Иоганн Буш

— Налейте еще.

— Решили напиться?

— А вам это не нравится?

— Я не жадный. Мне не жалко. Спросил просто так.

— Да, решил напиться, — сказал писатель. — Еще будут вопросы?

— Напрасно обижаетесь.

— Я не обижаюсь. Можно еще рюмочку?

— Хоть две!

Бедный, бедный Ганс, подумал Иоганн Буш. И какого черта? Инсульт… Какого черта, я спрашиваю!

— Какого черта! — сказал он вслух. Хозяин бара «Нормандия» ничего не сказал. Иоганн Буш нагнулся и почесал за ухом Берга; Берг вяло завилял хвостом, но продолжал лежать, положив голову на передние лапы.

— Ганс был единственным, с кем можно было поговорить на немецком, — сказал Иоганн Буш.

Бармен опять ничего не сказал. Он молодец, подумал Иоганн Буш о хозяине. Конечно, тут ничего не скажешь. Ганс Гейнек умер от исульта и все…

— Предложить вашей собаке пирожное? — спросил хозяин.

— Откуда вы знаете, что Берг обожает пирожное?

— Ганс рассказывал. Мы вообше-то с ним были друзья.

— Берг, хочешь пирожное? — спросил Иоганн Буш собаку; Берг оживился. — Он хочет, — сказал писатель бармену. — Можете дать ему кусочек, но небольшой.

Виктор положил в тарелочку кусок пирожного, вышел за стойку, обогнул ее, подошел к собаке и положил тарелку перед его носом. Берг активнее завилял хвостом, но не притронулся к пирожному и посмотрел на Иоганна Буша.

— Поешь пирожного, Берг, — сказал писатель. — Мосье Виктор угощает. — И потом бармену:- Спасибо.

— Не стоит. — И хозяин бара вернулся на свое место за стойкой.

— Налейте еще, Виктор, и выпейте со мной.

— Ну, разве что еще по рюмочке.

И они опять выпили.

А потом Иоганн Буш спросил:

— Какого черта вы торчите в этой стране, Виктор? И именно в этой стране, да еще среди мексиканцев?

— Наверное, потому торчу, почему торчите вы и торчал Ганс Гейнек. А вам не нравятся мексиканцы?

— Нравятся, — ответил Иоганн Буш. — Я живу среди мексиканцев уже 7 лет.

— Я бы не сказал, что вы живете среди мексиканцев, — сказал хозяин бара. — Скорее вы живете в полном одиночестве. Но я рад, что вам нрявятся мексиканцы.

— Очень нрявятся! — с чувством сказал Иоганн Буш, и они рассмеялись.

А Ганс Гейнек вот уже теперь никогда не будет смеяться, подумал Иоганн Буш. Бедный Ганс!..

— Ганс мне о вас очень много рассказывал, — сказал бармен. — Мы часто говорили о вас и о том, что вас привело в эту страну.

— Могу себе представить, — хмыкнул писатель. — Зато о вас мне Ганс ничего не говорил.

— Это не так уж и важно.

— Вы опять скромничаете, Виктор.

— Бросьте, Иоганн Буш.

— Тогда можно я спрошу вас кое о чем?

— Валяйте, только помните, что я очень скромный человек.

— Ну так вот. Я приезжаю в город один раз в месяц, знаете ли. Так, ничего особенного: купить чего-нибудь для дома, для Берга, послать письма и все такое… Вы разрешите мне, когда я буду приезжать в город, заглянуть к вам на часок другой.

— Давайте выпьем еще по одной, Иоганн Буш. И перестаньте пороть чушь!

— Спасибо, Виктор. Давайте опять выпьем.

— За что будем пить?

— За Ганса.

— Принято. За Ганса Гейнека.

— А это ничего, что вы пьете? — спросил Иоганн Буш. — Я имею ввиду вашу работу.

— Не беспокойтесь, — сказал Виктор. — Если я напьюсь, меня заменит один из официантов. Кстати, официант, работающий у стойки за место бармена, получает добавку к зарплате. Так что каждый из них ждет не дождется, когда я напьюсь или заболею, и кто-то из них заменит меня.

— Виктор. Давайте сегодня сделайте доброе дело. Ради Ганса.

— Что вы имеете ввиду?

— Напейтесь, и пусть кто-то заменит вас.

— Вы решили подорвать дисциплину в моем баре, сеньор Хуан, — сказал бармен, рассмеявшись. — А еще немец!

— Да, немец! — почему-то сказал Иоганн Буш. Ему почему-то вдруг очень нужно было в это время быть именно немцем (может, из-за Ганса?), но потом ему стало стыдно. Кончай ты это дело, Иоганн Буш, сказал он сам себе. Ведь тебе так часто бывало стыдно, что ты немец. Бывало, согласился он, и даже чаще, чем хотелось бы. Но вот теперь ему почему-то приятно было осознавать себя немцем.

— Я немец, Виктор, а вы вот француз, — сказал он.

— Можно быть и французом, — сказал хозяин "Нормандии", — если вам так уж не нравится, что я еврей.

О черт! — подумал Иоганн Буш. Вслух он сказал:

— Да я не это имел ввиду, совсем нет… я просто… Вы простите, если это так прозвучало. Я тоже иногда не в восторге от того, что я немец. Вспоминаешь свое арийское прошлое, и тебе становится стыдно.

— Давайте выпьем, Иоханн. Так будет лучше.

— Давайте, Виктор, за что?

— За Ганса Гейнека, Иоханн: он тоже был немцем.

— Спасибо, Виктор.

И он выпил опять. Иоганн Буш посмотрел туда, где была дверь. Она была открыта, и чувствовалось, как жара на улице вместе с движущимся солнцем пытается проникнуть в бар. В этой приближающейся, движущейся жаре чувствовалось приближение какой-то катастрофы, Иоганн Буш спросил вдруг бармена, резко повернувшись к нему:

— Вы любите стихи, Виктор?

— Очень.

И писатель продекламировал:

— "Вот как кончится мир,

Вот как кончится мир.

Вот как кончится мир:

Вовсе не взрывом, а всхлипом."

Что вы об этом скажете?

— Знаете, Иоханн, Том Эллиот писал стихи хорошо, но он ошибся.

— Правда?

— Точно вам говорю… Мир кончится не всхлипом, а тем, что какой-нибудь сукин сын насрет на то, что Бог назвал Миром. Вот так все и кончится. Из-за какого-нибудь засранца.

— Виктор, у вас довольно-таки своеобразные представления о поэзии. Двайте выпьем.

— За что, Жан?

— За Ганса, Виктор. Он тоже не любил мистера Эллиота.

Бармен рассмеялся, и они чокнулись. И вдруг Иоганн Буш так ясно ощутил рядом с собой Ганса, что вздрогнул. Писатель подумал, что Ганс здесь, рядом с ним в баре Виктора «Нормандия», просто он его не может видеть, потому что тот уже умер. Но он здесь, я чувствую это, подумал Иоганн Буш, жаль, что я не могу его видеть…

— Налейте еще, Виктор. Опять будем пить.

— Одну минуту, Иоганн. — Бармен подозвал одного из официантов и приказал заменить его у стойки. — Давайте, раз уж мы так серьезно взялись за дело, перейдем к столику и немного перекусим. Плохо столько пить, ничего не поев.

— Как скажете, Виктор. Командир здесь вы, и мне придется лишь выполнять ваши приказания. Я простой солдат.

— Не скромничайте, Иоханн, вы самый что ни на есть настоящий генерал в писательстве. А я лишь скромный капитан национальной гвардии образца 1789 года. Так что, приказывайте, генерал!

— Вы маршал среди барменов, Виктор! И вам придется с этим смиритсься, если вы хотите, чтоб я принял звание генерала. Что же касается Берга, то он у нас будет рейхслейтером.

— Не согласен, генерал, жалко пса. Никаких рейхслейтеров, рейхсканцлеров и вообще рейхов.

— Я вас понимаю, Виктор.

— Спасибо, Иоганн. Берг будет полковником.

— Принято.

— А теперь сядем вон за тот столик, если вы не против.

— Вперед, г-н полковник, — сказал писатель собаке, — ведите свое начальство к столу. Начальству угодно трапезничать.

Видя, что Иоганн Буш поднимается со стула, Берг решил, что они покидают бар, и радостно побежал к двери и остановился, как всегда, и посмотрел через плечо, чтобы удостовериться, следует ли за ним его хозяин. Но Иоганн Буш показал рукой на столик, и Берг понял, что рано радовался, что это лишь смена декораций, вернее, смена места действий, но самое главное, что понял Берг, это то, что хозяин его будет продолжать пить. Берг заскулил и пошел обратно, понурив голову, и улегся под столиком, всем своим видом показывая, что к происходящему он не хочет иметь никакого отношения.

— Здорово, генерал! — сказал бармен. — Такого пса я еще не встречал.

— Спасибо, маршал. Видели его глаза? Он осуждает меня за то, что пью. Это единственное, чем он походит на моих двух бывших жен. Они тоже упрекали меня за то, что я пью. В остальном же Берг естественно лучше их обеих.