Звездный скиталец (С иллюстрациями)

Официанты и прочая челядь выстроились вдоль расставленных на аллее банкетных столов, и Дюммель, заложив руки за спину, прохаживался перед шеренгой и, не повышая голоса, монотонно отчитывал их за нерадивость и прочие смертные грехи. Отчитывал скорее для порядка и профилактики, чем по необходимости. Привыкшая к буйному нраву Дюммеля, челядь изумленно таращила глаза и перешептывалась.

— Разговорчики! — негромко, но тем весомее одернул слуг барон. — Предупреждаю: фарфор штучной работы, ему цены нет. Хрусталь — богемский, по специальному заказу изготовлен. Столовое серебро — фамильное. Хоть одна вещь пропадет, — на себя пеняйте. Шкуру спущу, понятно?

— Понятно, ваше сиятельство! Как не понять! — нестройно загалдели официанты.

— То-то же! — самодовольно ухмыльнулся барон. — Ну, этикету не мне вас учить.

— Так точно, ваше сиятельство! — поспешно заверили слуги.

— Тогда начинайте. Да, и еще вот что: узнаю, ктото до конца бала рюмку выпил, — башку снесу. Закончится бал, приборы со столов уберете, тогда хоть до утра пьянствуйте — все ваше!

— Благодарствуем, ваше сиятельство! — рявкнули слуги по-армейски.

— «Сиятельство!» — ухмыльнулся Дюммель. — Пошли вон, канальи! За дело, за дело!

Прислуга бросилась исполнять свои обязанности, а барон, окинув взглядом столы, направился в глубину парка, где стучали молотки и хрипло перекликались рабочие.

— Герр Дюммель! — окликнула Эльсинора. Барон вскинулся, как испуганная лошадь, и завертел головой. — Я здесь, repp Дюммель.

Он наконец отыскал ее и торопливо засеменил к беседке, переваливаясь с боку на бок.

— Да, мадам. Я к вашим услугам, мадам. Простите, что не сразу увидел вас, мадам.

— Вы не знаете, где Симмонс?

— Никак нет, мадам. Последний раз шеф имел со мной беседу в понедельник.

— А сегодня воскресенье. Вам это не кажется странным?

— Воскресенье как воскресенье, мадам. Ничего экстраординарного.

— Я не о том, барон. Сегодня бал, а Эрнста нет.

— Не извольте беспокоиться, мадам. — Дюммель даже каблуками щелкнул от усердия. — Шеф всегда пунктуален, мадам. Появится как раз вовремя.

— Дай-то бог, — вздохнула Эльсинора. — У вас все готово к балу?

— Все, мадам. Столы начинают накрывать. Иллюминация и фейерверк готовы. Полковый оркестр прибудет к вечеру. — Дюммель замялся. — Правда, шеф не говорил об оркестре, но я сам распорядился. Ведь мсье Симмонс мог и забыть, мадам. Все разве упомнишь?

— Вы поступили мудро, герр Дюммель, — заверила Эльсинора. — А список приглашенных? Вы мне его не показывали.

— Сию минуту, мадам! — Дюммель поспешно достал из бокового кармана стопку листов бумаги, протянул Эльсиноре. — Здесь все пятьсот персон.

— Так, так… — Она положила список на колени. — Полковник Облысевич с супругой… Кто это, барон?

— Новый начальник штаба, мадам. Вчера изволили вступить в должность. Дока, говорят, эрудит, большой знаток и ценитель музыки, литературы, живописи…

— Майор Фогель, штабс-капитан Хорошихин, капитан Колмогоров, управляющий Русско-туземным банком Крафт с супругой и дочерью.

— Дочка на выданье, — пояснил Дюммель. — Красавица писаная.

— Так уж и красавица! Управляющий Аграрно-промышленным банком Иванов с супругой, доверенный представитель товарищества «Кавказ и Меркурий» Тер-Григорян. Это тот, с усиками?

— Он самый.

— Вычеркните. Слащав и глаза наглые.

— Никак невозможно, — заволновался Дюммель. — Приглашения уже разосланы.

— Так заберите обратно. И вот что еще: пригласите на бал Строганова.

— Кого-о? — оторопел немец.

— Михаила Степановича Строганова. Теперь, надеюсь, понятно?

— Слушаюсь, мадам. Как прикажете. Только…

— Что «только»?

— Что шеф скажет?

— А это уж предоставьте мне, герр Дюммель!

— Будет исполнено, мадам, — поспешно заверил Дюммель и испуганно заморгал: он мог поклясться чем угодно, что секунду назад видел тигрицу. Полосатая хищница сидела на задних лапах, держа в передних лавах злосчастный список и злобно оскалив клыкастую пасть. Видение было мгновенным, но таким отчетливым и страшным, что у Дюммеля подогнулись колени и похолодело в груди.

— Ну что вы на меня уставились, барон? — спросила Эльсинора голосом Симмонса. Дюммель зажмурился и встряхнул головой. Осторожно открыл один глаз, затем второй. Наваждение прошло. Эльсинора — обычная, в белом шелковом платье сидела перед ним, протягивая список и улыбаясь, как ни в чем не бывало.

— Вам. дурно, герр Дюммель? Держите список. Мой вам совет: не злоупотребляйте спиртным. Особенно на сон грядущий.

— Да, мадам, — убито откликнулся Дюммель. — Я Так и сделаю. Разрешите идти, мадам?

— Идите!

Барон вздрогнул — это был опять голос Симмонса.

— Идите, голубчик! — елейным голоском промурлыкала Эльсинора. — У вас столько дел, а вы строите глазки даме. Скажите, барон, это правда, что вы ужасно влюбчивы?

Дюммель, вконец сбитый с толку, кивнул на всякий случай, сделал зачем-то книксен и, покачиваясь из стороны в сторону, поплелся прочь.

Базарчик опустел. Убрались восвояси со своим мелочным товаром чайковчи. Разъехались дехкане, оставив под присмотром сторожа горы терпко пахнущих дынь, арбузов и тыкв. Сартараш запер на висячий винтовой замок свою парикмахерскую. Ветер взвил пыль посредине площади, закрутил в смерч, прошелся по базару, вздымая к небу клочья соломы, джугаровые листья, какие-то тряпки. А когда пыль рассеялась, через базарную площадь проехал на своем щегольском фаэтончике предмет стольких слухов и разговоров — таинственно разбогатевший извозчик Джума.

Сторож проводил задумчивым взглядом притороченный сзади к фаэтону новенький расписной сундук, поскреб пятерней изъеденную паршой плешь и покачал головой. Мелкий торговец. Парикмахер.

— Отец! — Джума лихо осадил иноходца и выпрыгнул из фаэтона. — Принимайте подарки, где вы там?

Из осевшей глинобитной кибитушки вышел, щурясь отяркого солнечного света, Худакь-буа в холщовых афганских штанах, полотняной рубахе навыпуск и лакированных каушах на босу ногу. На обритой до сизого мерцания голове поблескивала вышитая бухарская тюбетейка.

— Это ты, сынок? — голос прозвучал надтреснуто и как-то испуганно.

— Чего это ты? — удивился Джума. — Иди помоги сундук снять.

Старик нехотя подошел к фаэтону, взялся за ручки сундука, и они вдвоем, покряхтывая от тяжести, понесли его к дому. Возле самых дверей Худакь-буа отпустил ручку и выпрямился, хватаясь за сердце.

— Фуф! Не могу больше. Что там у тебя, чугун, что ли?

— Нет. — Джума поднатужился и перевалил сундук через порог. — Книги.

— Кни-ги? — покачнулся старик. — Какие книги?

— Разные, — беспечно ответил сын, роясь в карманах. — Куда я ключ подевал?

— Ты что же — читать научился?

— Научился, ата, научился. — Джума нашел наконец ключ, отпер сундук. — А мать где?

— Позади дома, тандыр [29] топит.

— Нашла время.

Джума откинул крышку, достал стеганый зимний халат, роскошный лисий малахай. Протянул отцу,

— Это тебе, ата.

Ни слова не говоря, старик принял подарки, продолжая как-то странно смотреть на сына. У того удивленно вскинулись брови.

— Что ты на меня смотришь?

— Так…

— Не хитри, ата. Говори все.

— И скажу, — решился Худакь-буа. — Только ты мне сначала ответь, откуда у тебя столько денег? На прошлой неделе гостинцы привез, теперь опять, фаэтон, лошадь…

— …дом в Ургенче.

— До-ом? — вытаращил глаза Худакь-буа. — В Ургенче?

— Ну да. Надо же мне жить где-то!

— Сынок… — Худакь-буа отложил в сторону подарки, взял сына за руку, заговорил изменившимся умоляюшим голосом: — Скажи мне все, сынок. Начистоту. Не нравится мне это. Ой, не нравится!..

— Спрашивай, отец, — вздохнул Джума. — Постараюсь ответить.

— Откуда у тебя деньги?

— Я их заработал, ата.

— За какие-то двадцать дней?

— Д-да.