Зелёный мозг

— Где было что?

— Где вы жили?

— А это. У меня нет слов, чтобы описать это.

— Попытайтесь.

Тулук выпрямился, взглянул на Маккая.

— Было что-то немного напоминающее пылинку в луче солнечного света в огромном море… и ощущение теплоты, дружбы, милостивого гиганта.

— Этот гигант — Калебанец?

— Конечно.

— Вот это я и подумал.

— Я не могу отвечать за точность этого инструмента, — сказал Тулук. — Но не думаю, что смогу наладить его точнее. Если бы мне дали несколько дней, какое-нибудь прикрытие — здесь странный радиационный эффект от этой стены за вашей спиной — и проекция прыгает. Я мог бы, я бы достиг достаточной степени точности. Ну, а сейчас? Я не могу взять ответственность.

— А вам удастся сделать спектроскопическую запись?

— О, да.

— Тогда мы, наверное, успели вовремя, — сказал Маккай.

— Что?

— К должному интервалу.

— А-а-а, вы имеете в виду порку и последующий за ней дождь искр?

— Вот это я и имел в виду.

— Вы могли бы… высечь себя сами, слегка?

Фанни Мэ говорит, что это не сработало бы. Оно должно быть сделано с жестокостью… и с намерением создать интенсивность ненависти… иначе оно не сработает.

— О-о, как странно. Вы знаете Маккай, я полагаю, что мог бы воспользоваться частью вашей воды, в конце концов. Здесь такая жара.

Раздался хлопок, как будто вытаскивали пробку из бутылки. Давление воздуха в бичболе слегка упало, и Маккай испытал панический страх того, что Абнетт как-то удалось открыть пространство в вакуум, который мог бы отсосать воздух и убить их. Физики говорили, что это можно сделать, чтобы поток воздуха, задерживаемый приделанным к двери для прыжка барьером, заблокировал бы отверстие своим собственным эффектом столкновения. Хотя Маккай подозревал, что физики не знают всего о явлении глаза С.

Сначала он промахнулся, не попав в вортальную трубу двери для прыжка. Ее плоскость была горизонтальной и прямо над чашей Калебанца.

Через отверстие просунулась рука Паленки с хлыстом, нанесла размашистый удар в пространство, занимаемое не-присутствием Калебанца. Зеленые искры полились в воздух.

Тулук, облокотившийся над прибором, взволнованно бормотал.

Рука Паленки вытянулась назад, заколебалась.

— Еще! Еще!

Голос, раздавшийся через дверь для прыжка, несомненно принадлежал Чео.

Паленки нанес еще один удар, затем еще один.

Маккай поднял чэйген, деля внимание между Тулуком и бьющим и бьющим хлыстом. Получил ли Тулук свои показания с приборов? Нельзя было сказать, сколько еще таких ударов выдержит Калебанец.

Кнут взвился снова. Зеленые искры вспыхнули и упали.

— Тулук у вас достаточно данных? — нетерпеливо спросил Маккай. Рука и кнут убрались через дверь.

В комнате наступила странная тишина.

— Тулук? — прошипел Маккай.

— Полагаю, достаточно, — сказал Тулук. — Хорошая запись. Однако, я не могу поручиться за сравнение и идентификацию.

Маккай вдруг почувствовал, что в комнате какой-то шум. На фоне жужжания инструментов Тулука через дверь для прыжка проникало бормотание голосов.

— Абнетт? — позвал Маккай.

Отверстие приоткрылось, и в нем появилось три четверти лица Абнетт. От левого виска вниз по щеке шел синяк. Серебристая петля охватывала ее горло, а концы веревки были плотно зажаты в руке Пан Спечи.

Маккай увидел, что Абнетт пытается сдержать ярость, которая, казалось, готова разорвать ее вены. Лицо было то бледное, то вспыхивало. Губы ее были плотно сжаты, образуя тонкую линию. Сдерживаемая ярость светилась в каждой черте ее лица.

Она увидела Маккая.

— Видите, что вы наделали? — взвизгнула она.

Маккай оторвался от стены и уставился, как зачарованный. Он приблизился к двери для прыжка.

— Что я сделал? Это больше похоже на художества Чео.

— Это по вашей вине!

— Неужели? Какой же я умница.

— Я старалась быть разумной, — шипела она. — Я пыталась помочь вам, спасти вас. Но нет! Вы угрожали мне, как преступнице. Вот какую благодарность я получила от вас.

Она жестом указала на петлю вокруг шеи.

— Что я сделала, чтобы заслужить такое?

— Чео, — позвал Маккай. — Что она сделала?

Голос Чео исходил из точки позади руки, держащей петлю.

— Скажи ему, Млисс.

Тулук, который не обращал внимания на обмен репликами, трудясь над приборами, повернулся к Маккаю.

— Замечательно, — сказал он. — Поистине замечательно.

— Скажи ему! — взревел Чео, так как Абнетт хранила упорное молчание.

Абнетт и Тулук начали говорить одновременно. До Маккая это доходило, как что-то нечленораздельное:

— Вывмескатимешива гидростензакон массаполная экзеку из…

— Заткнитесь! — закричал Маккай.

Абнетт дернулась назад и от неожиданности впала в молчание, а Тулук, как в ни в чем не бывало, продолжал:

— …и это делает совершенно определенным, в этом не может быть ошибки, что это рисунок спектрального поглощения. Да, да, это звезда. Ничто другое не может дать нам такой картины.

— Но какая звезда? — спросил Маккай.

— А-а-а. в этом то и вопрос, — сказал Тулук.

Чео оттолкнул Абнетт в сторону, занял место в отверстии двери. Он взглянул на Тулука, на инструменты.

— Что это там такое, Маккай. Еще один способ вмешаться в наши дела с Паленкисами? Или вам снова захотелось сыграть в игру с веревкой на вашей шее?

— Мы открыли то, что вам интересно было бы узнать, — сказал Маккай.

— Что можете узнать вы, чтобы могло быть интересно мне?

— Скажите ему Тулук, — сказал Маккай.

— Фанни Мэ существует в очень тесной связи со звездной массой, — сказал Тулук. — Может быть, она даже сама является звездной массой — по крайней мере, что касается нашего измерения.

— Не измерение, — сказал Калебанец, — волна.

Голос ее едва доходил до сознания Маккая, но слова сопровождались катящейся волной мучения, которая потрясла его и привела в дрожь Тулука.

— Чт-т-т-о-что э-т-т-о-это б-б-б-было? — наконец выдавил Тулук.

— Ну, ну, полегче там, — предупредил Маккай. Он увидел, что Чео не затронула эта волна эмоций. По крайней мере, Пан Спечи оставался невозмутимым.

— Мы наконец идентифицировали Фанни Мэ, — сказал Маккай.

— Тождество, — сказал Калебанец, реплика ее исходила с большой силой, но лишенная эмоций. — Тождество относится к уникальному качеству самопонимания, так как оно имеет дело с наименованием себя, местожительства себя и проявления себя. Вы еще не поняли меня, Маккай. Но вы поняли термин? Собственное я понимаю больше ваш временной узел.

— Поняли? — спросил Чео дергая за петлю вокруг шеи Абнетт.

— Это простая скромная идиома, — сказал Маккай. — Я полагаю, Млисс понимает общий смысл ее.

— О чем вы говорите? — спросил Чео.

Тулук воспринял это как вопрос, обращенный к нему.

— Некоторым образом, — сказал он. — Калебанцы проявляют себя в нашей вселенной, как звезды. Каждая звезда имеет пульсацию, определенный уникальный ритм, ни с чем не совпадающий рисунок. Мы записали этот рисунок Фанни Мэ. Мы собираемся запустить запись в трайсер и идентифицировать ее, как звезду.

— Глупая теория такая, как эта, да как она может заинтересовать меня? — спросил вызывающе Чео.

— Пусть лучше она заинтересует вас, — сказал Маккай.

— Сейчас это — больше, чем теория. Вы думаете, что сидите в безопасности в вашей потайной дыре. Все, что вы должны сделать — это уничтожить Фанни Мэ, то есть уничтожить нашу вселенную и оставить только вас и ваших сообщников там? Не так ли? О-о, вот здесь-то вы и ошибаетесь.

— Калебанцы не врут, — рявкнул Чео.

— Но, я думаю, они могут ошибаться, — сказал Маккай.

— Пролиферация одиночных дорожек, — сказал Калебанец.

Маккай вздрогнул от ледяной волны, которая сопровождала эти слова.

— Если мы умрем, Абнетт и ее друзья все еще будут существовать? — спросил он.

— Различные образцы с коротким пределом на продленных соединительных тканях, — сказал Калебанец.