула книга голосом Агаты.
От неожиданности я выронил меч, но тут же снова схватил его. Все вскипело в моей душе.
"Подлая сирена", - теперь все было решено.
- Не убивай, убив живое, ты обрекаешь себя на вечное проклятье, чьим бы именем и с какой бы целью ты...
Сверкающая отточенная сталь прочертив сияющий полукруг вонзилась в пергамент, легко разрубив его, цепь, подставку, потянула своей тяжестью вниз мои руки, и я вдруг с ужасом увидел, как под клинком расходится надвое пол...
Мир лопнул, разошелся на две половинки, и мы упали в эту щель, эту разверзшуюся бездну, кувыркаясь, как неумелые парашютисты при первом прыжке.
Вскоре я потерял из виду тускло мерцавшую чернотой стали фигуру Черного Рыцаря и теперь то ли падал, то ли взлетал, то ли увеличивался, а может уменьшался в размерах...
Меня мутило и тошнило, как при морской болезни, но ни страха, ни любопытства уже не было во мне. Кажется, я начинал привыкать к болезненно-черной пустоте моих переходов от одного мира к другому, и теперь я только ждал, чем же все кончится, вспышкой ли, ударом, пробуждением? Что за мир ждет меня?
Сознание, истончаясь, стало уходить от меня. Напоследок, когда мои мысли стали легче перистых облаков, я пожелал одного - увидеть Экс-Со-Ката, того, кто открыл эту дорогу в ничто, того, кто заманил меня в эту ловушку, того, кто привел меня на путь утраты желаний, сил, идеалов - самого себя, того, кто...
Глава XVI
В палате тихо-тихо, так что легкое посапывание и бормотание одного из сотоварищей Маэстро, кажутся чуть ли не разговором в полный голос, но Эхо не обращает на них внимания - привыкла. Вот у Робинзона Крузо, так у него, действительно, новая задача.
"Ночью ветер стих, море успокоилось, и я решил пуститься в путь. Но то, что случилось со мной, может служить уроком для неопытных и неосторожных кормчих. Не успел я достичь косы, находясь от берега всего лишь на длину моей лодки, как очутился на страшной глубине и попал в течение, подобное потоку, низвергавшемуся с мельничного колеса. Лодку мою понесло с такой силой, что все, что я мог сделать - это держаться по краю течения. Между тем меня уносило все дальше и дальше от встречного течения, оставшегося по левую руку от меня.
Ни малейший ветерок не приходил мне на помощь, работать же веслами было пустой тратой сил. Я уже прощался с жизнью: я знал, что через несколько миль течение, в которое я попал, сольется с другим течением, огибающим остров, и тогда я безвозвратно погиб. Итак, меня ожидала верная смерть, и не в волнах морских, потому что море было довольно спокойно, а от голода. Правда, на берегу я нашел черепаху, такую большую, что еле мог поднять, и взял ее с собой в лодку. Был у меня также полный кувшин пресной воды. Но что это значит для несчастного путника, затерявшегося в безбрежном океане, где можно пройти тысячи миль, не увидев признаков земли!
И тогда я понял, как легко самое безотрадное положение может сделаться еще безотрадней, если так угодно будет провидение. На свой пустынный, заброшенный остров я смотрел теперь как на земной рай, и единственным моим желанием было вернуться в этот рай. В страстном порыве я простирал к нему руки, взывая: "О благодатная пустыня! Я никогда больше не увижу тебя! Я, я несчастный, что со мной будет?" Я упрекал себя в неблагодарности, вспоминая, как роптал на свое одиночество. Чего бы я не дал теперь, чтобы очутиться вновь на том безлюдном берегу! Такова уж человеческая натура: мы никогда не видим своего положения в истинном свете, пока не изведаем на опыте положения еще худшего, и никогда не ценим тех благ, которыми обладаем, покуда не лишимся их".
Маленькая настольная лампа впустую светит на страницы. Эхо уже не читает, она опустила книгу на колени и, полузакрыв глаза, медленно вспоминает историю. "Что там происходило?". Она не в первый раз читает Робинзона, но только сейчас ей вдруг впервые представилось - где-то на острове в океане живет Робинзон, но жизнь течет своим чередом, гремят войны, восходят на престол новые короли, снаряжаются новые экспедиции. "Жаль, что Дефо сосредоточил свое внимание только на Робинзоне, - думает Эхо, - как выиграл бы роман от сравнения, предположим, с каким-нибудь разрушителем, полководцем, живущим среди людей и посылающим их на гибель, на бойню". Но она быстро находит оправдание любимому автору в том, что столь сложная композиция неудобна для восприятия, ведь роман печатался частями, и, вообще, он писал скорее не в эпическом, а в бытовом жанре, а эпичность вышла как-то сама собой, а может даже и не вышла, просто мы, с нашими новыми ориентирами и претензией на всеохватность мира, приписываем автору свой взгляд на вещи.