Тринадцать на пути к Альфа Центавра

Он негромко произнес:

— Те, кто это начинал, были добровольцами. Они знали, на что пошли, и примут то, к чему придут. И как же именно Шорт собирается их высадить? Он что же, отвинтит люк и свистнет им?

Чалмерс с трудом заставил себя улыбнуться.

— Он не дурак, Роджер. Он, как и мы, переживает за тех, кто на Станции. Да, половина из них может за пять минут сойти с ума, старики в первую очередь. Но ты не волнуйся и не терзай себя, уже то, чего мы достигли, доказывает полную эффективность эксперимента.

— Нельзя говорить об эффективности, пока не произведена «высадка». А прекратить его досрочно — это значит расписаться в беспомощности. В нашей, а не в их. Нельзя не смотреть в глаза фактам, какими бы мерзкими или противными они ни казались. Но мы должны сделать все, чтобы эти четырнадцать человек продолжили свой полет.

Чалмерс пристально взглянул на Френсиса.

— Четырнадцать? Ты не оговорился? Ведь их тринадцать. Уж не хочешь ли ты остаться с ними, Роджер?

Корабль прекратил вращение. Когда Абель за своим рабочим столом в помещении Администрации намечал план пожарных учений завтрашнего дня, он вдруг осознал, что движение остановилось. Все утро, прогуливаясь по космолету — Абель уже почти отказался от термина "Станция", — он испытывал странное ощущение, будто его что-то тянет к стене, словно он падает набок.

Когда он сказал об этом отцу, тот ответил кратко:

— Руководство кораблем — дело капитана Петерса. На вопросы об особенностях полета тебе ответит он.

Ответ отца не удовлетворил Абеля. За два последних месяца его возросший интеллект будто штурмовал все, что возникало рядом с ним, скрупулезно анализируя любое жизненное проявление на Станции. В подсознании открылся огромный клад символов, абстракций, терминов. Тайное становилось явным, и Абель наслаждался своими вновь полученными знаниями,

В столовой за обедом он истерзал младшего Петерса градом вопросов, особенно о чудовищной параболе полета их корабля к созвездию Альфа Центавра.

— А какова роль токов, возникающих в корпусе корабля? — допытывался он. Постоянное вращение должно вызвать смещение магнитных полюсов относительно их рассчитанного при проектировании Станции расположения, — Как вы выходите из этой ситуации?

Мэтью был растерян.

— Если честно, я и сам не все понимаю, Наверное, действует автоматика. — Встретив недоверчивый взгляд Абеля, он передернул плечами. — Отец точно все знает. Как бы то ни было, мы идем по намеченному курсу.

— Дай то бог, — сонно пробормотал Абель, Чем чаще он разговаривал с другом о приборах, которыми тот вместе с отцом пользовался в навигационной рубке тем яснее понимал, что роль человека в управлении космолетом ничтожна: проверить аппаратуру, заменить перегоревший предохранитель. Со всем остальным вполне справлялась автоматика, и у Абеля даже возникали подозрения, что труд Петерсов — бессмысленная возня с никчемными, ни на что не влияющими игрушками.

Это было бы очень забавно!

Улыбнувшись своей догадке, Абель решил, что она абсолютно верна. Трудно было представить себе, что столь ответственное дело, как управление полетом, решились бы доверить людям, малейшая ошибка которых могла вызвать самые фатальные последствия, вплоть до столкновения с какой-нибудь звездой. Конструкторы космического судна, несомненно, понимали это и обезопасили все автоматические устройства, сохранив за экипажем самые примитивные обязанности, вроде соблюдения распорядка, чтобы люди верили в то, что именно они управляют полетом.

Как раз здесь и скрывался секрет всей Станции. Никто из обитателей не был ей необходим. Они с отцом могли составлять выверенные, по минутам расписанные планы ежедневных занятий но то были лишь проигрыши различных версий, разработанных автоматическими программами. Вариантов возникало огромное множество, но то обстоятельство что он мог удалить Мэтью Петерса из столовой не в половине первого, а на тридцать минут раньше, совсем не доказывало, что он может изменить жизнь своего друга. Образцы заданий выдавались компьютером, меню разрабатывалось тоже машинами. Расписание пожарных тревог, учебных занятий, списки дневных и ночных дежурств с указанием, кто кого должен подменить в случае болезни, — все это составлялось с помощью механизмов и не оставляло места самостоятельному творчеству.

Когда-нибудь, думал юноша, я уберу из своей программы гипнозанятие. Он начинал понимать, что гипноз приводил к блокированию его мозга от различной информации, снижая его восприимчивость. В самом корабле таилось нечто необъяснимое, и это позволяло предположить, что в нем имеется значительно больше, чем…

— Привет, Абель, ты какой-то сосредоточенный, — сказал доктор Френсис, садясь рядом. — О чем думаешь?

— Вообще-то я просчитывал одну версию, — быстро заговорил юноша. — Судите сами: каждый обитатель Станции нуждается в день в трех фунтах пищевых продуктов, или примерно в полутонне в год. Значит, весь запас, даже без всякого резерва на первое время после посадки корабля, составит примерно восемьсот тонн. Нетрудно подсчитать, что на корабле должно находиться одного продовольствия не меньше тысячи пятисот тонн. Это весомый груз.

— Только на первый взгляд, Абель. Наша Станция — лишь малая часть звездолета. Основные реакторы, резервы топлива, содержимое складов весят в целом не меньше тридцати тысяч тонн. Это и создает силу притяжения, которая удерживает нас на поверхности Станции.

Абель отрицательно покачал головой.

— Тут что-то не то, доктор! Притяжение, которое мы испытываем, должно вызываться влиянием гравитации звездных скоплений. Если это не так, то масса корабля должна составлять что-то около 6 х 10!20 тонн.

Доктор с интересом смотрел на Абеля, понимая, что юноша загнал его в тупик. Масса, которую назвал Абель, приближалась к массе Земли.

— Это очень нелегко рассчитать, мальчик. Я рекомендовал бы тебе не задумываться над такими вопросами. Зачем отбивать хлеб у капитана Петерса?

— Я и не собираюсь залезать в сферу звездной механики, — успокоил врача Абель. — Это просто небольшая тренировка в расчетах. Вы не думаете, доктор, что для этого можно было бы пойти даже на отступление от инструкции. Возьмем, к примеру, проблему длительной изоляции. Что если искусственно повлиять на маленькую группу людей, скажем, отделить их от всего остального экипажа, и психически вынудить к тому, чтобы они считали, что вновь очутились на Земле. Это был бы чрезвычайно интересный эксперимент, доктор.

Дожидаясь в зале заседаний, когда же генерал Шорт завершит свое нелегкое сообщение, Френсис еще и еще раз вспоминал внезапное предложение Абеля; он размышлял о том, как бы этот юноша, с его восторженным оптимизмом, реагировал на сосредоточенные и чинные лица собравшихся.

— …Я, как и все вы, господа, сожалею о том, что эксперимент обречен, но таково решение Департамента Космических Исследований, и мы не можем его оспаривать. Конечно, перед нами стоит трудная задача. Нам придется продвигаться поэтапно, с тем чтобы экипаж постепенно свыкся с мыслью, что через какое-то время их ожидает мягкое парашютирование на Землю. — Генерал Шорт был крепким, энергичным человеком, лет пятидесяти, со скульптурными чертами лица и добрыми глазами. Он повернулся к доктору Кершу, отвечавшему за вопросы выживаемости и здоровья обитателей Станции. — Из ваших пояснений, доктор, вытекает, что времени, которое нам отведено, может катастрофически не хватить. Видимо, и этот Абель способен задать нам перцу…

Керш улыбнулся.

— Да, я слышал его разговор с доктором Френсисом. Он предложил провести эксперимент с небольшой группой членов экипажа для проверки их выживаемости в условиях изоляции, это же надо придумать! Он предполагает, что экипаж звездолета в составе двух человек может провести не меньше двух лет до того момента, как они начнут испытывать неприязнь друг к другу.