Последний полет Голубой Пчелы

Но никакой, ни один из худших ночных кошмаров не мог бы с этим даже сравниться!

Конфетка была абсолютно слепа. Пчелы деловито копошились на ее веках, и даже огромное желание увидеть свет было бессильно перед ужасом, охватившим девушку. Плотная маска из пчел расползлась по всему ее лицу, избегая лишь небольшого местечка под носом. Пчелы на губах предотвращали даже мысли о неблагоразумных попытках закричать, завизжать, взмолиться о милосердии. Она слышала только не-умолкающее басовитое гудение, порождаемое миллионами пчел; этот мощный звук проникал в нее, вынуждая вибрировать каждую косточку.

Она больше не могла отличить, где верх, где низ. Пчелы несли Конфетку в своей гуще, легко поддерживая вес ее тела толстым, бугрящимся живым ковром-самолетом. Эта масса пчел, окутывающих ее, то и дело представлялась Конфетке нереальной, и тогда ей мнилось, что она завернута во множество тяжелых шерстяных покрывал, и так ее похоронили. В пчелином облаке было невыносимо жарко и душно, и мерещилось, что миллионы крошечных язычков жадно слизывают с нее пот… Колоссальная масса пчел слабо пахла дрожжами, мочой и клевером.

Конфетка начисто потеряла счет времени. Куда они несут ее? И зачем? Изредка до нее доносились посторонние звуки, отдаленные и невнятные. С таким же успехом можно было закатать ее в бочку с цементом, а потом допытываться, что же вокруг происходит.

И вдруг после бесчисленных минут (или часов, или дней) полета пчёлы, составляющие маску Конфетки, дружно отступились от ее ушей. Холодный воздух, легкое посвистывание ветерка… Какое счастье.

- Думаю, что ему это понравится, - где-то рядом сказал Жало. Холодный ветер мазнул Конфетку по губам. Значит, пчелы дружно

ретировались и оттуда.

- Боже! - вскрикнула она, жадно хватая ртом свежий воздух. - Боже мой, Боже мой, Боже мой…

- Никогда бы не подумал, что ты такая религиозная, - сухо заметил Жало. - Учитывая твою профессию.

- Пожалуйста, - попросила она слабым голоском. - Не убивай меня, хорошо?

- Ничего не могу тебе обещать, - сказал он.

- Нет, пожалуйста! Только не так! Не в этом неприличном прикиде! Не такой размалеванной! О Господи, Господи Боже ты мой… Что тогда подумают мои бедные родители?!

- Да, у сиротства есть свои преимущества, - задумчиво рассудил Жало. - Как хорошо, что у меня никогда не было этаких семейных разборок! Будь мои родители живы, они не одобрили бы профессию, которую я избрал. Думаю, твои предки тоже не в восторге от твоего выбора?

- Н-на самом деле меня зовут н-не Конфетка, - пролепетала она, припомнив советы для заложников из какого-то недавнего блокбастера.

Прежде всего, говорилось там, следует напомнить террористам, что они имеют дело не с бездушным манекеном, а с реальным человеком. И хотя любые доказательства реальности, исходящие от заложницы, погруженной в фантастическое облако дрессированных пчел, неизбежно приобретают подозрительный оттенок сюрреализма, она заторопилась дальше:

- Мое настоящее имя Барбара, я из Дейтона, штат Огайо, и приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой. Я делаю это, только чтобы уплатить за жилье. У меня есть мама, папа и две младших сестренки, и все они не знают, что я проститутка. Я не хочу умереть, и чтобы они потом узнали, кем я стала, по телевизору из вечерних новостей. Пожалуйста, отпусти меня, прямо здесь, сейчас!

- Ты не видишь, где находишься, - буркнул Жало. - А то никогда бы такого не сказала, уж это точно.

- Ты говорил, что прежде был героем! Даже супергероем! Зачем ты это делаешь? Почему?

- По-твоему, герои сражаются за справедливость, да? Нет, неверно, Конфетка… Голубая Пчела имел сорок лет в своем распоряжении. Самое интересное, что он мог бы вытащить меня из тюрьмы в любой момент… только вот не захотел! И я отсидел свой сороковник полностью. И в полном дерьме! А ведь у него колоссальная куча денег, у Голубой Пчелы. Просто немыслимое, невероятное состояние! Он мог бы заплатить самым лучшим на свете адвокатам. Или политикам. Мог подергать все ниточки, потянуть за любую веревочку… Устроить мне побег, на худой конец, или даже выкрасть лично. И состряпать для меня альтернативную персону, под которую никто никогда не подкопается. Голубая Пчела был непревзойденным мастером в таких делах… Он мог спасти меня. Каким угодно способом! Но ничего, НИЧЕГО не сделал.

- Мне очень жаль, правда… - сказала Конфетка.

- И знаешь что? Он просто взял и исчез. Словно сквозь землю провалился! За сорок лет никто ни разу не видел Голубую Пчелу. Это точно, я внимательно следил за газетами.

- Может быть, он умер, - предположила Конфетка. - С чего ты решил, что он заявится сюда? Даже если твой учитель жив, он может находиться в доме для престарелых. Под строгим присмотром. Ведь ему уже далеко за семьдесят, так?

- Он не умер, - отрезал Жало. - Только никто про это не знает, кроме меня. Официальный некролог опубликовали несколько лет назад, но там была одна кодовая фраза… Мы с ним когда-то договорились, что она означает. Теперь он живет под видом одной из своих резервных личностей. Но какой именно, мне в точности не известно. К сожалению.

- Где мы? Что это за место? Мне показалось… меня долго несли, да? Тут как-то странно, как будто где-то высоко? Боже, они ползают по глазам, убери их, убери! Убери это наконец с моего лица, ну! Пожалуйста!

Жало вздохнул. Потом издал короткое, какое-то горловое жужжание, и все пчелы моментально убрались с ее головы.

Конфетка наконец открыла глаза и посмотрела вниз. Там, на невероятной глубине в сотню этажей, мелькали полицейские огни, сгрудились полицейские машины. Она висела над открытым пространством, поддерживаемая исключительно живым мостом из пчел. Долгий пронзительный вопль стремительно вырвался на волю из ее груди и раскатился гулким эхом по городским каньонам.

- Мы сейчас на вершине небоскреба Эмпайр Стейт Билдинг, моя маленькая бескрылая фея, - насмешливо сообщил Жало. - Это идеальное место, уверяю тебя! Все копы города внизу под нами. Мой верный рой уже освободил от людей все здание. Мои пчелиные комман-дос получили инструкции затыкать воздухозаборники всех подлетающих вертолетов. Никто не сумеет добраться до нас без Пчелиного Крыла.

Конфетка опять завопила изо всех сил, покуда последние остатки воздуха не улетучились из ее легких. Глубоко вдохнув, она испустила третий пронзительный вопль.

- Да, - удовлетворенно сказал Жало. - Вот именно то, что надо. Надеюсь, эти, которые внизу, успели запечатлеть твое лицо крупным планом? То, что они теперь умеют делать своими видеокамерами… просто изумительно! Я был страстным любителем научной фантастики в 1964 году, но этот ваш мир, он безмерно поражает меня. Превзойдены мои самые фантастические ожидания… Нет, ты только погляди внимательно на все вокруг!

Конфетка пыталась побороть свою панику и головокружение. Ее внезапно затошнило, но она не ела с самого утра и только сплюнула горькую тягучую слюну. Она ощущала себя очень легкой и пустой, словно засушенная для Хеллоуина тыква. Если пчелы сейчас ее уронят, она не станет возражать. Просто поплывет к земле по ветру, как невесомый осенний листик…

- Накричалась? - осведомился Жало. - Ладно, ничего. Я уверен, что они успели отснять свой километраж сенсации.

Теперь Конфетку стало настойчиво клонить в сон. В ее пустой голове промелькнула мысль о том, что бредовая ситуация все-таки подчиняется некоей кошмарной логике.

- А что если… если он так и не появится до утра? Тогда ты отпустишь меня? Ты ведь не можешь ожидать его вечно?

- Конфетка, - сказал Жало со вздохом. - Я ждал сорок лет. Насколько мне известно, Голубая Пчела может быть сейчас где угодно. На Гавайях или в Гималаях, какая разница? Я готов дать ему время. Там, внизу, собрались газетчики и телерепортеры со всего мира. Если нам повезет, Голубая Пчела вот-вот обо всем узнает… Или ему уже известно про нас с тобой.

- А если те, которые внизу, даже не подозревают, что я здесь? Меня же было не видно из-за твоих пчел?