Рождение шестого океана

— А почему вы так бережете европейских предпринимателей? — спросил Ахтубин профессора Дасью, сопровождавшего его.

— Мы за порядок, — ответил тот. — Мы против насилия. И не будем обижать людей только за то, что они приезжие.

Приезжие! Колониальных дельцов Дасья называет приезжими! Не слишком ли мягко?

В Новом городе было безлюдно. Только утром по широким улицам-аллеям катился поток автомобилей, роллеров, велосипедов. Но в восемь часов асфальтированные аллеи пустели, по громадному парку разгуливали лишь одни туристы, восхищаясь бананами с листьями, как зеленые простыни, и баньянами — деревьями-рощами с сотнями и тысячами стволов. Каждый баньян был живой родословной. В центре скрывался ствол-предок, от него отрастали ветви, от ветвей — стволы-сыновья, от их ветвей — стволы-внуки. Ахтубин купил у лотошника орехов, и, как только они загремели в пакетике, из гущи баньяна посыпались обезьянки. Они запрыгали вокруг Ахтубина, хватая его за брюки и за пиджак черными детскими пальчиками, ссорились, вырывая орехи, давали друг другу тумаки, лопотали что-то сердито и огорченно. Через полминуты от кулька не осталось ничего. Маленькие лакомки попрятали орехи за щеки — про запас.

— Однако, прожорливый народец! — усмехнулся Ахтубин.

Продавец полюбопытствовал: что говорит иностранец? И попросил Дасью перевести:

— В нашей стране говорят, что с каждым крестьянином садятся за обед семь гостей. Первый — чужеземец с кнутом и ружьем, второй — важный князь, владелец земли и воды, третий — купец, без него ни продать, ни купить, четвертый — жрец, который молится за князя и купца, пятый — чиновник, собирающий налоги, шестой — солдат, охраняющий покой гостей. И когда они все насытятся, приходит седьмой гость — мартышка. Спрашивается: что будет есть сам хозяин?

— Вы знаете эту притчу? — спросил Ахтубин у профессора.

— Это правда, — ответил Дасья. — Считается, что каждая мартышка съедает в два — три раза больше человека. Прыгает она много, прыжки требуют энергии. У нас в стране миллионы мартышек, в общей сложности они потребляют не меньше пищи, чем все население.

— Почему же вы не уничтожаете их, как мы сусликов?

— Нельзя. Традиции. По преданию, мартышки помогли царю джангов завоевать Джаристан три тысячи лет назад.

— Но ведь это только легенда!

— Мы уважаем народные верования. Надо действовать терпеливо. Самое главное сделано — чужеземцев мы прогнали. Что будет дальше? Мы изучаем мировой опыт. Кое-что возьмем у вас, кое-что у американцев. Мы еще выбираем...

Занятый государственными делами, Дасья не мог ежедневно водить гостя по городу. Однажды, оставшись один, Ахтубин свернул на боковую уличку, перешел по мосту за реку и оказался в сказочном «Багдаде». Улица, по которой, он шел, была огромным базаром. В ушах звенел разноголосый крик продавцов. Они хватали прохожих за руки, тащили в лавочки силой. Уличный парикмахер стриг клиента, стряхивая волосы на мостовую. Под рекламным плакатом, где миловидная блондинка чистила зубы пастой «Монблан», фокусник подыгрывал на дудочке раскачивающимся змеям. На прилавках сверкали оранжевые апельсины, грудами лежали связки бананов, пахучие ананасы, похожие на огромные сосновые шишки, вязкая и терпкая хурма и громадные индийские джеки ростом с тыкву, а по вкусу напоминающие дыню. Возле лавчонок, задумчиво пережевывая жвачку, лежали горбатые коровы, мешая покупателям и велосипедистам.

Парча с ткаными павлинами продавалась здесь рядом с авторучками, ржавые замки и велосипедные звоночки — с серебряными вазами. Кустари тут же, на пороге лавочек, изготовляли художественные шедевры. Ткачихи, отсчитав цветные нитки, пропускали их через ручной дощатый челнок... сдвигали челнок, отсчитывали, пропускали, сдвигали... И под их руками неприметно возникала узорная ткань с райскими птицами и розами на стилизованных деревьях. Резчики скоблили слоновую кость ножичками и пилками. Рядом на прилавке стояли выставленные на продажу многорукие боги, девушки с кувшинами на голове и стада слонов, один другого меньше. Были и такие, что сотня их помещалась в рисовом зерне.

Внимание Ахтубина привлекли шахматы — пешки со старинными мечами и луками, короли в тюрбанах, восседавшие с поджатыми ногами на тронах, слоны с паланкинами... Ахтубин приценился. Продавец вынул линейку. Материал стоил здесь дороже, чем работа. Фигурки ценились по росту — до смешного дешево — около двух рублей за сантиметр в переводе на наши деньги. Когда дело дошло до короля, поднялся страшный крик. Кто-то из покупателей заметил что торговец прибавил два сантиметра.

По выразительным жестам и отдельным знакомым словам Ахтубин уловил смысл.

— Зачем ты мешаешь мне нажиться на этом толстосуме-американце?  — кричал продавец. — Я бедный человек, а у него карманы лопаются от денег!

— Я не американец, я русский, — сказал Ахтубин.

Торговец вытаращил глаза: «О, русья!» С криком «русья, русья!» подбежали другие резчики по кости. Образовалась толпа. Женщины поднимали детей на руках, чтобы показать русского гостя. Торговец, извиняясь и кланяясь, укладывал шахматные фигурки в ларец. Он ни за что не хотел брать денег, пусть это будет подарком. Одна девушка, застенчиво улыбаясь, протянула старому профессору розу. Другая просила Ахтубина дать ей автограф и подсовывала крошечный блокнотик. Со всех сторон кричали удивленно и радостно: «русья, русья!»

«Кажется, здесь, в предместье, выбор уже сделан. Никто не хочет идти по американскому пути», — думал Ахтубин, возвращаясь в гостиницу.

О политике Дасья говорил неохотно. У него было праздничное настроение. Свобода завоевана, остальное приложится. Впрочем, его можно было понять. Сорок лет жизни он посвятил борьбе и дождался, наконец, победы. Ему хотелось отдохнуть от борьбы, перевести дух, попросту поболтать со старым приятелем о студенческих временах.

Неужели они были когда-то студентами — этот величественный седокудрый Ахтубин и толстенький Дасья с седым венчиком вокруг загорелой лысины?! И Ахтубин играл вальсы на пианино, а Дасья исполнял сидячие танцы, изображая лицом и руками ревность, жадность и страсть. А помнишь ли ты, Ахтубин, как Дасья учился ходить на лыжах и упал в овраг, как его разыскивали с факелами? А помнишь ты, Дасья, как вы оба влюбились в молодую художницу и чуть не затеяли дуэль из-за нее? Как ее звали — Жанина или Джемима? Красавица, черная коса до колен! Где она сейчас, в какой стране водит за ручку внучат? Только в вашей памяти и живет ее тугая коса. Эх, молодость! Грустно вспомнить, приятно вспомнить.

И вот однажды вечер воспоминаний был прерван телефонным звонком. В Джанджаристане не признавали столов, их заменяли скамеечки. Телефон стоял почти на полу. Сидя на корточках, Дасья взял трубку, лицо его выразило торжественное почтение, внимание, затем удивление. Он положил трубку обеими руками и, понизив голос, сказал Ахтубину:

— Сам учитель! Унгра узнал, что у меня высокочтимый гость из России, и просил вас навестить его.

Так неожиданно Ахтубин попал во дворец к президенту. Его провели через два десятка комнат. В каждой — музейная мебель; шаткие резные светильники, табуреточки с инкрустациями, диваны с ковровыми подушками, где никто никогда не садился; ценные картины, которые некому было рассматривать. А в последней, самой простой комнате, без картин и украшений, Ахтубин увидел знакомые лица — сухонького Унгру и лоснящегося Чарию.

Президент был джанг по национальности, Чария — джарис, беседовать им приходилось на языке бывших колонизаторов. Поэтому и Ахтубин мог понимать без переводчика.

— Сын мой, Чария, — говорил президент своим сипловатым полушепотом. — Мне нужно возложить на тебя бремя неблагодарных забот. Я хочу, чтобы ты принимал послов, подписывал бумаги, приветствовал делегации, пил и кушал за меня на банкетах. Увы, повседневные мелочи поглощают мои часы, а мне нужно много и неторопливо думать о главном. Я хочу назначить тебя хранителем минут президента.