Миры Пола Андерсона. Том 19

Дауид бросил на него удивленный взгляд. Он был явно обеспо­коен, и Тольтека стал лихорадочно припоминать, где он оговорил­ся. Возможно, он неправильно употребил какое-нибудь здешнее слово? Болезнь все-таки следовало бы назвать по-эспаньольски.

— Истребили? — пробормотал между тем Дауид. — Вы хотите сказать — уничтожили? Полностью? — Взяв себя в руки, он снова принял невозмутимый вид с легкостью, свидетельствовавшей о дол­гой тренировке, и сказал: — Ладно, не будем начинать с дискуссии о терминологических тонкостях. Это, несомненно, был один из Ночных Ликов. — Он снял руку с рулевой рукоятки и начертал в воздухе какой-то знак.

Тольтеку это слегка озадачило. Первая экспедиция в своих от­четах особо отмечала, что, хотя у гвидионцев существует множество символических церемоний и обрядов, они не суеверны. Правда, первая экспедиция высадилась на другом острове, но повсюду, где им удалось побывать, культура оказывалась неизменно идентичной.

(И им так и не удалось выяснить, почему заселен только район между 25-м и 70-м градусами северной широты, хотя многие другие места казались не менее благоприятными для проживания. Не вы­яснили они и многое другое.) Когда разведывательный бот возвра­тился, командиры «Кетцаля» посоветовались и решили, что Звез- дар будет наилучшим местом для посадки просто потому, что это один из крупнейших городов планеты и в его колледже имеется прекрасная библиотека справочной литературы.

Приветственная церемония также не представляла собой ничего сверхъестественного. Встречать гостей, правда, вышло все населе­ние Звездара: мужчины, женщины и дети с гирляндами, лирами и свирелями. Было немало приезжих из других мест; однако толпа оказалась не такой многочисленной, как это бывало в подобных ситуациях на других планетах. После официальных речей в честь новоприбывших была поставлена музыкальная пантомима. Все ее участники были в масках и прозрачных костюмах, но смысл пред­ставления так и остался для Тольтеки непонятным, хотя оно и произвело на него сильное впечатление. На этом официальная церемония закончилась, и люди с «Кетцаля» смешались с местны­ми жителями. Пришельцам был оказан сердечный прием — правда, никто никого не обнимал, не хлопал по спине, не тряс рук, как это делают в подобных случаях нуэвамериканцы; не было здесь и сдер­жанного, но продуманного до мельчайших подробностей этикета Лохланна. Просто местные жители смешались с астронавтами, за­вязывался дружеский разговор, гвидионцы приглашали пожить в своих домах и жадно расспрашивали о том, что творится во Вселен­ной. Наконец большинство местных жителей вернулись в город пешком, но всех пришельцев повезли туда в маленьких изящных электромобилях.

У корабля осталась только символическая охрана — несколько пи­лотов и более многочисленный отряд лохланцев. Осторожность Ворона никого не обидела, хотя Тольтека все еще не мог прийти в себя.

— Не желаете ли вы найти приют в моем жилище? — спросил Дауид.

Тольтека наклонил голову:

— Почту за честь, сэр... — Он замолк. — Прошу прощения, я не знаю вашего титула.

— Я принадлежу к роду Симнона.

— Нет, это я знаю. Я имею в виду ваше... не вашу фамилию, а род занятий.

— Я врач и принадлежу к тому направлению, которое лечит не только лекарствами, но и песнями. (Тольтека спросил себя, на­сколько правильно он понял собеседника.) Кроме того, на мне лежит руководство обходчиками дамб, а еще я наставляю молодежь в колледже.

— Да-а? — разочарованно протянул Тольтека. — А я думал... зна­чит, вы не состоите в правительстве?

— Ну почему же? Я же сказал, что надзираю за дамбами. Что еще вы имеете в виду? В Звездаре нет ежегодного короля или... нет, не может быть, чтобы вы имели в виду подобное. Очевидно, в нашем языке значение слова «правительство» разошлось с вашим. Будьте любезны, позвольте мне поразмыслить, — Дауид нахмурился.

Тольтека следил за ним, пытаясь прочесть по выражению лица то, что не удалось объяснить словами. Одной из главных особенно­стей гвидионцев было их поразительное сходство между собой — так бывает всегда, если колония ведет начало от очень немногочис­ленной группы людей и впоследствии не знает иммиграции извне. В отчетах первой экспедиции упоминалось о легенде, согласно ко­торой родоначальниками всех гвидионцев были один мужчина и две женщины, одна светловолосая, а другая темноволосая — все, кто остался в живых после того, как первых колонистов уничтожил атомной атакой один из космических флотов, которые во время Смуты занимались межпланетным разбоем. Однако следует при­знать, что письменных свидетельств о столь отдаленных временах не сохранилось, и ничто не могло ни подтвердить, ни опровергнуть этот миф.

Как бы то ни было, генофонд местного населения, безусловно, ограничен. И все же это, вопреки общеизвестной закономерности, привело не к вырождению, а к процветанию. Первоначально гви- дионцы при вступлении в брак следовали тщательно разработанной программе, чтобы избежать родственных скрещиваний. В насто­ящее время брак стал добровольным, однако люди с явными наслед­ственными дефектами — в том числе со сниженным интеллектом и эмоциональной неустойчивостью — подвергаются стерилизации. Ес­ли верить первой экспедиции, они идут на эту процедуру с радо­стью, так как окружающие впоследствии чтут их как героев.

Дауид принадлежал к чистокровной европеоидной расе, что са­мо по себе доказывало древность его происхождения. Он был вы­сок ростом и, хотя уже не молод, все еще строен и гибок. Его светлые волосы, отпущенные до плеч, были тронуты сединой, од­нако серые глаза не нуждались в контактных линзах, а загорелая кожа сохранила упругость. Лицо у него было чисто выбритое, с высоким лбом и сильным подбородком, нос — прямой, чувствен­ный рот. Одежда гвидионца состояла из зеленой туники до колен, белого плаща и кожаных сандалий. Голову его украшала золототка­ная повязка, на груди висел медальон, с одной стороны золотой, с другой — черный. Хотя на лбу у Дауида была татуировка в виде трилистника, он от этого все же не казался дикарем.

Его язык ненамного отличался от англика; лохланцы в свое время овладели им без труда. Несомненно, здесь, как и в других местах, печатные книги и звукозаписи не дали языку сильно изме­ниться. Однако, если в устах гвидионцев он походил на ворчанье, лай и даже хрюканье, подумал Тольтека, гвидионцы произносят его звуки мелодично, так что они кажутся похожими на соловьиную трель. Никогда в жизни ему не приходилось слышать такую певу­чую речь.

— Да, понимаю, — сказал между тем Дауид. — Кажется, я уло­вил вашу мысль. Да, ко мне часто обращаются за советом, даже при решении вопросов всемирного значения. Это предмет моей гордо­сти и одновременно смирения.

— Отлично. Что ж, господин советник, я...

— Но советник — это не... род занятий. Как я уже говорил, по роду занятий я врач.

— Минуточку, пожалуйста. Значит, вас формально никто не назначал и не избирал в руководители, советники, надзиратели?

— Нет. Да и к чему это? Репутация любого человека, будь она хорошая или дурная, постепенно становится известной повсюду. В конце концов доходит до того, что за его советом и мнением приезжают с другого конца света. Не забывайте, друг издалека, — тонко добавил Дауид, — население нашей планеты насчитывает каких-нибудь десять миллионов, мы располагаем как радио, так и самолетами и много путешествуем, посещая различные острова планеты.

— Но кто же управляет общественными делами?

— Ах вот вы о чем! Некоторые общины назначают ежегодного короля, или выбирают президентов, которые ведут их собрания, или для оперативного управления назначают инженера. Все зави­сит от местных традиций. Здесь, в Звездаре у нас нет таких обычаев. Разве что каждое зимнее солнцестояние мы коронуем Танцора, чтобы он благословил наступивший год.

— Я не это имею в виду, господин врач. Предположим... ну, к примеру, какой-то проект, например строительство новой до­роги, или политическое решение — скажем, налаживать ли регу­лярные отношения с другими планетами... предположим, эта неопределенная группа мудрецов, о которых вы говорите, груп­па, объединенная лишь тем, что у всех ее членов хорошая репу­тация — предположим, они так или иначе решат подобный во­прос. А что будет дальше?