Легкая смерть

На протяжении всего разговора Гамильтон не сводил взгляда с командира. Просто не хотел постоянно вертеть головой, глядя на свою молодую версию, и чтобы это заметили. Продолжал делать вид, что все в порядке. В надежде, что это не станет выглядеть неестественно. Зазвонил колокольчик, студенты засобирались на выход, а декан пригласил гостей в кабинет, на бренди. Терпин сказал, что ему надо кое с кем поговорить, и ушел.

Когда Гамильтон вошел в кабинет, молодой парень двинулся ему наперерез. Бесценная была с ним, и у нее было заинтересованное лицо. Терпин, хвала Богу, ушел в другой конец помещения, так что никто не станет устраивать церемонии представления. Гамильтон понимал, что командир будет за ним следить. Все еще не знал, что от него ждать. Но если это игра, то он намерен ее выиграть.

– Майор, – сказал юноша. – Сказать вам не могу, с каким нетерпением я ждал этого момента.

– Желал бы я сказать то же самое, – ответил Гамильтон. Прозвучало это почти как оскорбление. Посему Гамильтон сделал жесткое выражение лица. Пусть будет так. – Где они нашли тебя?

Юноша, казалось, нимало не смутился.

– А, в пыльном коридоре, который можно было бы назвать иной реальностью.

– Модель этого года.

Гамильтон, против воли, глядел на Бесценную дольше, чем на свою молодую копию. Она поглядела на него в ответ. Интересно, как много параметров, по которым она их сравнивает?

– У большинства людей возникнет множество вопросов, – сказал юноша.

– В природе невинности – вызывать вопросы, в природе долга – принимать его.

– А в природе возраста – быть слишком уверенным в себе.

А парень вспыльчив, если решит, что может себе это позволить. И высоко ценит свое достоинство. Он сам в молодости таким же был. Вот почему Гамильтон тогда решил щелкнуть ему по носу, чтобы убедиться, обладает этот парень таким же, как у него, самообладанием или нет. Что ужасно, рациональное объяснение пришло Гамильтону в голову лишь потом.

Возможно, в этом и цель – проверить, кто из них проявит больше вежливости. Сказали ли мальчишке, какая судьба его ожидает, если он провалит испытание? Могло ли быть так, что, в конечном счете, именно Гамильтону позволили проверить его нового… носителя? Или его замену? Нельзя позволять себе о таком думать. Гамильтон повернулся к Бесценной. Миниатюрная, с длинными рыжими волосами, которые подчеркивало зеленое вечернее платье, которое… да, наверное, снова влияние вероятностных миров, платье выглядело, или являлось, залитым солнечным светом летним лугом. Находиться в ее присутствии значило не видеть его, а находиться в его присутствии. Она привыкла, что на нее заглядываются, и добивалась этого. Веснушки на ее лице не выглядели девическими, напротив, лишь добавляли пламенной серьезности ее взгляду, глазам, в которых горел невероятный интерес, вызов миру, не меньший, чем ее платье. Но говорила она приветливо.

– Итак, где же вы со мной познакомились? – спросил он.

Она улыбнулась, но не рассмеялась.

– Нас представили друг другу в «Колледже герольдов». Полковник Терпин привел его туда. Осмелюсь заметить, мы не представлены.

– Простите великодушно. Я предположил, что у нас и так некоторый… уровень… знакомства.

Интересно, вспылит ли она, подумал Гамильтон. Но она улыбнулась, нисколько не оскорбившись. Хотя улыбка показалась ему вынужденной. Она еще не совсем приспособилась к тому, как все теперь происходит. В душе – все тот же герольд. Гамильтон решил, что это ему в ней нравится. Чему, конечно же, вряд ли стоит удивляться.

– Как вы думаете, почему Терпин хотел, чтобы мы познакомились? – спросил юноша.

– Возможно, он счел это уместным и желал испытать нас обоих.

Гамильтон глянул на Бесценную, будто подразумевая, что она могла бы сделать то же самое. Но она лишь нахмурила чудесные брови. Парень встал между ними. Видимо, решил, что им обоим необходимо перенести этот незримый поединок в физический мир.

– Скажите, майор, вы в карты играете? – спросил он.

Декан, без сомнения по совету Терпина, с готовностью согласился устроить игру. Избранные, те, кто уже понял, что они видят перед собой, оглядев Гамильтона и юношу, были заинтригованы и начали громко переговариваться. Вероятно, подумал Гамильтон, пока готовили стол и несли карты, что в Величайшей Британии теперь есть группы подобных людей в самых модных салонах, меняющие обличье, возраст и внешний вид. Равновесие на грани, теперь все станут бросаться в самые опасные и романтичные приключения, как какие-нибудь бешеные исландцы. Может, это результат блокады. А может, вся эта свистопляска началась сразу, когда корабль упал.

Кто-то решил, что играть будут в клок секонд. Ни Гамильтон, ни юноша играть в нее не умели. Опять же, не случайность, подумал Гамильтон. Им сдали по десять карт из новой колоды, положив одну из сдач на стол. Гамильтон взял утешительный бокал односолодового виски «Наппог Кастл», с винокурни Талламор. Ни здесь, ни за профессорским столом теперь не подавали такого, с чем справились бы защитные барьеры его головы. В этом и был смысл подобных обедов. Добраться до реального положения дел, вот в чем смысл, подумал он, вот в чем заинтересованы приглашенные сюда. Так что пришлось дать фору, по своей воле. Парню, безусловно, придется сделать то же самое. Несмотря на предостерегающий взгляд Бесценной, он взял бокал.

Основной идеей игры было собирать ряды карт по убывающей, сбрасывая их и беря новые из оставшихся на столе. Однако правила, по которым следовало выкладывать ряды, менялись каждые десять минут, отсчитываемых бронзовыми позолоченными часами декана, а еще был лимит в несколько секунд на каждый розыгрыш. Нельзя было просто сидеть и ждать, пока придет подходящий расклад. В ожидании, когда часы в часовне пробьют девять, Гамильтон вдруг понял, что нужно либо придерживать карты на дальнюю перспективу, либо постоянно играть мелкие флеши, не экономя и не ожидая грандиозного выигрыша. Время и смысл в этой игре были переплетены причудливым образом. Текущие правила игры каким-то образом проецировались на стену позади них в виде странного изображения, постоянно пугая оленя. Проекция, всех цветов радуги и расплывчатая, явно была составлена придворным льстецом, слишком много внимания уделяющим художественным вкусам его величества. Говорили, что ныне внешний вид бального зала в Хэмптон-Корт тоже меняется в зависимости от времени, а часто – столь быстро, что похож на расплывающееся изображение, как из окна летящего экипажа. В результате некоторые леди уже падали во время одного из новомодных танцев, больше напоминающих Гамильтону безвкусные скачки с постоянно меняющимся темпом, когда танцующие могут в любой момент столкнуться, и непонятно, кто где находится. Конечно же, леди списали происшедшее на свою оплошность, не став говорить, что виной тому – постоянно меняющаяся вокруг обстановка. Конечно же, так они и должны были поступить, ведь их учили вести себя учтиво, разве не так? Гамильтон снова мысленно упрекнул себя.

Они сыграли первую сдачу. Парень снова поглядел ему в глаза. Уже не улыбаясь. Не удивительно, что Гамильтон его недооценил. Сам бы вел себя точно так же. Что толку самому себе лгать? И Гамильтон поднял взгляд вверх, выше головы сидящего соперника, на мгновение задержав его там, где не следовало.

– На что вы смотрите? – спросил парень.

– Ни на что, – ответил Гамильтон и снова поглядел в карты, совершенно намеренно приподняв брови.

В первом десятиминутном раунде Гамильтон решительно пошел в наступление, соперник не успевал ничего сыграть, а он играл простенькие флеши один за другим. Казалось, парень ждет какого-то расклада, в котором ему не хватает буквально одной карты. Гамильтон узнал себя. Вот та привычка, которую вышибли из него долгие годы службы.

Аплодисменты и звон ложечки декана о бокал возвестили конец раунда, и парень тут же сбросил то, что у него было на руках, получив больше очков, чем по прежним правилам, и выйдя вперед. Толпа снова зааплодировала. Интересно, подумал Гамильтон, есть ли здесь хоть кто-то, кто за него болеет, или для тех, кто пришел к обеду, разодетый в мираж, старшая версия человека автоматически становится менее интересной? Он поглядел на Бесценную, и ему показалось, что он понял выражение ее лица. Почему ему все кажется, что она не разделяет всеобщее мнение? Она прикусила нижнюю губу, а глаза расширились от возбуждения. Гамильтон снова поглядел на парня.