Ночной огонь

Джаро не слишком охотно позволил себя увести.

«Заглянем в «Старую берлогу», — предложила Лиссель. — Еще не поздно — сейчас там тихо, и мы сможем поговорить».

В «Старой берлоге» они нашли свободный столик на террасе, открывавшейся на задний двор, в тени трех древних олив, скрученными ветвями образовавших нечто вроде лиственной беседки. Официантка принесла им по кружке фруктового пунша. Джаро молча сидел, наблюдая за сменой выражений на подвижной физиономии Лиссель. Через некоторое время девушка потеряла терпение и наклонилась к нему: «Я давно ждала возможности с тобой поговорить».

«Теперь у тебя есть такая возможность! Я тебя слушаю».

Лиссель скорчила печальную гримасу: «По-моему, ты не принимаешь меня всерьез».

«Само собой. О чем ты хотела поговорить?»

Лиссель притворилась обиженной: «О тебе — главным образом».

Джаро рассмеялся: «Зачем меня обсуждать?»

«Ну, например, я слышала, что твое детство окружено какой-то тайной, и что Фаты, на самом деле — не твои родители».

«Это действительно так. Когда мне было шесть лет, меня собирались забить до смерти скучающие хулиганы, и Фаты спасли мне жизнь. Это было на другой планете, где они проводили исследования. Они вернулись со мной на Галлингейл и усыновили меня. Вот и вся моя биография».

«Не может быть, чтобы этим ограничивались твои воспоминания!»

«Нет, конечно. Но остальное — довольно сложная история».

«И ты не помнишь настоящих родителей?»

«Нет. Надеюсь, в один прекрасный день мне удастся что-нибудь о них узнать».

Лиссель явно интересовалась его происхождением: «Может быть, ты родился наследником высокопоставленной или высокородной семьи? Не знаю, как называют весомость и престиж на других планетах».

«Все может быть».

«И поэтому ты хочешь стать астронавтом?»

«Отчасти».

«Что, если ты отправишься в космос, но никогда не найдешь то, что искал?»

Джаро пожал плечами: «Не я первый, не я последний».

Лиссель отхлебнула немного фруктового пунша: «Значит, ты можешь улететь с Галлингейла и не вернуться?»

Джаро смотрел на вечереющее небо сквозь листву олив, пытаясь представить себе будущее. Наконец он сказал: «В любом случае я вернусь в Приют Сильфид — хотя бы для того, чтобы навестить родителей».

Лиссель прикусила нижнюю губу: «Возможно, Фаты предпочтут жить где-нибудь в другом месте, а не в скрипучем старом доме».

Джаро покачал головой: «На самом деле они не хотят никуда переезжать. В этом мы вполне согласны».

«И все же, это невозможно предсказать с уверенностью. Мнения людей меняются со временем».

«В той мере, в какой это зависит от меня, Приют Сильфид останется моим домом. На прошлой неделе какой-то скользкий тип, торговец недвижимостью, пытался всучить Фатам коттедж размером со спичечный коробок — где-то в районе Каттерлайн. Он явно вел себя, как последний мошенник, и Хильер только над ним посмеялся».

Лиссель поморщилась: «Твоему отцу не следует судить о людях опрометчиво. Этот агент вполне мог предлагать добросовестную сделку».

«Опять же, все возможно».

Лиссель взяла его за руку — Джаро ощутил пожатие пальцев: «Гораздо лучше относиться к людям с доверием. Я хотела бы, чтобы ты воспитывал в себе такое отношение, чтобы ты мог с сочувствием отнестись ко мне и помочь мне в решении моих проблем».

Джаро осторожно высвободил руку: «Я предпочел бы сочувствовать на некотором расстоянии, чтобы не брать на себя преждевременно лишние обязательства».

Уголки рта Лиссель скорбно опустились: «А я думала, что ты не прочь со мной подружиться!»

Джаро усмехнулся: «Подружиться-то я с тобой не прочь — но, по-видимому, мы по-разному понимаем сущность дружеских взаимоотношений».

«В дружбе нет ничего плохого», — осторожно высказалась Лиссель.

«Разумеется, нет. Но настоящие друзья не боятся показываться на вечеринках вместе, а нам приходится прятаться в «Старой берлоге» только для того, чтобы поговорить».

Лиссель, судя по всему, колебалась, пытаясь принять какое-то решение: «Все это не так уж важно! Если ты будешь вести себя хорошо и поможешь осуществить мои планы, мы сможем оставаться друзьями». И она робко прибавила: «В какой-то степени».

«Позволь мне внести ясность в положение вещей, — сказал Джаро. — Твое присутствие оказывает на меня сильное влияние. Это влияние вызывает обильное выделение гормонов, циркулирующих в крови; от этого у меня кружится голова, и мне хочется тебя схватить, сжать покрепче и затащить в постель. Дружба при этом отодвигается на второй план».

«Такая перспектива нецелесообразна! — решительно ответила Лиссель. — Если бы я ожидала, что меня схватят, сожмут покрепче и затащат в постель, я опасалась бы за свою репутацию. Кроме того, я упрекнула бы виновника в пренебрежении моими желаниями — даже если бы виновником оказался ты».

«В таком случае... — Джаро сделал жест рукой, выражавший фаталистическую покорность судьбе. — В таком случае наши отношения бесперспективны».

«Ты слишком быстро сдаешься, — насупившись, заметила Лиссель. — Это почти оскорбительно! При том, что я хотела пригласить тебя на Парад Цветов! Я упоминала об этом на Суматошной попойке, разве ты не помнишь?»

«Нет, не помню».

«Парад Цветов — садовая вечеринка «Уклонистов». Я хотела бы, чтобы ты на ней присутствовал. Тебе там понравится — вокруг будет бесконечное множество цветов!»

«При чем тут я? Я не уклонист, я никто. Меня не пропустят дальше первого одуванчика. Кроме того, если меня заметит Ханафер, он снова начнет вопить и обзывать меня пронырой».

«Неважно! Ты придешь по моему личному приглашению — все это не так уж официально, не беспокойся. Меня выбрали в комитет фестиваля, и мы хотим, чтобы это был самый великолепный праздник сезона. Мы устроим целые каскады цветов! Всем будут подавать большие чугунные кружки, наполненные до краев пурпурной «Граденцией»! И, конечно же, не нужно оркестра — мы хотим, чтобы ты нарядился парковым сатиром и бродил среди гуляющих, играя веселые мелодии на суаноле».

«Ты хочешь, чтобы я нарядился сатиром?» — не веря своим ушам, вполголоса спросил Джаро.

«Ничего страшного! Мы уже придумали подходящий костюм: он ужасно смешной, с цилиндром набекрень, зелеными панталонами и потешным овечьим хвостиком, пришитым сзади — ну, там, где обычно пришивают хвосты, — Лиссель хихикнула. — Хвостик соединен проволокой с коленом; когда ты начнешь прыгать, подбрасывая колени, хвостик будет болтаться из стороны в сторону. Забавно, как ты думаешь?»

Джаро ошеломленно смотрел на собеседницу. Лиссель щебетала, как ни в чем не бывало: «А я наряжусь голубым дьяволенком в синих кружевных тапочках. Настоящим костюмом это назвать трудно — он почти ничего не скрывает — но на Параде Цветов определенная смелость не помешает. По сути дела, таков стиль «Уклонистов»! Кроме «Граденции», будут подавать шербет из титилантуса в вазочках из подлинного молочного стекла! А еще выставят целый чан самогона, приготовленного по особому рецепту специально для Парада Цветов — он называется «Флеррийская Забамба». Говорят, его дали попробовать Яшеру Фаркинбеку, и он здорово наклюкался. Тебе это пойло тоже понравится, вот увидишь!»

Наклонившись над столом, Джаро взял ее за руки: «Лиссель, тебе предстоит пронаблюдать взрывообразную аннигиляцию двух антагонистических представлений о садовой вечеринке».

«Не понимаю».

«Другими словами, существуют два варианта одной и той же вечеринки. Они несовместимы — если ты выберешь один, другой отменяется».

«Зачем из всего делать какую-то мелодраму и выражаться напыщенными фразами? — Лиссель пыталась высвободиться. — Ты выглядишь так мрачно! Пусти меня!»

Джаро отпустил ее: «Позволь мне рассказать о двух вечеринках. Первая — несомненный успех, торжество! Под безоблачным небом подают замечательные напитки. Парковый сатир всех развеселил своими наигрышами, кривлянием и прыжками. Ханафер Глакеншоу доволен. Яшер Фаркинбек наклюкался. Лиссель Биннок сияет: ее красота соблазнила каждого юношу и вызвала ревность у каждой девушки».