Точка бифуркации

- Никто!

- Но тогда что же они запретили?

- На всякий случай они запретили любые попытки влиять на личность.

- Что значит - любые? Вы вот мне сейчас внушаете нечто и нарушаете этот параграф.

- Совершенно справедливо.

- Но это же ерунда! Нельзя запретить людям общаться между собой.

- И тем не менее.

- А вы меня не надуваете? Может быть, там еще что-нибудь написано снизу и сверху.

- Там написано многое, но смысл я передал верно. Мысль законодателей проста: они хотели иметь возможность наказать тех, кто сознательно попытается оказать негативное воздействие на личность любого человека, и тем самым хоть как-нибудь оградить каждого от таких попыток. Мы же, создавая прямой информационный канал, будем, вне всяких сомнений, очень сильно воздействовать на личности людей, участвующих в эксперименте. И быть может, действительно в какой-то степени изменять структуру личности. Негативно ли, позитивно, но будем, и притом вполне сознательно... Мы преступники! Нас следует примерно наказать.

- Да, - Сомов поскреб затылок. - Что же делать?

- Можно вести себя по-разному. Я, например, преступлю закон, а после буду каяться.

- Сильно! И кто будет свои мозги подставлять?

- Я и вот он, - Калуца ткнул пальцем в Асеева.

- Интересно задумано! Х-ха.., да это просто отлично! Какова же моя роль?

- Это центр нашего совещания. Пока мы предполагаем использовать тебя в качестве реципиента. То есть мысли твои берем, а взамен ничего не даем. Сейчас тебе многое станет понятно. Смотри: ты человек, которого ни я, ни Асеев совершенно не знаем. Твое подсознание для нас - тайна, и вот, представляешь, если после эксперимента я или Асеев вдруг вспомним то, чего никогда на знали, мы спросим, а ты подтвердишь: да, это мои воспоминания, мысли, образы. До сих пор у меня была проблема, как обеспечить чистоту эксперимента. Тобой же она снимается полностью. Теперь понимаешь, почему я так за тебя ухватился?

- Понимаю, - сказал ошеломленный Сомов. - Я согласен!

Калуца вдруг сделался серьезен и даже печален.

- Не спеши, - сказал он тихо, - подумай. Уверен ли ты, что у тебя нет ни одной, скажем, мысли или тайного желания, которое ты хотел бы скрыть, и даже самому не признаешься, что оно существует? Ведь таким образом мы опосредованно будем влиять на твою личность. Понимаешь?

- Сейчас... Кажется, понимаю. Есть, наверное...

- Но мы будем в неравных условиях - это понимаешь? Психологический дискомфорт... Подумай... Мы будем ковыряться в потемках твоей души, помимо твоей воли и сознания. Ты будешь беззащитен против нас. Приятно ли тебе будет знать об этом?

- Я подумаю. Я, в принципе, уже теперь согласен просто из упрямства, но я подумаю. А, вот - я потребую компенсации.

- Извольте, - Калуца непонимающе глянул на Асеева. Какого рода?

- Я согласен, если по ходу дела вы мне будете все рассказывать. Что, зачем, каким образом и почему не иначе. И всякие, там, термины, принципы, теории. Я уже давно к этому подкрадываюсь, а тут такая возможность. Вы ведь психиатр?

- Доктор медицины, раздел - психопатология. Тебя это устроит? - Калуца улыбнулся - Но если этого мало, то в перспективе я даю слово познакомить тебя с гением в нашей области.

- Все, я уже в вашем прямом распоряжении!

- А позволь спросить, зачем тебе все это нужно? поинтересовался Асеев.

- Да так, знаете ли, для ориентации... я несколько разочарован своей профессией и может быть найду подходящую стезю... Как знать.

- М-мда.., - Калуца вздохнул. Сколько тебе лет?

- Тридцать три.

- Вся жизнь впереди, - Асеев встал. - Но мне, однако, пора...

- Командир, я пожалуй сменю Джона, - подал голос кто-то сзади.

Сомов оглянулся - это был его однофамилец.

- Да, Женя, уже пора, - сказал Асеев. - Надеюсь, ты не злоупотребил?.. Шампанское - враг вахтенного офицера.

- Нет, командир, - Сомов-старший усмехнулся. - Ты ведь знаешь, при разгоне и торможении я не употребляю стимуляторов высшей нервной деятельности.

Калуца хмыкнул и мотнул головой. Асеев глянул на часы.

- Добро, - сказал он, - заступай на вахту, а я свяжусь с туером и перед отстыковкой тебя сменю... А ты, - продолжил он, обращаясь к Калуце, - не очень тут хвост распускай.

- Ну что ты, Ваня, - ты ведь меня знаешь!

- Конечно знаю. Шалунишка... Что мне не нравится - это та скорость, с которой вы спелись. Два часа - и полное взаимопонимание. Не суетись, Ричард. Давай все по порядку. Сначала одно, потом другое, а уж потом пятое и десятое.

Сказав это, Асеев повернулся и вышел из кают-компании.

- Вот видишь, - сказал Калуца. - И так всегда! Но он старше - приходится слушаться, иначе побьет...

- А что, бывало? - поинтересовался Сомов с некоторым ехидством.

Калуца выпятил губу.

- Ты его не знаешь - страшный человек. На два года меня старше - испортил все розовое детство.

- Так вы уже давно знаете друг друга?

- Да, скажем прямо, давненько...

Свои "эксперименты" Калуца начал сразу после выхода на траекторию и отстыковки туера, то есть после перехода в инерционную фазу полета. Раскрутка "Вавилова" обеспечила почти нормальную силу тяжести, так что жизнь на рейдере приобрела характер спокойный и размеренный.

Сомов познакомился со всеми членами экипажа, и его удивило, насколько точно люди были притерты друг к другу. Это был просто классический пример подбора людей для длительной экспедиции. Характеры были разные, но за прошедшие сутки полета Сомов не заметил никаких конфликтов или чего-нибудь даже отдаленно напоминавшего ссору, хотя взял на себя роль бойкого молодого человека, сующего нос во все дела. Так ему казалось проще. Роль эта была принята всеми, за исключением Асеева. Последний был подчеркнуто корректен в разговорах, серьезен и, как показалось Сомову после одной беседы, понял, что из себя представляет Сомов.

- Ты, мне кажется, поторопился с выводами, - сказал тогда Асеев. - А что касается Марса - это тоже Земля. Мы приближаемся к кризису - нужно менять стратегию освоения Солнечной системы. Но этот кризис будет преодолен, и все станет на свои места. Марс и Венера - это наша территория. Иное дело - Внеземелье.

- Почему? - спросил Сомов.

- Там нет солнышка, а мы - его дети, - ответил Асеев с усмешкой. - Не Земли - его. Там иной энергетический фон. Не знаю.., но мне кажется, оно чуждо биологической жизни... Но, ничего, это полезно. Посидишь на спутниках Сатурна, померзнешь, и Марс тебе покажется райской долиной.

- А там холодно?

- Не знаю.., но я там мерзну. Даже при сорокаградусной жаре... Меня больше беспокоит другой вопрос. Вот ты, Володя, принадлежишь к другому поколению, нежели, скажем, мы с Калуцей. Яркий представитель поколения, идущего нам на смену. Я сталкивался уже с многими его представителями и обнаружил, что оно делится на две отчетливо выраженные категории. Первая категория - это те, которые приняли нашу игру. Но мы сформировались в героическую эпоху освоения Приземелья, и наши традиции, стиль жизни этим обусловлены. Помнишь стартовый ритуал? У меня каждый раз комок в горле... Потому что я видел не однажды, как менялся состав экипажей на церемонии финиша. Он изменялся в сторону уменьшения, Володя... Теперь даже полет к Юпитеру - прогулка. Но мы соблюдаем ритуалы. Мы помним, откуда их истоки. А эти новички - они молоды, сильны, целеустремленны, но они уже ничего не могут помнить. Это не их вина - это проблема. Их не тревожат воспоминания, но они соблюдают схему поведения и переносят ее на другую жизнь. В результате схематизируется сама жизнь. Вот откуда истоки этой глупой игры в бумажки и начальники.

- А другая категория? - поинтересовался Сомов.

- Другая категория - это те из молодых, кто понимает, что жизнь вышла за рамки схемы, это золотой фонд цивилизации люди, которые призваны обеспечить ее прогресс. Но вот странность, - я все чаще наблюдаю у этих людей отсутствие желания что-то менять. Они не хотят брать на себя груз ответственности за судьбу цивилизации. У большей части в глазах я вижу насмешку, за которой скрывается либо цинизм, либо лень, либо беспомощность. Мне показалось, Володя, что ты из этой категории. Я ошибся?