Агнец в львиной шкуре (СИ)

— Где Юли? — губы с трудом слушались меня.

Викки затрясла головой.

— Я не знаю… Ее куда-то увезли… Тот человек, который узнал тебя. Она… она погибла…

Девушка разразилась рыданиями.

— Я ничего не могла сделать, ничего! Это отец!.. Он никогда мне ничего не говорил… я ничего не знала про его дела… Я ему верила, Максим!

— Наока тебе не отец! — хрипло произнес я, отворачиваясь, чтобы она не увидела моих слез.

Викки изумленно воззрилась на меня.

— Что ты говоришь, Максим?

— Вот твой настоящий родственник — твой родной дед! Он все объяснит тебе. — Я указал ей на Хо, молчаливо стоявшего в полумраке.

Викки обернулась к нему, и мне показалось, что в глазах Хо тоже блестят слезы. Он медленно подошел к девушке, стоявшей в нерешительности подле меня, и осторожно обнял ее за плечи. Она вся напряглась, словно, окаменела. На лице ее была растерянность и страх.

Около получаса тихий, дрожащий от волнения голос Хо рассказывал ничего не ведающей, потрясенной девушке историю жизни ее настоящего отца и матери. А я полубредил на сыром холодном полу, стараясь ухватить ускользающий образ Юли, витавший в моем затуманенном сознании. Сердце, словно кровоточащая рана, судорожно содрогалось в груди. Наконец, Хо закончил свой рассказ, и в наступившей тишине, ошеломленная, казавшаяся сломленной, девушка продолжала неподвижно стоять, прислонившись спиной к каменной стене. Старик посмотрел на меня, осторожно тронул Викки за плечо. Она вздрогнула, как будто очнулась ото сна. Рассеянно улыбнулась ему. Затем, спохватившись, поспешно заговорила:

— Вам нужно уходить отсюда! Я помогу вам бежать. Отца сейчас нет дома. Но меня могут скоро хватиться. Вам нельзя больше оставаться на вилле. Они думают, что ты умер, Максим, и придут за тобой, чтобы закопать тело.

— Она права, — согласился Хо. — Нужно уходить. Ты сможешь идти?

— Попробую…

Я с трудом поднялся на колени. Хо и Викки поддерживали меня с боков, помогая встать на ноги и идти. Мы вышли наружу, к свету звезд и свежему ночному ветру. Вокруг был сад. Небольшое сооружение, сложенное из камней, и служившее мне склепом, одиноко стояло среди фруктовых деревьев. По едва приметной тропе Викки вывела нас к лесу, отделенному от сада высокой каменной оградой. Здесь, в заборе, была узкая железная калитка. Плохо смазанные петли ее жалобно и протяжно заскрипели, когда Викки открывала нам дорогу к спасению. На лужайке в лесу стоял новехонький магнитор — тот самый, на котором она ехала в день нашей встречи. Хо уверенно повел меня к нему, осторожно поддерживая под локоть. Но я остановился на полпути, обернулся к застывшей у калитки Викки.

— Разве ты не с нами?

Она опустила глаза, молча покачала головой. Мы с Хо переглянулись. Заметив наше замешательство, девушка тихо произнесла:

— Мне необходимо поговорить с отцом… — на последнем слове она запнулась.

— Я бы не стал этого делать! — твердо сказал Хо.

С трудом, переставляя ноги, я подошел к девушке. Заглянул ей в глаза.

— Ты должна поехать с нами, Викки! Пойми, ты здесь чужая.

Я окинул взглядом мрачную ограду, за которой осталась невосполнимая частичка моего сердца.

— Это не твой мир! Он погубит тебя… А мне не хочется, чтобы с тобой случилась беда!

Я крепко сжал ее плечо. Она с благодарностью посмотрела на меня. Глаза ее таинственно чернели в темноте, отражая свет звезд… Совсем, как глаза Юли!

— Спасибо, Максим! — очень тихо произнесла она, но тут же твердо добавила: — Я должна сказать ему обо всем сама! Это нужно мне… и ему тоже… Со мной все будет хорошо, не волнуйтесь. Он не посмеет причинить мне зло!

— Ты его совсем не знаешь. Это страшный человек! — попробовал убедить ее я, но она оборвала меня на полуслове. Твердо и решительно подтолкнула к магнитору.

— Иди!

Ничего не оставалось делать, как подчиниться ее желанию. Хо был больше обычного хмур и суров, но все же не проронил ни слова. Он молча сел за управление. Я сел на сидение рядом с ним. В последний раз обернулся — темный силуэт девушки, подсвеченный луной, рисовался в проеме калитки, на границе черной ограды. Через минуту она исчезла, растворившись в ночной мгле.

Глава девятая Круги ада

Магнитор стремительно летел навстречу кровавой заре, затмевавшей живительный свет звезд, угасавших на востоке одна за другой, без всякой надежды родиться снова. Прохладный ночной ветер сменялся сухим дневным жаром, обжигавшим лицо.

Я летел навстречу всходившему чужому солнцу, оставляя позади себя всю свою прошлую жизнь. Впереди была только неизвестность, таившая тысячи опасностей и смертей, но она не страшила меня. Душа была опустошенной и мертвой. Все надежды, все мечты, все устремления рухнули разом, и я стоял на этой печальной груде руин — одинокий и беззащитный. Кругом был чужой, враждебный мир, и от этого мое одиночество чувствовалось более остро. Единственная нить, связывавшая меня с жизнью — Юли — оборвалась, а значит, и сама жизнь потеряла для меня всякий смысл…

Но разум мой отчаянно пульсировал, не в силах смириться с этой ужасной правдой, и требовал отмщения за смерть моей любимой. Поэтому я мчался туда, где гнездилось зло, чтобы свершить справедливое возмездие. Нужно было добраться до Шень-Цян еще до наступления утра, но я уже понял, что не успею сделать этого, — слишком много времени ушло на то, чтобы перехитрить Хо, и уехать одному, не подвергая его жизнь опасности. Этот человек и так сделал для меня слишком много, вернув меня с того света и выходив после ранения, как собственного ребенка. Я был обязан ему многим, и не хотел отбирать у него последнего.

Уже на подъезде к городу я заметил усиленные посты Службы безопасности, и круто свернул с основной дороги, поехав в объезд. Но, оказавшись на окраинных кварталах, понял, что продвигаться дальше на магниторе будет небезопасно. Поэтому машину пришлось оставить. Улицы Шэнь-Цян поражали безлюдьем: не было ни привычных митингов, ни очередей за продуктами, даже бродячих собак и тех не было! Наглухо закрытые дома, пыльные, продуваемые ветром, улицы, и вооруженные патрули в каждом квартале, встречи с которыми я старался избегать. Ветер трепал пыльные лозунги на домах, а грозная громада памятника первому вождю народа на главной площади города с какой-то обреченной неуклонностью указывала простертой к небу ладонью в сторону, противоположную солнцу.

Именно здесь, на площади, я столкнулся с очередным патрулем, от которого мне не удалось скрыться. Я прекрасно понимал, что меня могут искать. Ен, используя свое служебное положение, вполне мог устроить на меня настоящую охоту. Но у меня было одно преимущество, — Ен знал, что я мертв. К тому же сейчас у него хватало другой «работы». Во всяком случае, карточка работника ОЗАР подействовала безотказно. Старший патруля даже слегка вытянулся и почтительно козырнул мне. Для пущей убедительности, я деловито осведомился об обстановке в городе, и услышав ответ, что все спокойно, распорядился не терять бдительности. Распрощавшись со своими бывшими коллегами, я поспешно свернул на боковую улицу, по которой без проблем добрался до центра города, к зданию ОЗАР.

Здесь царило заметное оживление. Большое скопление машин у подъезда наводило на мысль, что именно в этом месте сосредоточена теперь вся городская власть. Стараясь остаться незамеченным, я проник в здание через запасной вход. Впрочем, на меня никто и не обращал внимания. Вестибюль первого этажа был забит какими-то людьми, сидевшими прямо на полу, под охраной нескольких солдат. Время от времени кого-то из них выводили во двор, сажали в зарешеченные фургоны и увозили в неизвестном направлении. Судя по лицам и одежде арестованных, это были не простые рабочие, а образованные, интеллигентные люди. Среди них я заметил немало женщин, что поразило меня еще больше.

Похоже, машина уничтожения «врагов революции» набирала обороты, подминая под себя все больше и больше безвинных людей. Если раньше мысли об этом казались мне чем-то не серьезным, словно я наблюдал за какой-то странной детской игрой — пускай и не очень гуманной, но все же игрой — то сейчас увиденное по-настоящему ужаснуло меня. Вокруг происходило что-то неправильное, что-то жестокое, что не должно было происходить, ни при каких обстоятельствах! Маховик смерти косил людей без разбору, без причин и оснований… Хотя, разве есть на свете какие-то основания и причины, по которым одни люди могли бы лишать жизни других?!