Тени Марса

На экране показалось круглое лицо широкоплечего парня, державшего в руках хвостовой стабилизатор ракеты.

— Я нахожусь на развалинах поверженного храма…

При этих словах кинокамера ушла в сторону, и на экране показалось дымящееся поле боя. Прямо за спиной у корреспондента стояли чёрные от копоти, выжженные дотла БТРы, чуть дальше виднелся разрушенный остов церкви, Сергей успел заметить устоявший на крыше крест главного купола. Вокруг здания бегали люди, одетые во всё чёрное. Объектив камеры сместился, и вновь во всю ширину экрана показалось розовое лицо корреспондента.

— Полностью потери от инцидента установить пока не предоставляется возможным. По свидетельству очевидцев боя, в атаке участвовало семнадцать истребителей ЛАГГ-17, три боевых машины пехоты и до двух рот спецназа. Из трёх атаковавших крепость БТРов подбиты три. Сколько уцелело ЛАГГов, остаётся только гадать, но учитывая то, что они начали атаку первыми, об их судьбе говорить не приходится. Подразделение пехоты выступило лишь к завершению атаки и практически не пострадало — двое убитых и трое раненых. — Корреспондент хотел сказать что-то ещё, но его внезапно отключили. Затем на экране вновь появился сильно жестикулирующий диктор, а напротив него — перетянутый ремнями портупеи, сидел высокий, худощавый генерал.

— Господин генерал! — внезапно перестав жестикулировать, обратился к нему диктор. — Как только что сообщил наш корреспондент, в атаке участвовало семнадцать истребителей. Учитывая вчерашние потери, нельзя ли сказать, что подразделения 4-Б больше не существует?

Желваки на скулах генерала вздулись от напряжения, хотя всё остальное лицо осталось спокойным. Он нарочито медленно закинул ногу на ногу и, старательно выговаривая слова, ответил:

— Подразделение 4-Б, к счастью, не ограничивается одними истребителями. В него входят многие моторизированные единицы, но не это главное. Главное — человеческий материал, а его нам удалось сохранить. Большинство пилотов благополучно покинули горящие машины и приземлились. — Генерал довольно улыбнулся, но диктор оказался въедливым.

— Простите, господин генерал, отчего же тогда никто из свидетелей не видел парашютных куполов?

От этого вопроса генерал заметно скривился и несколько секунд молчал, обдумывая ответ.

— Да, действительно, так и было, никто не мог видеть парашютов, ведь в процессе приземления использовалась новейшая военная разработка "Антиграв-1".

Глаза диктора полезли на лоб.

— Господин генерал, Вы хотите сказать, что вопрос пространственного перемещения посредством антигравитационного двигателя решён?

— Да, — генерал был сама уверенность, — но он ещё недостаточно изучен, к тому же секретен, так что не станем больше обсуждать этот вопрос.

— Хорошо, хорошо, господин генерал! Но не считаете ли Вы, что в данной, столь драматичной, ситуации, необходимо присутствие президента?

Стороннему наблюдателю могло показаться, что диктор, сам того не желая, своим вопросом испугал самодовольно-напыщенного генерала. Тот вздрогнул и покрылся пятнами, на лбу выступила предательская капелька пота.

— Нет, ни в коем случае! — ответил он слишком резко и слишком поспешно, что не ускользнуло от нагловато посматривающего на него диктора. Суетливость генерала его явно обрадовала. Он едва подавил появившуюся на губах улыбку. — Прерывать государственный визит только из-за выходки сбредившего генерала — это уж слишком! Волнуясь, генерал стал покрываться пятнами всё сильнее, но его голос не дрогнул, когда он продолжил: — К тому же, государственный визит президента заканчивается через три дня. Уже в четверг президент вернётся на Родину. Мы все его ждём. Встреча будет торжественной, как никогда! А теперь извините, мне пора, дела службы. — Генерал встал и покинул студию, на прощание как-то не по — генеральски суетливо пожав протянутую руку диктора.

— Да, уж ты встретишь! — вслух произнёс Сергей, глядя на развернувшееся на экране действие. Гибель генерала Ильченко не явилась для Ляпидевского неожиданностью. Он и сам генерал знали, что последует за выходом в интернет. Ему было по- человечески лишь жаль, что такой легендарный человек покинул этот мир, но особой душевной боли не было. Сергей тяжело вздохнул и приготовился спокойно досмотреть последние новости. Ему не терпелось узнать, какие же версии о причинах сумасшествия генерала выдвинут досужие тележурналисты и взял в руки пульт, что бы пробежаться по другим каналам, но в этот момент из своей комнаты показалась шатающаяся от слабости Нина. Глаза её были заплаканы, руки безвольно опущены, левая болталась в такт шагам, а правая, словно приспущенный флаг тащила по полу всё ту же ярко-алую вязаную кофточку. Сергей бросился ей навстречу и едва успел подхватить её на руки. За его спиной диктор, заполнив собой весь экран и отчаянно жестикулируя, продолжал муссировать горячую тему дня:

— Инцидент, произошедший в столице, наводит на многие размышления. Не стоим ли мы на пороге массового психоза? Смогут ли наши военные защитить нас от действий маньяков? — диктор сделал паузу, словно ожидая получить ответы на все вопросы немедленно. Но их, естественно, ждать было не от кого, и он продолжил: — Просьба всех телезритей, которым не безразличен этот вопрос и судьба нашего общества, звонить по видеофону: три четверки, один, ноль, ноль, девять. Самые интересные собеседники будут приглашены в нашу студию на дискуссию, посвященную этому вопросу. — Диктор поправил висевший на ухе микрофон и оживлённо взмахнул руками.

— Как только что стало известно, в Здании Конгресса вторые сутки заседает высший армейский генералитет, собранный по инициативе первого помощника президента Г.И. Хасанова. До сих пор от них не поступало никаких заявлений. Общественность требует разъяснения, долго ли народ будет томиться в тревожном ожидании, когда наконец настанет мир и спокойствие…

— Да вырубите его, в конце концов! — гаркнул Сергей, пытаясь положить девушку на диван. Клёпиков, поспешно освободив место, нажал кнопку пульта, и в помещении воцарилась зловещая тишина, прерываемая лишь судорожными всхлипами девушки.

— Папа… — едва слышно произнесла девушка. — Он, он… его…

— Знаю, — Сергей замолчал, подыскивая нужные слова, но в голову, как назло, ничего путного не лезло. — Он знал, на что идёт. С самого первого момента встречи со мной он знал это… Прости… это жестоко…

Девушка на мгновение отстранилась от него, а затем снова прильнула к его груди.

— Зна-чит, ко-гда он… звонил… он… а я… — она не закончила, безудержные слёзы полились из её глаз, и Сергей почувствовал, как быстро намокает ткань его футболки. Он левой рукой осторожно обнял девушку, а правой, будто маленького ребёнка принялся гладить её по сотрясающейся от рыданий голове. Всхлипы становились всё тише и всё слабее. Наконец Сергей понял, что девушка, не в силах противостоять свалившемуся на неё горю, окунулась в сонное забытьё. Боясь её разбудить, он замер, не зная, что предпринять. В этот момент в комнату с каменным выражением лица вошёл профессор Лобенштайн.

— Что ж, — приглушённо проговорил он, глядя на заплаканное лицо девушки. — Как я вижу, с последними новостями внешнего мира вы уже знакомы. Ну, тем лучше, тем лучше. Вот только девушка… Да-с, хотя, хотя… — он задумчиво пересёк комнату и достал из потайного ящичка в стене какую-то пластинку, похожую на пластырь. Подойдя к Нине, он осторожно прилепил его ей на правую руку чуть повыше запястья. — Вот так, через пять минут снотворное подействует, и мы сможем обсудить наши планы, не боясь, что девушка проснётся. А Вы, молодой человек, аккуратненько переложите её, пожалуйста, на диван. Аккуратно, аккуратно, вот так, хорошо. Пусть она спит, а мы пройдём всё-таки в мой кабинет, там как-то спокойнее.

С момента последнего посещения кабинета в нём многое переменилось. Вся бутафория сместилась в дальний угол или исчезла вовсе. Шкаф, стоявший в углу, трансформировался и превратился в современный пункт боевого управления. На месте ложного окна появился большой экран, на котором высвечивались координаты воздушных объектов, висевших над городом. Стены, очищенные от украшений, блестели синевой сверхпрочной стали. Дождавшись, когда все рассядутся, профессор потёр ладони, словно очищая их от не существующего мела и, сев в своё излюбленное кресло, смерил сидевших строго-придирчивым взглядом.