Миры Харлана Эллисона. Том 1. Мир страха

— Пока. Да, постарайся ни во что не вляпаться.

— Пошел ты…

Они не знали, кого именно ищут и узнают ли, если даже найдут. Просто на лобовом стекле одного из «фольксвагенов» была эмблема Пуласки-колледжа, учебного заведения с круглогодичным обучением. Зимой и летом, днем и ночью в нем занимались те, кто знал, что такое карбюраторы, динамометры, фрезерные станки и печатные платы, но слыхом не слыхивал о "Кентерберийских рассказах", шлаке, пемзе, векторах и негре по имени Криспус Эттакс, первой жертве Гражданской войны. Колледж представлял собой громадное серое здание, внутри которого штамповали винтики для Системы, выпускавшиеся с запрограммированными окладами и датами смерти.

Практически все говорило за то, что парень, которого они разыскивают, еще продолжает учиться, несмотря на то что на дворе лето. Поэтому Арч с Фрэнком терпеливо ждали. В конце концов удача им улыбнулась.

В лице прыщавого толстяка в мешковатом оранжевом свитере.

Арч узнал его, едва тот вышел из дверей.

— Ба! Видишь вон ту оранжевую грушу?

Они проводили толстяка до стоянки. Жертва уселась в «монцу» последней модели. Да, если бы зациклились на «фольксвагене», они бы его прозевали.

— Эй! — окликнул Фрэнк.

Толстяк обернулся. Глаза-бусинки, как у мартышки. Одутловатое лицо, на коже во многих местах раздражение от бритвы. В общем и целом толстяк производил впечатление выброшенной на помойку игрушки, а что касается сообразительности, тут он явно уступал даже Фрэнку с Арчем.

— Вы кто такие, ребята?

— Приятели твоего дружка, — отозвался Арч, которому толстяк почему-то откровенно не понравился.

Толстяк затравленно огляделся по сторонам, бросил книги на заднее сиденье, явно готовясь прыгнуть в машину, захлопнуть дверцу и удрать. Струсил.

— Я не знаю, о ком вы говорите.

Фрэнк переместился поближе к машине, причем как-то очень плавно, словно в бальном танце. Толстяк ухватился за спинку водительского сиденья. Арч шагнул к двери. Фрэнк стукнул кулаком по крыше машины. Толстяк струсил сильнее прежнего — задергался, засуетился.

— О высоком блондине. — В голосе Фрэнка явственно прозвучала угроза. О том, кто был вчера вечером вместе с тобой у кинотеатра.

Толстяк вздрогнул. До него наконец-то дошло. Евреи! Он прыгнул.

Арч толкнул дверцу, та ударила толстяка по руке.

Не давая взвывшему от боли противнику опомниться, Арч схватил его за ухо, а Фрэнк двинул ему под дых. Толстяк шумно выдохнул и вдруг словно сделался плоским, этакая карта, которую они совместными усилиями затолкали в салон. Завели двигатель, выехали со стоянки. Что ж, все получилось. Толстяк наверняка знает, где найти высокого блондина, как того зовут и что это вообще за птица.

Но сначала пускай очухается, а то молчит как рыба.

Виктор. Рорер. Виктор Рорер. Светловолосый, высокий, спортивного сложения, крепкие мышцы, будто изготовленные из пластмассы. Виктор Рорер. Лицо, словно вырубленное из бакаута или вытесанное из мрамора. Льдисто-серые глаза, вылепленные из расплавленной ляпис-лазури, затвердевшей и помутневшей. Стройное тело, покрытое светлым пушком, каждый волосок — сенсор, температурный датчик, ресничка, улавливающая малейшие изменения окружающей среды.

Даже отдаленно не похожий на человека, одухотворенный лед, вызов Менделю и теории наследственности, существо из иной вселенной. Налитые силой мышцы, серые глаза, ни разу не вспыхивавшие голубизной жизни. Губы. истончившиеся в ожидании тишины. Виктор. Рорер. Возникший по собственной воле, порожденный собственным разумом и желанием быть.

Виктор Рорер. организатор.

Виктор Рорер, не знавший детства.

Виктор Рорер, хранилище сокровенных истин.

Виктор Рорер, неонацист.

Повелитель ночей и дней, поющий песни без слов; аватара магий и невысказанных убеждений; визионер, грезящий о великом Ничто; наслаждающийся страхом в лочи массовых убийств; зодчий упорядоченного разрушения. Виктор Рорер.

— Кто вы такие? Отстаньте от меня.

— С тобой хотят потолковать.

— Отвали!

— Слушай, умник, придержи язык.

— Учти, я не люблю делать больно.

— Хватит выпендриваться.

— Давай, Рорер, шевелись. Тебя ждут.

— Я сказал, отстаньте.

— Рорер, не заставляй нас прибегать к силе.

— Двое на одного?

— Почему бы и нет.

— Это не слишком красиво.

— Приятель, а с чего ты взял, что нам какое-то дело до красоты? А ну, пошел!

— Вы из уличной банды?

— Сколько можно болтать? Двигай, кому говорят!

— Вы… Вы евреи! Правильно!

— Двигай, недоумок!

Вот так Арч и Фрэнк доставили его к Лилиан Гольдбош.

Женщина разглядывала паренька. В ее глазах плясали огоньки: танец мертвецов на разбомбленном кладбище, сорняки, выросшие на болоте… Рорер стоял у двери, опустив руки, лицо его было невыразительным, как тундра. Живыми были только глаза, перебегавшг. е с предмета на предмет.

Лилиан Гольдбош встала и подошла к Виктору. Тот не пошевелился. Арч с Фрэнком закрыли дверь и встали на пороге, точно часовые. Они внимательно наблюдали за происходящим в комнате, самый воздух которой, казалось, дрожал от напряжения. Время будто замерло.

Ребята мало что понимали, ясно было лишь, что высокий блондин и старая женщина настолько поглощены друг другом, что они, те, кто устроил эту встречу, словно исчезли, растворились без следа, заодно с механической птицей, которая продолжала с безумной настойчивостью окунать клюв в стакан с водой.

Лилиан подошла вплотную к Рореру, вгляделась в царапины на его лице, протянула руку, будто собираясь прикоснуться к ним. Юноша отпрянул, и Лилиан Отдернула руку.

— Ты очень молод, — проговорила она с легким изумлением в голосе, оценивая, классифицируя, расставляя по ранжиру.

Рорер промолчал, лишь скривил губы, как если бы хотел усмехнуться.

— Ты помнишь меня? Кто я такая?

— Вы та женщина, которая на меня напала, — ответил он вежливо, будто отвечая преподавателю на уроке.

Лилиан поджала губы. Вновь нахлынули воспоминания, накатили, словно пущенный с горы камень.

— Мне очень жаль, что так вышло.

— Я не ожидал от вас ничего другого.

— От нас?

— От евреев:

— Ах да. Конечно.

— Я знаю, что вы еврейка. — Рорер улыбнулся. — Это объясняет все, не так ли?

— Почему? Почему ты хочешь, чтобы люди ненавидели друг друга?

— Я вас вовсе не ненавижу.

Лилиан настороженно поглядела на юношу, ожидая продолжения.

— Разве можно ненавидеть саранчу или крысу? Я не ненавижу, я просто истребляю.

— Откуда ты этого набрался? Откуда у мальчика твоего возраста такие глупые мысли? Тебе известно, что происходило двадцать пять лет назад, известно, сколько горя принесли людям те, кто рассуждал подобным образом?

— Тот, кого вы имеете в виду, был безумен, но к евреям относился так, как нужно. Если бы не ошибки, он добился бы своего. — Лицо Рорера оставалось совершенно спокойным. Юноша не произносил заученный текст излагал теорию, построенную и выверенную самостоятельно.

— Откуда в тебе столько заразы?

— Еще не известно, в ком из нас ее больше. Лично я считаю, что зараза — такие, как вы.

— А что думают твои родители?

На щеках Рорера заалел румянец.

— Что бы они ни думали, меня это не касается.

— Но им известно, чем ты занимаешься?

— Все, хватит. Скажите своим бандюгам, чтобы они пропустили меня. Или вы приготовили мне новую порцию унижений? — Похоже, юноша начал нервничать. Вы удивляетесь, почему мы стремимся избавить страну от евреев, а сами каждую секунду подкидываете нам все новые поводы.

— Вы знаете, где он живет? — спросила Лилиан Гольдбош у своих добровольных помощников. Арч утвердительно кивнул. — Отвезите меня туда. Я хочу поговорить с его родителями. — Арч снова кивнул. — Он просто-напросто ничего не понимает. Посмотрим, что скажут отец с матерью.

— Я запрещаю вам приближаться к моему дому! выкрикнул Виктор Рорер.

— Подождите, я только возьму сумочку…