Отморозки (СИ)

И вот теперь одетый в простую солдатскую гимнастёрку, и подпоясанный ремнём на котором висели два нагана, и длинный острый 'алтайский' нож, бывший полковник наконец наметил себе примерную трассу и, бросив наказному 'ждать', беззвучно канул в темноту.

Ночью в это время ещё не воевали. Точнее воевали, но мало, редко и неуспешно. А вот есаул, знавший о ночной войне если не всё, то очень многое, был словно рыба в воде. Обходил окопчики наблюдателей, с лёгкостью миновал сначала одну, потом другую линию траншей, и через час, вошёл в лес, за которым и находилась та, самая артиллерийская батарея. Легкая волчья рысь, совсем не утомляла тело, и ещё через час, он уже лежал у опушки смотря за ночной жизнью немецких артиллеристов.

- Страна непуганых идиотов... - тихо произнёс он, глядя на то, как сложены ящики со снарядами, и ленивую расслабленную охрану из трёх солдат, стоявших в совершенно нелогичных местах, с точки зрения офицера двадцать первого века.

Труднее всего было найти палатку командира, но резонно предположив, что та, будет находиться в некотором отдалении от солдатских, с третьей попытки обнаружил искомое.

Майор Боймер, спал сном человека, достойно выполнившего свой долг, и сладко похрапывал в темноте. Он так и не проснулся, когда широкий и острый словно скальпель клинок вошёл ему в сердце.

Самым трудным оказалось отпилить саму голову от бренного тела, но опыт не подвел, и, аккуратно разделив шейные позвонки, есаул справился вполне быстро и даже не слишком запачкавшись.

Некоторое время он потратил, оставляя сюрпризы для артиллеристов, и двинулся в обратную дорогу.

Заметив шевеление на том участке, где он переходил линию фронта, Анненков взял вправо, и решил выйти к своим, через другое подразделение.

Спрыгнув в окоп подсвеченный парой керосиновых ламп, остановил вскинувшего было винтовку часового окриком 'Свой!', и огляделся.

Давешний штабс-капитан сидел в отнорке и деловито набивал маузеровские обоймы патронами, что-то тихо выговаривая своему вестовому.

- Какая встреча, господин штабс-капитан, - есаул улыбнулся. - А что вы тут собственно делаете, когда все приличные люди спят?

- Я вот тоже хотел у вас это спросить, - ворчливо отозвался офицер, и внимательно посмотрел на гостя. - Это вообще-то моя позиция, и окопы мои. А вот что вы тут делаете, вопрос. Не просветите?

- А вы никак за ленточку собрались? - Насмешливо поинтересовался есаул, глядя на приготовления штабс-капитана. - И с какой же простите целью? Не посчитаться ли с одним туповатым артиллеристом?

- А хоть бы и так! - с вызовом бросил ротный. - Останавливать будете?

- Нет. Не буду. Только смысла в той прогулке немного, - Анненков широко улыбнулся, и сдёрнув с плеча сидор, бросил его под ноги неприветливому офицеру. - Всё уже украдено до вас.

Глеб Константинович Львов, в далеком прошлом будущем - Лев Николаевич Маркин, сидел на дне траншеи и смотрел в след ушедшему есаулу. Это вот он случайно сейчас сказал, или?.. Да нет, не может такого быть! Мало ли что этот казак скажет...

Офицер развязал оставленный сидор и тихонько охнул. Оттуда выкатилась голова. Отрезанная. В полотняных подусниках, так популярных у прусских офицеров. Еще бы! Сам кайзер такие пользует.

Кроме головы, в вещмешке обнаружилась залитая кровью офицерская фуражка, вырванные с мясом погоны немецкого майора, судя по маленьким значкам - артиллериста, и какие-то документы. При неверном свете четырехлинейной военной лампы Львов шепотом прочитал:

- Майор Фридрих фон Боймер, командир тяжелого полевого дивизиона...

- Вашбродь, это хто ж таков будет... был? - поинтересовался ординарец.

Он как-то очень спокойно отнесся к отрезанной немецкой голове, словно бы все шло так, как и надо.

- Надо полагать - тот самый гад, который сегодня наш госпиталь разнес, - тихо ответил Глеб Константинович. - Ох, ё-о-о-о... Только раз такое видел. В Сербии. Все надеялся, что больше и не доведется.

И он снова задумался. М-да, вот так вот жизнь поворачивает: не успел отскочить - придавит нахрен! Ну кому мешало, что он жил себе и жил? На работе - инженер, дома - тихий, спокойный подкаблучник при любимой жене, любимых же детях и обожаемом внуке. У него даже первый зуб прорезался.

И ведь стал уже забывать, что когда-то командовал своим бойцам 'Напред! На нож!' , или старательно выцеливал кишинёвских пулеметчиков и афганских духов... Все это было... было... и прошло. Только вот теперь пошло по кругу... Б...ь!

- Э-эй, штабс-капитан! - негромкий оклик из темноты.

Перед ним появился тот самый есаул. Вот только... Пластун, что ли? Два нагана, у пояса... финка, что ли? И без шашки... М-да, вот такой вот 'самый обычный' есаул. Твою мать!..

- Я тут у тебя мешочек оставил, - и короткий смешок. - Может вернешь?

Львов напрягся, а потом неожиданно для самого себя выдал:

- Махнем не глядя, как на фронте говорят?

Есаул на эту подначку никак не отреагировал, а просто молча протянул руку. Львов собрал все 'трофеи' в мешок, и уже готовился передать его казаку, когда тот неожиданно сказал, чуть прищурив глаза:

- Я дам вам 'парабеллум'...

Львов крупно вздрогнул, но потом просто кивнул головой. Анненков протянул ему трофейный пистолет на немецком же ремне.

- С кем имею честь? - запоздало спросил Львов

Они взаимно представились и от Анненкова-Рябинина не укрылась несколько излишне бурная реакция на его здешнюю фамилию. Было похоже, что штабс-капитан Львов лишь колоссальным усилием воли удержался от вопроса: 'Тот самый?' Но форсировать события бывший полковник не собирался, а потому просто отдал честь и пошагал туда, где ждал его наказной, оставленный с лошадьми...

Львов прошел в землянку, поставил на стол бутылку с засургученной головкой, налил половину стакана, предварительно извлеченного из подстаканника, и молча выцедил водку сквозь зубы. К нему сунулся было подпоручик Зорич - тот самый бывший прапорщик, который так интересовался Сталиным, но Глеб просто посмотрел на него, и тот испарился.

Штабс-капитан налил второй стакан, потом подумал и кликнул ординарца. Если отбросить всю ту шелуху, которую рассказывали об этом человеке, все глупости фильмов и анекдотов, то будущий герой Гражданской войны мужиком был честным, не сукой, не дураком, смелым и верным. Такого все же лучше иметь при себе: авось, когда здесь начнется свистопляска семнадцатого года, такой друг пригодится. Да и собеседником он оказался веселым и неглупым.

- Будешь? - Спросил он унтера и, когда тот кивнул, прибавил, - Кружку давай.

Ординарец притащил не только кружку, но и фунт ржаного хлеба, кусок сала и миску, в которой лежали два толстых, помятых, малосольных огурца.

- Ваше здоровье, ваше благородие! - провозгласил он, поднимая свою медную посудину.

- Прекрати, - поморщился Львов. - Завтра, в строю, я тебе - благородие, а тут... - Он махнул рукой, - За нас.

Стакан ударился о кружку, оба мужчины захрустели огурцами.

- За тех, кто не дожил, - Произнёс штабс-капитан третий тост.

Ординарец перекрестился, и выпил, проигнорировав закуску.

- Чегой-то стряслось у вас, Глеб Константинович, - не спросил, а констатировал ординарец, глядя на то, как ротный вытаскивает из чемодана вторую бутылку.

Тот молча кивнул и плеснул водки в стакан и кружку. Унтер подождал, понял, что никаких объяснений не последует, и принялся рассказывать какую-то веселую историю из жизни самарских обывателей. Львов слушал, даже смеялся в нужных местах, а потом вдруг...

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в широко поле

На перекресток трех дорог.

Нашел солдат в широком поле

Едва приметный бугорок...

- Ну, завтра германцу будет, - сказал бывалый солдат, и сплюнул на пол землянки. - Довели супостаты нашего соколика, будет им ужо...