Троя

— Петля затягивается, — заметил иониец по общей линии связи.

Моравеки на шлюпке наблюдали с запозданием в секунду за тем, как Ретроград Синопессен проводил Одиссея вниз, к восьмому пусковому отсеку. Поскольку на всех шершнях имелось оружие, требованиям голоса отвечал только один из трех строительных челноков, оставшихся на борту еще с Фобоса.

Суденышко было крохотное, яйцевидной формы, с дистанционным управлением. Взрослый человек едва-едва разместился бы внутри. Из систем жизнеобеспечения присутствовали только подача воздуха и климат-контроль. Помогая ахейскому герою втиснуться в узкое пространство между запутанными проводами и монтажными платами, амальтеянин спросил:

— Ты уверен, что хочешь это сделать?

Одиссей смерил паукообразного моравека долгим пристальным взглядом и наконец произнес по-гречески:

— Покой не для меня; я осушу до капли чашу странствий; я всегда страдал и радовался полной мерой: с друзьями — иль один; на берегу — иль там, где сквозь прорывы туч мерцали над пеной волн дождливые Гиады. Бродяга ненасытный, повидал я многое: чужие города, края, обычаи, вождей премудрых, и сам меж ними пировал с почетом, и ведал упоенье в звоне битв на гулких, ветреных равнинах Трои… К чему же медлить, ржаветь и стынуть в ножнах боязливых, как будто жизнь — дыханье, а не подвиг. Мне было б мало целой груды жизней, а предо мною — жалкие остатки одной; но каждый миг, что вырываю у вечного безмолвья, принесет мне новое. Позор и стыд — беречься, жалеть себя и ждать за годом год, когда душа изныла от желанья умчать след за падучею звездой туда, за грань изведанного мира! [98] Закрой же дверь, о существо-паук.

— Это же… — заикнулся Орфу с Ио.

— Он был в судовой библиотеке… — заикнулся Манмут.

— Тихо! — скомандовал Сума Четвертый.

Моравеки в молчании смотрели, как затворился люк челнока. Ретроград Синопессен остался на месте, только вцепился в распорку, словно боясь, что его унесет в открытый космос. Из отсека откачали кислород, и вот яйцевидный челнок бесшумно выплыл наружу на пероксидной тяге, вздрогнул, покачался, обрел равновесие, нацелился носом на орбитальный астероидный город — маленькую искру, мерцающую среди тысяч огней полярного кольца, — и уверенно полетел навстречу голосу.

— Приближаемся к Иерусалиму, — сообщил Сума Четвертый по линии общей связи.

Маленький европеец вновь обратился к видеомониторам и датчикам шлюпки.

— Расскажи мне, что ты видишь, старина, — попросил его товарищ по личному лучу.

— Хорошо. Мы по-прежнему находимся на высоте двадцати километров. Если смотреть в реальном масштабе, в шести-восьми десятках километров к западу располагается осушенный Средиземный Бассейн. Красные скалы, темная почва и что-то вроде зеленого поля. А дальше, у берега, — исполинский кратер на месте бывшей Газы, похоже на след от взрыва или метеорита; бухта в форме полумесяца перед высохшим морем, за ней начинаются возвышенности, и на высоком холме — Иерусалим.

— Как он выглядит?

— Погоди, я немного увеличу изображение… Ага … Сума Четвертый одновременно показывает исторические снимки со спутников; видно, что более поздние кварталы и окраина уничтожены… Зато Старый Город, в пределах стены, цел и невредим. А вот и Дамасские ворота… Западная стена… Храмовая гора с куполом Скалы… И какое-то новое сооружение, на старых фотографиях его не было… Что-то высокое, из граненого стекла и полированного камня, а вверх уходит синий луч.

— Я как раз изучаю данные по нему, — передал Орфу. — Это нейтринный луч, защищенный оболочкой из тахионов. Не представляю, для чего и кому он мог понадобиться. Бьюсь об заклад, что наши лучшие ученые тоже не в курсе.

— Ой, погоди минутку… — Манмут прервался. — Я тут немного увеличил картинку. Оказывается, в Старом Городе кипит бурная жизнь.

— Это люди?

— Нет…

— Безголовые горбатые полуорганические роботы?

— Да нет же, — отозвался маленький европеец по личному лучу. — Может, позволишь мне самому закончить?

— Извини.

— Там целыми тысячами кишат существа, похожие на амфибий, с когтистыми перепончатыми лапами. Одно такое создание ты уже окрестил Калибаном из шекспировской «Бури».

— Чем они заняты? — полюбопытствовал иониец.

— В основном толкутся без дела, — ответил капитан подлодки. — Нет, подожди, у Яффских ворот на улице Давида я вижу трупы… А вот еще — на дороге Эль Вад у площади Стены Плача…

— Трупы людей? — перебил его Орфу.

— Нет, безголовых горбатых полуорганических роботов. Здорово их порвали на части. А многих, кажется, еще и выпотрошили.

— Чудовища-калибаны полакомились? — осведомился гигантский краб.

— Понятия не имею.

— Пролетаем над голубым лучом, — известил по каналу общей связи Сума Четвертый. — Всем пристегнуться крепче, я попробую опустить туда некоторые из наших выдвижных сенсоров.

— По-твоему, это разумный шаг? — спросил Манмут у своего друга.

— Не более, чем вся наша экспедиция, дружище. Будь на борту хотя бы один маггид…

— Хоть один… что?

— Маггид, — передал Орфу с Ио. — В стародавние времена, задолго до Рубикона и войн Халифата, когда люди ходили в медвежьих мехах и футболках, древние евреи считали, что у каждого мудрого человека есть свой маггид — нечто вроде духовного наставника из иного мира.

— А может, мы и есть маггиды, — предположил европеец. — Раз уж явились из иного мира.

— Верно, — поддакнул собеседник. — Но мы не такие мудрые. Манмут, я еще не рассказывал тебе, что я гностик?

— Повтори по буквам, — попросил капитан подлодки.

Орфу повторил.

— А что это за фигня? — полюбопытствовал европеец.

Совсем недавно он получил несколько откровений о старом друге (включая и то, что иониец является знатоком не только Пруста, но еще Джеймса Джойса и прочих авторов Потерянной Эпохи) и не был уверен, готов ли выслушать новое.

— Не важно, кто такой гностик, — передал Орфу. — Но за сто лет до того, как венецианская инквизиция спалила Джордано Бруно на костре, в Мантуе был сожжен маг-суфий по имени Соломон Молхо. [99] Так вот он учил, что во времена перемен дракон будет уничтожен без помощи оружия, а на земле и в небесах все преобразится.

— Какой маг? Какой дракон? — вслух выпалил Манмут.

— Что? — переспросил Сума Четвертый из капитанского кубрика.

— Не понял, — откликнулся центурион-лидер Меп Эхуу со своего откидного сиденья в транспортном модуле.

— Прошу повторить. — Голос Астига-Че с британским акцентом, донесшийся с «Королевы Мэб», напомнил Манмуту, что на судне прослушивались не только официальные сообщения, но и общая болтовня.

Оставалось лишь горячо надеяться, что личные лучи были все-таки в неприкосновенности.

— Ладно, отложим, — передал маленький европеец. — В следующий раз поговорим о драконе, магах и прочем.

А по общей связи сказал:

— Простите… ничего такого… нечаянно подумал вслух.

— Прошу соблюдать радиодисциплину! — одернул его Сума Четвертый.

— Есть… э-э-э… сэр, — произнес Манмут.

В глубоком трюме Орфу громыхнул инфразвуком.

Строительный челнок с Одиссеем медленно приближался к залитому сиянием городу из стекла, опоясавшему астероид. Судя по показаниям датчиков, небесное тело грубо напоминало картофелину двадцати километров в длину и примерно одиннадцати в диаметре. Каждый квадратный метр его железно-никелевой поверхности был занят прозрачным городом. Пузыри и башни, возведенные из стали, стекла и углепласта, возвышались самое большее на полкилометра. Поступавшие данные подтверждали: внутри блистающих сооружений искусственно создавалось нормальное для Земли давление, воздух представлял собой привычную для обитателей голубой планеты смесь из кислорода, азота и углекислоты (о чем свидетельствовали пробы газа, который неизбежно улетучивался сквозь стекло), и внутренняя температура вполне подходила для человека, жившего у берегов Средиземного моря до климатических перемен Потерянной Эпохи… к примеру, для Одиссея.