Звездный скиталец (С иллюстрациями)

Строганов вздохнул и отвел взгляд. Теперь он смотрел в сторону дома, зеркально отсвечивающего на солнце стеклами окон.

— Я хочу выяснить, что он за человек.

— Вам это так необходимо? — Она отхлебнула из чашечки. — Что вас, собственно, интересует?

— Понимаете, — Строганов почесал переносицу. — С тех пор, как хлопкозавод перешел к Дюммелю, многое у нас изменилось к лучшему. Построили общежитие для рабочих, финскую баню, даже столовую открыли. И платят у нас чуть не вдвое больше, чем у других.

— Почему это вас смущает?

— Потому что Дюммель — коммерсант и на рабочих ему наплевать. Он это и не скрывает. А значит, нововведения идут не от него. Так от кого же?

— Вы считаете, что они исходят от моего супруга?

— Да. Я ошибаюсь?

— Думаю, нет. — Эльсинора положила варенье в розетку, подвинула гостю. — Угощайтесь, малиновое.

— Спасибо.

— Я, правда, не вмешиваюсь в дела Симмонса, но филантропия — это не в его духе. Так что вы, вероятно, правы.

— Филантропия, говорите? — Гость набрал полную ложечку варенья, опустил в чашку, принялся помешивать. — Извините, не верю. На этой филантропии Симмонс себе кучу врагов нажил. Лучшие рабочие где? У Дюммеля. Лучший инженерно-технический персонал? У него же. Ни одного дня завод не простаивает, а у других — по три, по четыре месяца в году на ремонте. Кому дехкане лучший сырец везут? Дюммелю. Он, правда, качество требует, зато никакого обвеса, никаких скидок и оплата втрое выше. Как тут заводчикам да коммерсантам-предпринимателям не взвыть? Вот они на Симмонса зубы и точат.

— Почему же на Симмонса?

— Да потому что ясно: немец — всего лишь ширма. Кстати, знаете, как дехкане Симмонса между собой называют?

— Как?

— Симон-ата. Это вам говорит что-нибудь?

Эльсинора недоуменно пожала плечами.

— Здесь так святых-покровителей принято называть. Палван-ата, Дарган-ата, Исмамут-ата. — Строганов усмехнулся. — В Ак-мечети у немцев-меннонитов староста есть, он же и пастор Отто. Влиятельный старикан. Так его хивинцы Ата-немис кличут. Отец-немец. Вы меня не слушаете?

— Слушаю. — Хозяйка вздохнула. — Так чего же вы все-таки хотите? Предупредить Симмонса об опасности?

— Это он и без меня знает.

— Тогда чего же?

Гость промолчал, задумчиво помешивая ложечкой остывший чай.

— Я уже говорил, хочу понять, что он за человек.

— Вы думаете, это так просто? — усмехнулась хозяйка. — По-моему, он сам этого толком не знает.

— Со стороны виднее.

— Возможно. Что касается его филантропии или благотворительности, если этот термин вас больше устраивает, то считайте, что это его каприз, прихоть, причуда. Как говорится, каждый по-своему с ума сходит. Помешался человек на добром отношении к своим работникам — и весь секрет. И ради бога, не ищите здесь никакой социальной подоплеки. Симмонс стоит вне политики. Просто он — человек настроения. Приходилось вам с такими встречаться?

— Доводилось. — Строганов недоверчиво покосился на собеседницу. — Скажите, поджог каюков это тоже его рук дело?

— Н-не знаю, — растерялась Эльсинора. — Вряд ли. По-моему он и сам на этом пострадал.

— Не хотите отвечать, не надо. — Строганов достал из брючного кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат. — Мне пора, сударыня. Пора заступать на смену.

— Обиделись?

— Да нет. В общем, этого я и ожидал. А супругу вашему передайте: в борьбе с конкурентами он, конечно, любые средства вправе использовать. Вот только оставлять тысячи людей без куска хлеба — это уже иг по-человечески. Я о каючниках говорю. Для них каюки — единственное средство существования. Хороша прихоть, ничего не скажешь, — на голодную смерть людей обрекать! Так и передайте. А засим позвольте откланяться. Прощайте, сударыня. — Он кивнул головой и решительно поднялся из-за стола.

Симмонс, которому Эльсинора в тот же вечер передала содержание своего разговора со Строгановым, озабоченно поскреб затылок и велел разыскать Дюммеля.

— Зачем он тебе? — поинтересовалась Эльсинора.

— Хочу навести справки.

— Строганов производит впечатление вполне порядочного человека.

— Тогда какое ему дело до истории с каючниками?

— Может быть, как раз потому, что он порядочный человек?

— Не знаю, не знаю.

— Тысячи каючников остались без куска хлеба. Такое нельзя наблюдать равнодушно.

— Ну, положим, не тысячи. Если уж быть точным, сгорел семьдесят один каюк. Без куска хлеба, как ты изволила выразиться, осталось человек двести-триста.

— По-твоему, это мало?

— Ну что ты заладила одно и то же! «Много, мало…» Если уж ча то пошло, один голодный — это уже много. А знаешь, сколько их в Хивинском ханстве? Согни тысяч! Что ты предлагаешь, взять их на свое иждивение?

— Во-первых, не кричи.

— Прости.

— А во-вторых, если не в твоих силах облегчить участь всех неимущих, то по крайней мере ни к чему добавлять к ним сотни новых.

— Тут ты, пожалуй, права, — согласился Симмонс. — Я сгоряча сморозил глупость, а Дюммель и рад стараться.

— Ты прекрасно знаешь, что Дюммель тут ни при чем, — резко возразила она. — Ты приказал, он выполнил.

— Тоже верно. Сдаюсь. Завтра же велю заложить верфь. Флотилию каюков понастроим. Хоть все ханство на каюки сажай. Великая речная держава! — Симмонс хохотнул. — Не пойдут ведь, собаки. Им, видите ли, на конях скакать по душе. Ну да ладно. Меня сейчас куда больше этот твой новый знакомый интересует. С кулинарной фамилией.

— Причем тут кулинария? — удивилась Эльсинора.

— Притом. Кушанье есть такое. Бефстроганов. Слышала?

— Первый раз слышу.

— Ну так услышишь, — пообещал он. — Сегодня же велю приготовить на ужин.

В открытую дверь кабинета без стука вошел Дюммель.

— Вот и вы, барон! Добро пожаловать! Рад видеть вас в добром здравии. Чему обязан, голубчик?

— Вызывали? — барон был явно не в духе.

— Что? А, ну да, конечно! Скажите, Зигфрид, бефстроганов на ужин не очень обременительно для желудка?

— Думаю, нет, — буркнул Дюммель.

— Тогда распорядитесь, чтобы на ужин подали бефстроганов. И сами нам компанию составьте. Если хотите, конечно. Кстати, вам знакома фамилия Строганов?

— Знакома, — насторожился немец. — А что?

— Экий вы, право! Уж и спросить нельзя? Просто интересуюсь. Из праздного любопытства.

— Машинистом у нас на заводе работает. Специалист отличный.

— И все?

— А что еще?

— Ну, мало ли что! Образование, национальность, возраст, откуда родом, как сюда попал.

— По этапу.

— Вот как? И за что же? Уголовник небось?

— Нет, — качнул головой немец. — По политической.

— Та-а-ак, — Симмонс прищурился. — Это уже говорит кое о чем. Ну, а на заводе как держится?

— Пока ни в чем не замечен. Живет замкнуто. С людьми общается только по работе. Не пьет.

— Вот это плохо. К пьющему легче ключ подобрать. Женат?

— Холост.

— Та-а-ак. Дело, говорите, знает?

— Знает, — вздохнул барон. — В этом ему не откажешь.

— Ну что ж, и на том спасибо. Так вы распорядитесь насчет ужина. Не успеют чего доброго. А я пока пойду душ приму, жарко что-то.

Подождав, пока затихнут в коридоре шаги Симмонса, Дюммель заговорщически понизил голос:

— Я не хотел говорить при шефе, мадам, но этот негодяй опоздал на работу…

— Симмонс? — притворно удивилась Эльсинора.

— Боже упаси, мадам! — ужаснулся немец. — Строганов!

— И что же?

— Я в это время был на заводе, ну и — порядок есть порядок — устроил ему взбучку. И знаете, чем он объяснил свое опоздание?

— Чем же? — полюбопытствовала хозяйка.

— Тем, что был у вас в гостях и вы его задержали!

— Все правильно, Зигфрид.

— Как?! — вытаращил глаза немец.

— Вот так! Строганов действительно был здесь, я действительно его задержала. И вы совершенно спокойно могли выяснить это при Симмонсе. Между нами, как вам известно, секретов не водится. У вас все?

— Да, мадам. Хотя нет. Один-единственный вопрос, мадам, если позволите.