Миры Пола Андерсона. Том 19

Тольтека открыл дверь.

— Слушаю вас, военачальник. — Он произнес наследственный титул Ворона небрежной скороговоркой, что звучало почти оскор­бительно. — Какое у вас неотложное дело?

На мгновение Ворон задержался на пороге, внимательно огля­дывая собеседника. Тольтека был еще молод, среднего роста, плечи широкие, литые, лицо худощавое, с резкими чертами, взгляд обра­щен прямо перед собой. Темно-каштановые волосы начальника экспедиции были, по обычаю его народа, гладко зачесаны назад и заплетены в короткую косицу. Как бы ни кичились Объединенные Республики Нуэвамерики своей недавно обретенной демократией, в Тольтеке чувствовалась порода — он происходил из древнего рода инженеров. На нем была форменная одежда астрографической компании «Арго», представлявшая собой по существу упрощен­ный, но хорошо смотревшийся вариант повседневного националь­ного костюма нуэвамериканцев: синий китель, серые панталоны до колен, белые чулки и никаких знаков различия.

Ворон переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Случайно, — сказал он, как всегда, невозмутимо, резкие нот­ки исчезли, — один из моих солдат услышал, как кое-кто из ваших кидает жребий, кому из них сойти на планету первым после вас и капитана корабля.

— Ну и что тут страшного? — саркастически спросил Тольте­ка. — Вы что, считаете, мы должны установить какую-то строгую очередность?

— Нет. Но меня... э-э... несколько удивило, что никто не вспом­нил про мой отряд.

Тольтека удивленно поднял брови:

— Вы хотели бы, чтобы ваши люди тоже приняли участие в жеребьевке?

— Если верить тому, что сообщил мне мой солдат, до сих пор отсутствует сценарий высадки на планету и программа дальнейших действий.

— Что ж, — ответил Тольтека, — из элементарных соображений вежливости мы с капитаном Утиэлем — а также, если пожелаете, и вы — сойдем с трапа первыми и обменяемся приветствиями со встречающими. Как нам сообщили, на Гвидионе создан целый комитет, чтобы оказать нам достойный прием. И в конце концов, военачальник, не все ли равно, кто ступит на планету первым?

Ворон снова замер. Такова была неизменная привычка лохлан- ских аристократов. В критические моменты они не напрягались. Они вообще редко принимали суровый и непреклонный вид: наоборот, их мышцы, казалось, расслаблялись, а глаза подергивались дымкой и смотрели поверх головы собеседника, будто что-то при­кидывая. Порой Тольтеке казалось, что одна эта привычка сделала нуэвамериканскую революцию неизбежной: настолько чуждыми казались ему лохланцы.

Наконец — тридцать секунд спустя, но казалось, прошло гораз­до больше времени, — Ворон произнес:

— Теперь я вижу, в чем причина возникшего недоразумения, господин инженер. За полвека независимости ваш народ успел создать ряд самобытных учреждений, но при этом позабыл неко­торые наши обычаи. Во всяком случае, жители Лохланна не при­выкли считать космические исследования, а также ведение перего­воров чисто частным, даже коммерческим делом. Мы невольно сделали друг о друге неверные умозаключения. А то, что во время полета наши люди держались друг от друга в стороне, лишь укрепи­ло нас в наших ошибках. Приношу вам извинения.

К этому нечего было добавить, но у Тольтеки невольно вырвалось:

— К чему вам извиняться? В происшедшем есть, без сомнения, доля и моей вины.

Ворон улыбнулся:

— Но я — военачальник этноса Дубовой Рощи.

Ставший внезапно вкрадчивым, чуть ли не мурлыкающим голос Ворона послужил сигналом, и из рукава его просторной епанчи высунулась голова в бурой маске, из которой выглядывали сверка­ющие холодным блеском голубые глаза. Это был Зио — огромный, сильный сиамский кот, наделенный поистине взрывным темпера­ментом. «Мняу-мрр», — требовательно проговорил он. Ворон по­чесал Зио под подбородком, тот откинул голову назад и запустил свой моторчик.

Тольтека хотел было огрызнуться, но передумал. Этот парень, как видно, страдает комплексом превосходства — ну и пусть его. Он зажег сигарету и сделал несколько коротких сильных затяжек.

— Ладно, — сказал он. — В чем заключается проблема?

— Следует исправить возникшее у ваших людей заблуждение. Первым сойдет мой отряд.

— Что? Если вы решили...

— В боевом порядке. Экипаж корабля должен быть готов к экстренному взлету в случае, если дело примет скверный оборот. Только после того как я дам сигнал, вы с капитаном Утиэлем можете выйти и произнести ваши речи. Но не ранее.

Тольтека онемел; прошло немало времени, а он все стоял, глупо тараща глаза.

Ворон бесстрастно ждал. Он был крепко сложен, как все лох­ланцы, уже много поколений живущие на планете с притяжением на четверть больше земного. Хотя соплеменники считали его высо­ким, для нуэвамериканцев он был не более чем среднего роста. Ширококостный и мускулистый, он двигался подобно своему коту, легкой скользящей походкой — Тольтеке и его людям всегда каза­лось, что он куда-то крадется и подслушивает. Голова Ворона была удлиненной формы, широкое, как и у всех его солдат, лицо не гармонировало с выдающимися скулами, крючковатым носом и желтовато-бледной кожей, гладкой, как у юноши, так как в ходе мутаций лохланцы лишились растительности на лице. Его костюм нельзя было назвать совсем безвкусным, но воспитанным в респуб­ликанском аскетизме нуэвамериканцам он казался варварским — блуза со стоячим воротником, синие мешковатые штаны, заправ­ленные в мягкие полусапожки, а также епанча, расшитая узором из переплетенных змей и цветов и заколотая у шеи серебряной брошью с драконом. Даже на борту звездолета Ворон не расставал­ся с кинжалом и пистолетом.

— Милосердный создатель, — прошептал наконец Тольтека. — Вы что, думаете, это очередная ваша вонючая захватническая экс­педиция?

— Обычные меры предосторожности, — ответил Ворон.

— Но ведь первую экспедицию на эту планету встретили, как... как... а наш разведывательный бот? Его пилота так закормили, что он едва взобрался в кабину!

Ворон пожал плечами, отчего Зио бросил на него возмущенный взгляд.

— Со времени первой экспедиции прошел почти стандартный год, и у них было время обдумать полученные сведения. Между нами и нашими планетами лежит огромное пространство, а во временном исчислении оно и того больше. Прошло тысяча двести лет с тех пор, как после распада Содружества эта планета оказалась в изоляции. За время, проведенное ими в полном одиночестве, сумела возникнуть и пасть целая империя. Генетической и куль­турной эволюции требуется иной раз меньший срок, чтобы дать неожиданные результаты.

Тольтека с силой затянулся и резко заметил:

— Судя по полученным данным, эти люди ближе нуэвамери­канцам, чем вы.

— Неужели?

— У них нет вооруженных сил и даже полиции — в обычном смысле этого слова; они это называют — в буквальном переводе — «распорядителями общественных служб». Нет... впрочем, нам при­дется еще выяснить, есть ли у них правительство, а если да, то каковы его полномочия. Первой экспедиции было не до того — объем исследований был чересчур велик. Но в одном можно не сомневаться: в любом случае власть правительства ограничена.

— Но хорошо ли это?

— По моим понятиям — да. Вы читали нашу конституцию?

— Читал. Для вашей планеты документик ничего. — Ворон на­хмурился и, помолчав, продолжил: — Будь этот Гвидион хоть в чем-то похож на другие известные мне затерявшиеся колонии, не было бы и повода для беспокойства. Один лишь здравый смысл, понимание того, что за любое вероломство отомстит превосходя­щая их мощь, стоящая за нами, удержал бы их от необдуманных поступков. Но разве вам не понятно: когда, насколько нам извест­но, они не знают ни междоусобной борьбы, ни даже преступле­ний... и все же это далеко не простодушные дети природы... мне трудно представить, что лежит в основе здравого смысла таких людей.

— Зато мне все понятно, — ответил Тольтека, — и если ваши головорезы первыми спустятся по трапу и наставят ружья на людей с цветами в руках, мне легко вообразить, что они подумают о нас с точки зрения своего здравого смысла.