Победитель (Лунная трилогия - 2)

Ведь я поклялась служить ему, но он во мне не нуждается! Я боюсь этого, дедушка, потому что я от безмерной любви готова его возненавидеть и добраться до его сердца, чтобы убедиться, такая ли у него красная кровь, как у меня...

Говоря это, она откинула голову назад и сверкнула белыми зубами, как золотая пантера, которая готовится к прыжку.

Старик медленно поднялся.

- Плохо, как плохо,- сказал он скорее самому себе, не глядя на внучку,- кто знает, может быть, мне следовало остаться там и проследить...

Он посмотрел на девушку, которая не отрывала взгляда от его лица, и грустно улыбнулся.

- Не за тобой, нет! Здесь слежка ничего бы не дала. Я уже знал, что ты погибнешь, еще когда ты вошла в сокровищницу и застала меня над книгами. Боюсь, что мне нужно было бы следить за ним, которого вы уже сегодня зовете Победителем, и которому сверх меры поклоняетесь. Потому что, думается мне, если он вправду победит и порядки, которые на Луне неправильно сложились, захочет, как хозяин, исправить, все обратится против него. Даже ты, даже ты! Но теперь уже поздно. Я выбрал другой путь и не поймаю уже в руки того, что выпустил из них.

Они еще долго сидели молча, тихо обмениваясь отрывистыми фразами, до тех пор, пока солнечные лучи, проникшие туда сквозь трещины, не возвестили им, что буря закончилась, и мир, освеженный струями дождя, снова радуется жизни.

Тогда Малахуда взял золотоволосую Ихезаль за руку, и они вышли на солнце. По свежеумытой траве, еще скользкий от дождя, ласкающей их босые ноги, они поднялись на вершину холма, издавна называемого Могилой Марты. Здесь был большой камень со следами букв, вырубленных, быть может, много веков назад, которых никто уже не мог прочитать...

Именно об этот камень Малахуда оперся рукой и сказал:

- Не знаю уже сегодня, правда это или нет, но в книгах написано, что в этой могиле лежит мать всего лунного народа, благословенная родительница первого мужчины и сестер его, а также прорицательницы Ады, которая в девичестве служила Старому Человеку. Но предание гласит, что Старый Человек не был отцом лунного народа, а только его опекуном... Конечно, некоторые утверждают, на основании каких-то бумаг из его сожженного дома, сохраненных в течение многих веков (не знаю, правда ли это?), что сюда его привела любовь к земной женщине, и что он страдал, пока не ушел на Землю... Почему ты не должна страдать?

Он говорил это прежним тоном жреца, привыкшего издавна слова, содержащиеся в Писании, применять для повседневной жизни, извлекать из них науку или утешение, но вскоре опомнился и понял: то, что он говорит, трудно применить в этой ситуации и переубедить... Впрочем, он сам не верил в то, что говорил... Тогда он замолчал, особенно потому, что понял: Ихезаль его не слушает. Побледневшее лицо она повернула в сторону юга и вглядывалась в клубящиеся белые облака на горизонте, которые были похожи на войско, сражающееся в воздухе над морем в серебристо-серой дымке. Заметил, видимо, это сходство и Малахуда, потому что неожиданно сказал, думая о реальном сражении, которое в эти минуты, может быть, развертывалось в той стороне.

- А если Победитель погибнет?

В первый момент, услышав эти слова, Ихезаль побледнела еще больше, казалось, ни одной капли крови не осталось в ее теле, но сразу же после этого с улыбкой покачала головой.

- Нет! Он не может погибнуть!

Она сказала это с таким глубоким убеждением, что старик не нашелся, что сказать в ответ, только опустил свою седую бороду на грудь и задумался, глядя покрасневшими глазами на светлое и широкое море...

А в эти минуты в стране шернов Марек как раз отдыхал после захвата первого города.

Всю ночь их нес шальной порыв ветра, дующего в натянутые паруса. Руководствуясь показаниями компаса, они миновали острова, черневшие в свете звезд на сверкающем льду; некогда Нузар предостерегал его, говоря о горячих морских течениях, где вода не замерзает даже ночью... На простирающейся поверхности сани, растянувшиеся в широкую цепь, давали друг другу знать о себе блеском красных светильников, укрепленных впереди. Так они мчались без остановок и отдыха в течение одиннадцати земных дней...

Под утро, когда через сорок часов уже должно было взойти солнце, и серый свет начал распространяться со стороны востока, Нузар дал знать Победителю, что они приближаются к побережью. И Марек действительно заметил далекую, белую от снега линию на горизонте, тут и там прерываемую чем-то вроде башен.

Морец стоял около него и показывал рукой в сторону берега.

- Это их самый, большой город, в котором сегодня уже почти никто не живет. Половина его обвалилась в море вместе с грунтом, и когда на море затишье, можно увидеть утонувшие башни, над которыми плавают рыбы. Шерны ушли в глубь материка, дальше на восток. Вон там их поселок, где находится пристань...

Он показывал на едва видимую группу домов на побережье, у далеко углубившейся на территорию побережья затоки.

Сани, на которых ехал Ерет, начали приближаться к Победителю. Молодой воин был бледен, губы сжаты, но лицо спокойное.

- Победитель,- сказал он,- ветер несет нас прямо на поселок, через несколько часов мы будем там.

Марек отдал распоряжения. Сани, направляемые крепкими руками, заскрежетали, вся эскадра начала разворачиваться огромным полукругом по отношению к берегам затоки. Ближе всех к материку подошли сани, на которых размещалась большая часть

воинов, которые в нужный момент обрушили огонь на спящий поселок шернов. Еще была видна пыль, поднимающаяся над падающими домами, а люди уже спешили снова зарядить свои пушки и вновь посылали туда разрушительный огонь.

Прежде чем захваченные во сне, обезумевшие от страха жители смогли отдать себе отчет в том, что происходит, утренний ветер уже подхватил нападавших и унес дальше, к тому месту, где, по словам Нузара, они могли без помех пристать к берегу.

Солнце уже вставало, когда все сани, вытащенные на берег, превратились в укрепленный лагерь.

Вдали уже показывались шерны, удивляясь неожиданному нападению, они изредка подлетали на тяжелых крыльях к лагерю и гибли от точных попаданий охраны. После этого они удалились, дав противникам некоторое время на отдых.