На полпути с обрыва

С площади футбольного поля возле виллы один за другим поднимались вертолеты.

Только когда тропинка стала пошире и пошла вниз, Кора спросила:

– Эта встреча ни к чему не привела?

– Ты рассчитывала, что узнаешь все секреты мадридского двора?

– Я ни на что не рассчитывала и рада тому, что узнала. А что у них за передовая идеология?

– В истории человечества было немало передовых, лучших в мире, единственных, неповторимых идеологий. Чаще всего их излагали в маленьких книжечках для рядового идиота. Здесь тоже нечто подобное. Передовая идеология позволяет правительству прибегать к самым жестоким мерам против собственного народа, объявляя любое недовольство подрывом основных идеологических принципов, а это уже пахнет костром.

Эдуард Оскарович был расстроен.

И он сам объяснил причину своего расстройства:

– Я так и не понял, что же будет завтра. Я боюсь, что президент сразу же кинет Гарбуя, как кость, своим псам, если запахнет жареным.

– Но разве они смогут все делать без него?

– Кое-что смогут. Он же работал эти полгода не один и был окружен помощниками. Наука здесь примерно на том же уровне, что и у нас, а лучшие умы идут в оборонку.

Эдуард Оскарович оборвал себя, и губы его шевельнулись. Он считал про себя.

– Но в конечном счете он прав: его задача сейчас – не допустить генералов до машины перехода.

– А она существует?

– Да, она существует, и это довольно простой механизм, – сказал Калнин. – Здесь переход между мирами существует объективно. Задача машины заключается лишь в том, чтобы следить за этой точкой пространства и в случае, если некто сорвался со скалы, успеть подхватить его и перенести к нам.

– И она может перенести человека обратно?

– Не надейся, что сможешь это сделать сама, – усмехнулся Эдуард Оскарович. – Тебе потребуются помощники. Если соберешься бежать, обязательно предупреди меня. Я или отговорю тебя, или составлю тебе компанию.

– Зачем тогда откладывать дело в долгий ящик?

– А я не спешу убежать отсюда, – ответил профессор. – И должен сказать тебе, что, насколько мне подсказывает жизненный опыт, ты тоже не спешишь. Тебя попросили побыть здесь подольше.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я давно наблюдаю людей и вижу, когда они ведут себя естественно, а когда притворяются.

– А я?

– Ты не очень умело притворяешься.

– Я еще только учусь, – попыталась отшутиться Кора.

– Это очень опасное учение, – сказал Эдуард Оскарович. – Мне не хотелось бы, чтобы ты потеряла на этом голову.

– Вы очень мрачный, – сказала Кора.

– К сожалению, у меня есть к этому основания.

Они вышли к склону, под которым располагались бараки их лагеря. Кусты расступились, и в лицо повеяло свежим морским ветром. Море было недалеко, и над ними проходило медленное, все нарастающее движение воздуха, как бы раскачивание его, отчего обеспокоились и перестали атаковать путников слепни и мухи, и, как бывает, когда отпускает зубная боль, вдруг сменились мысли – надежда на то, что все кончится хорошо, пришла с морской свежестью.

– Конечно, – попыталась выразить сочувствие Кора, – вы попали сюда, когда в России было трудное время. Даже моего образования хватает, чтобы знать это.

– И что же вы знаете? – спросил профессор. Он уселся на большом плоском камне, вдыхая свежесть морского воздуха, и Кора была благодарна ему за эту передышку. Лагерь казался тихим и безлюдным – по плацу медленно прошла медсестра, прижав к животу медный бак, да солдат у ворот закричал на бродячую собаку.

– То, что учили в школе, – сказала Кора. – А потом однажды мне пришлось путешествовать по Кольскому полуострову. Там есть специальная железная дорога для туристов, там все сделано так, как было при Сталине.

– Именно на железной дороге? – удивился Эдуард Оскарович.

– У нас есть специальные исторические дороги, гостиницы, туристические маршруты и даже курорты. У нас все помешаны на истории. Моя лучшая подруга Вероника на прошлых каникулах участвовала в штурме Иерусалима.

– Арабами? – спросил Эдуард Оскарович.

– Какими арабами? Что там штурмовать арабам? Нет, конечно же, крестоносцами. У нее даже контузия есть. Им всем выдали кольчуги, шлемы и сухой паек – представляете? А потом надо было лезть в свою гостиницу по приставной лестнице. А какой-то придурок эту лестницу оттолкнул.

– Наверное, сарацин, – предположил профессор.

– Наверное, – согласилась Кора, которая не знала, кто такие сарацины.

– Так что же ты увидела на Кольском полуострове? – спросил профессор.

– Там есть большой маршрут. Вместо гостиниц – лагеря, вместо спальных вагонов – теплушки и вместо обслуги – ВОХР. Вы знаете, что такое ВОХР?

– Я знаю, что такое ВОХР, – сказал профессор. – А интересно вам в таких путешествиях?

– Ужасно интересно, там дают спирт и соленые огурцы. Только мне было не до развлечений. Мы ловили одного преступника. Поэтому мы в эту игру не играли.

– Странно, – сказал профессор, дразня соломинкой тарантула, который выглядывал из щели между камней, – как история издевается над нашими трагедиями. Ужас, убивший столь многих, для вас, наших потомков, становится только цирком.

– Ну, вы совсем не правы, – возразила Кора. – Никто не издевается. Люди хотят помнить и хотят понять, как нашим предкам приходилось жить на свете. Мы же привыкли, что обед не бывает без компота и мороженого. Так надо же иногда увидеть, что это еще не закон.

– Как в зоопарке… – Эдуард Оскарович не слушал Кору.

– Но почему вы тогда не переживаете за тех, кто штурмовал Иерусалим? – спросила Кора. – Они же тоже погибали?

– Почему мне нужно переживать за них?

– В жуткую жару, без воды, голодные, оборванные, все в язвах, они лезли на эти стены и потом, если не погибали в страшных мучениях, начинали убивать и грабить тех, кто жил в городе. Это что, не страшно?

– Откуда ты знаешь? Вы изобрели машину времени?

– Машина времени есть… в институте. Туда трудно попасть. Да и действует она только на несколько лет.

– Можно отправиться в прошлое или в будущее?

– Конечно, в прошлое. Ведь будущего еще нет!

– А если ты нарушишь что-то в прошлом?

– Поэтому у нас такие строгости… Я не все знаю, но нас учили, что если ты вмешаешься в ход времени, то просто исчезаешь… как будто тебя не было. Иначе бы пропали все мы.

Тарантул все-таки вырвал соломинку из пальцев профессора и утащил ее к себе в норку мучить и убивать.

Кора молчала.

– В конце концов, – сказал после паузы профессор, – эти крестоносцы добровольно отправились в поход. Никто их не тащил.

– Еще как тащили! Вы бы посмотрели, как их обрабатывали на митингах и собраниях, какие там были агитаторы и пропагандисты в каждом соборе, в каждом монастыре, на каждой площади. Люди думали, что идут к светлому будущему… Так что, если вы хотите сказать, что крестоносцы знали, на что идут, а вы, соратники Сталина или Гитлера, ничего не знали, я вам не поверю. Вы же уничтожали друг друга.

– От страха, – сказал профессор. – Нельзя судить человека перед лицом смерти. И вообще это пустой спор. Не может принц понять нищего, пока не побудет в его шкуре.

Кора пожала плечами. Ей было трудно согласиться с нищим.

– Полторы сотни лет назад вы догадались, что этим путем можно сбежать в параллельный мир?

– Да, – сказал профессор.

– Но как же вы могли? Ведь даже в мое время там, в Симеизе, работает целый научный институт, который старается понять, как это происходит.

– Если ты специалист и тебя посетило вдохновение, то в науке может произойти прорыв.

– Яблоко упало на Ньютона.

– Да, не хватало лишь последней точки. Теоретически существование перехода между параллельными мирами можно было высчитать даже на уровне теоретической физики середины двадцатого века. Ньютон не имел аппарата – Эйнштейн уже мог бы дойти до этой мысли.

– И вы дошли?

– Не только дошли, но и сделали выводы…