Мир под лунами. Начало будущего(СИ)

- Ты, Териваг, Бьоле - как вы относились к нему?

- Бьоле с самого начала был негативно настроен. Он не ценит лулу и Аэля презирал. Я никогда не понимала, за что. По-моему, Аэль был достоин уважения даже по меркам нанья. Он взялся за груз не по своим силам, и за это его следует ценить еще больше. Териваг со мной согласен.

- Зато Бероэс, похоже, его ненавидит.

- Бероэс слишком чувствительный, слишком уязвимый. Он - будущий великий, он должен быть умнее и сильнее других, что ему пока не удается. Любая неудача выводит его из себя. Аэль же быстро его перерос. Только что они охотились и играли вместе, а всего через несколько лет Аэль стал взрослым, забыл об играх. Бероэс не простил этого. Его обида еще сильнее оттого, что он был очень привязан к Аэлю, любил его как брата несмотря даже на то, что они постоянно ссорились из-за женщин, да и великий Анту уделял Аэлю больше внимания.

Заболела голова. Я слишком устала. Суматошный был день. Глаза закрываются сами собой. Теи в хорошем настроении и готова продолжать беседу, только вот от меня больше нет толку. Попрощавшись, я ушла к себе и не раздеваясь легла спать. Мне снился Аэль - похожий на Бероэса, только темноволосый и печальный.

Через несколько дней великий Анту встал с постели. Выглядел он по-прежнему неважно и меня звал к себе редко. Казалось, он уже стоит одной ногой за чертой смерти. Я очень хотела спросить, что он решил насчет меня, но никак не могла набраться смелости, и разговоры наши не выходили за пределы сухой вежливости.

В Высоком доме стало скучно. Териваг и Парьеге появлялись все реже - у них было много работы в лаборатории. Бьоле неделями пропадал на нижних уровнях корабля. Великий Анту подолгу сидел на нашей палубе, положив дряблую руку на край саркофага Бероэса, и о чем-то думал.

Чем дольше я жила в этом тихом мире изгнанников, тем четче и громче звучали во мне голоса прошлого. Сколько раз, погрузившись в печальные мысли, я вдруг вздрагивала от одного-единственного слова, которое кто-то будто бы произнес мне в ухо. На самом деле эти слова звучали в моей голове. Они приходили из ниоткуда и были никак не связаны с моими мыслями - одинокие слова-воспоминания о прежней жизни. Иногда это были имена: баба Таня, Люда, Джонатан Рис-Майерс, Нельсон Мандела. Иногда термины, значения которых я и не помнила: венопункция, таксономия, рангоут. Они всплывали из глубин мозга, крутились на языке несколько часов и исчезали. По-прежнему не хватало музыки. Я стала петь песни - все, какие помнила, - а потом и пересказывать сама себе прочитанные некогда книги.

Однажды Теи услышала, как я по-русски рассказываю мальчишкам Бриге сказку о царе Салтане. Она дослушала до конца и попросила перевести. Переводить стихи на другой язык - какое это, оказывается, увлекательное занятие! Позже я пересказала ей "Властелина колец", хроники Земноморья Урсулы Ле Гуин и "Трудно быть богом". Хотела и песни переводить, но Теи сказала, что в моих песнях нет ни сюжета, ни смысла, в отличие от прозы они ничего не стоят. Конечно, пересказы тоже были невысокого качества. И это еще полбеды. Главная трудность заключена в том, что любое литературное произведение теряет в цене без понимания социального контекста. Потому я и взялась за фантастику - она хотя бы не привязана к быту. А что нанья найдут для себя в романах Толстого или Достоевского? Чтобы оценить их, нужно знать реалии моего мира. И "Гамлет" для них просто набор слов - переживания, подобные страданиям датского принца, свойственны нанья в возрасте Бероэса. Взрослея, они становятся безмятежны.

Теи записывала мои рассказы на видео. В один прекрасный день, когда я закончила историю о волшебнике Земноморья, когда взмыл в небо золотой дракон Техану, а Тенар соединила руки Лебаннена и принцессы Каргада, Теи сказала:

- Это прекрасная сказка. Мне кажется, я поняла ее, несмотря на обилие реликтов - всех этих множественных этносов, диких ритуалов, наивного символизма и объектов неоправданного поклонения... Подумать только, когда-то и нас восхищал этот героический антураж! А теперь и я хочу сделать тебе подарок, Ксенья. Настоящий подарок, не чета какому-то кольцу. Быть может, он когда-нибудь тебе пригодится.

То был дар богов. Всегда, до своего последнего дня я буду благодарна Теи за него! Она научила меня священным гимнам нанья. Один из них я уже слышала в тот день, когда великий Анту взял меня под свою защиту. Тогда Теи спела гимн успокоения. Были и другие, и я учила их: гимн здоровья, исцеляющий болезни и травмы, и гимн жизни, возвращающий отчаявшихся из тьмы к свету. Им несколько сотен тысяч лет; некогда великие нанья нашли их в имруру и переложили на свой язык, подобрав гармонию и слова таким образом, чтобы каждый звук вел к общей цели. Эти песни священны, поскольку по-настоящему действенны. Они помогают лучше лекарств. Я стала первой после Аэля лулу, выучившей их. Мы делали это в тайне, потому что Теи не была уверена, что остальные ее одобрят. Я пообещала, что даже Теривагу не скажу об этом. А уж о том, чтобы рассказать старшим, и речи быть не могло!

Прошел уже год с тех пор, как я попала к нанья. Опять настала и прошла мимо осень, заметная лишь по пожелтевшей кое-где траве да по большему количеству облаков. Я жила как во сне, каждый новый день был похож на предыдущий. И когда настало время перемен, я узнала его сразу.

В то утро прилетел Териваг и долго беседовал с великим Анту у саркофага Бероэса. То и дело оба поворачивали головы в мою сторону. Я знала, о чем они говорят: Бероэс юн и может проснуться в любой момент. Я ждала Теривага, а он все не шел. Неужели отец Анту до сих пор не придумал, как ему поступить, когда Бероэс к нам вернется?

Наконец Териваг оставил великого Анту. Я вприпрыжку кинулась к нему.

- Если ты свободен, давай слетаем на побережье. Я так хочу поплавать в океане!

Вместо ответа он лишь дернул бровью. Через несколько минут катер уже мчал нас к сверкающей полоске пляжа.

Впервые я ступила на белый прибрежный песок. Здесь были пальмы - никакой ледниковый период не заставит их покинуть тропики! - и заросли колючих кустов, но главное - горячий крупный песок с вкраплениями разноцветных ракушек. Оставив катер под символической тенью трех чахлых пальм, мы вышли на солнце. У кромки воды я упала на колени и зачерпнула песок руками. Какой свежий, какой соленый ветер проник в мои ноздри! Как ласково гладило плечи солнце! На море я боялась и глядеть, так оно сверкало!

В штанах и майке стало жарко, и только тут пришло в голову, что никакого купальника у меня нет. Придется заходить в воду как есть, в одежде, либо раздеваться догола, потому что мое саморучно сшитое нижнее белье показывать мужчинам никак нельзя.

Пока я соображала, как же быть, Териваг преспокойно сбросил юбку и побежал к воде. Зайдя в море по пояс, он поплыл, выбрасывая вперед белые руки, и его светлая голова еще долго виднелась среди волн. Рассмеявшись, я скинула с себя всю одежду, смело подставив тело солнцу. В воде я не сгорю, а потом можно будет сразу одеться.

До уровня груди дно было пологое и чистое. Дальше оно резко темнело, и ступня накололась на что-то острое - я вдохнула и поплыла. За Теривагом не угнаться. Забыв обо мне, он нырял впереди подобно дельфину. Я заплыла метров на пятьдесят от берега. Дальше не решилась - течение начинало тащить в океан. Попробовала нырять, достала со дна белую раковину и выбралась на берег счастливая, с красивым трофеем.

Териваг повернул назад. Оденусь, когда он будет выходить. Но он все плыл и плыл, и меня разморило на горячем песке. Вот он наконец встал на ноги и выходит на берег. Я скромно отвернулась, но перед этим все-таки не могла не посмотреть на него.

Ой-ой-ой. Еще хуже, чем я думала! Как в анекдоте: не ужас, а ужас-ужас! Если до этой минуты я в глубине души еще лелеяла какие-то фантазии на его счет, то при соприкосновении с реальностью они испарились, как дым. Дрожащими руками я потянулась за одеждой. Териваг подошел совсем близко и с наслаждением щурился на солнце. Могучее тело сверкало мраморной белизной. Моя протянутая за майкой рука замерла. Да какого черта! Это же мой друг! Сама себе напридумала чего-то, нимфоманка несчастная, а он и не смотрит на меня! Шумевшая в ушах кровь утихла, руки перестали трястись. Я смогла посмотреть на него.