Варнак (СИ)

В общем, Пастырь ещё легко отделался за не причинённые тяжкие телесные и хулиганство…

На Вокзальную вышли с опаской и оглядкой, потому что до вокзала было рукой подать. Аиста, как сразу отметил Пастырь, на крыше не было. Выстрелы в той стороне тоже, вроде, стихли. Поуспокоилась, видать, шпана, остыла. Сейчас смотрят, что натворили, спорят… Разговоров им теперь на год вперёд хватит. И у каждого будет своя геройская история. А все трупы сложат, ясное дело, на его, Пастыреву, шею. И ведь так и будут на полном серьёзе думать, что это он их дружков поубивал. И Ведро будет так считать. Хотя, парень, вроде, трезвый и понимающий… Но ведь трупы-то — вот они. И будет жалеть хлопец, что отпустил Пастыря, что не положил его там, в пакгаузе, обретя себе вечную славу и почёт среди этой дикой шпаны… Оставив при себе Стрекозу.

— Дя Петь! — Стрекоза шла в двух шагах сзади, а теперь, взвизгнув, метнулась к Пастырю, вцепилась в его руку.

Он обернулся резко, беря наизготовку автомат, думая что догнали их пионеры.

Из переулка, из-за магазина «Мода» выходила, рассыпаясь по тротуару, свора собак. Кудлатый чёрный вожак вышел на середину и стоял теперь, дремуче поглядывая на людей, и тянул носом воздух, впитывая запахи. От Пастыря наверняка свежо и сладко пахло кровью. Семь-восемь зверюг разного вида, размера и степени исхудалости разошлись веером и замерли в линию с вожаком, принюхиваясь, приглядываясь, прицениваясь.

Ах ты ж, мать вашу, как вы не вовремя! — подумал Пастырь, мягко отводя затвор «калаша». И много-то вас как! Не перебьёшь — всё равно доберутся, если не забоятся, конечно, автомата.

— Оль, — тихо сказал он, не сводя глаз со стаи, — ты иди в ближний подъезд и закройся там. Только медленно иди.

— Я боюсь, — прошептала она. — Я боюсь собак. Я побегу.

— Нет, Оленька, бежать нельзя. Спокойно дойди и закройся. Ты не бойся, детка, у нас же автомат. Я им не дам до тебя добраться. Угу?

— Да…

— Когда за угол зайдёшь, чтобы не видели, тогда можешь бежать со всех ног.

— Ага.

Она постояла ещё, не в силах отцепиться от его руки, потом разжала пальцы и медленно, не глядя на собак, вся окаменевшая и прямая от страха, двинулась по тротуару к ближайшему углу.

Вожак насторожился, провожая девочку взглядом. Он, похоже, не мог принять решение: рвануть ли за уходящей добычей или сосредоточиться на оставшемся человеке — большом и аппетитно пахнущем кровью. Поскуливал, в нетерпении перебирая лапами, кто-то из молодых оболтусов. Но вожак не торопился, он давно понял: с людьми лучше семь раз отмерять, прежде чем обнажить клыки. И та штука у человека в руках — она навевала смутные опасения, очень уж напоминала она ружьё, со страшной и необъяснимой силой которого вожак был знаком. Бывал он с человеком на охоте, бывал.

— Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? — бормотал Пастырь, медленно поднимая ствол к плечу. — Хан тебя зовут. Стопудово. Ведь ты Хан, а, черномордый?

Вожак зарычал. Стая поднялась, напряглась и ждала только сигнала к атаке.

Хотелось обернуться и посмотреть, как там Стрекоза, скрылась ли уже за углом. Но оборачиваться было нельзя. Каждая потерянная секунда сейчас стоила целой жизни. Потому что псов много. Пробежать им надо всего-то десяток метров. Не успеет Пастырь положить их всех, никак не успеет. Двух-трёх наверняка, а потом — как карта ляжет.

Когда стая зашевелилась, когда глухо зарычал чёрный, Пастырь понял, что ждать больше нечего. Не уйдут они. А поняв, быстро выловил вожака в прицел и нажал на спуск.

Псы вздрогнули, присели, засуетились, поджимая хвосты. Один, в стороне от чёрного, с визгом повалился — видать, рикошетом его цапнуло. Попытался подняться и не смог, а из перебитой лапы потекла на камни кровушка.

Пастырь, не останавливаясь, провёл по стае короткой очередью. И ещё одной, целя в вожака. Другая псина дёрнулась, отпрыгнула, повалилась на камни, засучила лапами, изгибаясь. А вожаку было хоть бы хны, как заговорённый, зараза!

Стая заметалась, занервничала. Псам стало страшно. Они ждали решения вожака, а тот всё никак не мог его принять. Наконец, он повернулся и неторопливо потрусил обратно в переулок.

Пастырь покривился, тщательно уместил в прицеле чёрную спину вожака и дал очередь.

Пули сыпанули рядом с «Ханом», брызнули в луже чуть впереди. Поджимая хвосты, стая рванула бегом. Кое-как поковылял за ними тот, с перебитой лапой. А вожак лишь оглянулся на человека и чуть-чуть прибавил скорости.

А Пастырю почему-то очень важно стало убить эту псину. И он снова нажал на спуск. Автомат дёрнулся единственным выстрелом и стыдливо затих. Всё, пусто.

— Ну точно, заговорённый, сучёныш! — проворчал пастырь, качая головой и отстёгивая пустой магазин.

25. Братцы Кролики

— Здорово, мужик! — окликнули сзади. — Охотишься?

Он обернулся, торопливо пристёгивая рожок.

— Тише, тише! — осадили его.

Два бородатых, как фидели кастро, и худых мужика вальяжно привалились к углу магазина «Наташа», в пятнадцати метрах дальше. Два автоматных ствола сыто жмурились на варнака. Видать, бродили где-то поблизости мужички и пришли на выстрелы.

Ношеная-переношеная изорванная хаки, берцы, «калаши» наготове, сидоры за спинами. А из-под курток выглядывают броники. Лёгкие, но всё равно — серьёзно мужики по жизни идут. Похожи друг на друга — ну не как две капли, но очень похожи, — братья, видать.

Пастырь одним медленным движением переправил автомат за спину.

Мужики неспешно приблизились, хозяйственно поигрывая улыбочками превосходства. Не местные, однако, сразу видно.

— Это что за городище, дружище? — спросил один.

А то ты, дружище, не знаешь… Типа, ни одного указателя не видел? Ну если только со стороны совхоза вы пришли или через сады…

Второй неспешно подошёл, снял с варнакова плеча оружие. Быстро обыскал, извлёк из петли «макара», повыдёргивал из карманов магазины.

— Михайловск это, — ответил Пастырь, стремительно соображая, как будет выкручиваться.

Спрашивающий присвистнул.

— Ничего мы так завернули, — бросил он напарнику.

— А я тебе говорил! — огрызнулся тот. — Через Кустово нужно было идти, бля.

— Да ладно… Слышь, охотник, что тут у вас? Живых много?

— Да почти никого, — пожал плечами Пастырь. — А вы издалека, мужики?

— Издалека, — небрежно отозвался второй. — Почти, значит?.. А красных дохрена?

— А я их считал? — пожал плечами варнак. И видя, как сузились глаза бородатого, добавил повежливей: — Так-то их не видать сейчас на улицах. По домам подыхают, если есть.

— А кто ж тебе так рожу-то поправил, болезный? Из твоего уха можно холодца наварить на роту бойцов.

— Да были тут лихие ребята, — нахмурился Пастырь, невольно притронувшись к распухшему уху.

«На роту бойцов», говоришь?.. Показательно, показательно… И где же нынче твоя рота?

Только бы Стрекоза не явилась. Стрельба утихла; решит девка выйти посмотреть, чем кончилось…

— Ты с кем тут? — насторожился первый, перехватив, наверное, беспокойный взгляд варнака.

— Да ни с кем, — пожал плечами Пастырь. — Один.

— Ну всё, вроде, — кивнул второй, закончив выворачивать варнаковы карманы.

— А чего тут ошиваешься-то? — вопросил первый, поведя стволом.

Зубы заговаривает, козёл, — с тоской подумал Пастырь. — Сейчас начну отвечать, и — пальнёт.

— Чего молчишь, болезный? — улыбнулся мужик.

А может, не пальнёт? Какой им смысл убивать просто так, боезапас изводить. Пастырь для них не опасен сейчас всё равно.

— Боюсь, — отозвался он, лихорадочно соображая, как выходить из ситуации. — Орда рядом.

— Какая орда? — обеспокоенно произнёс второй, озираясь.

— Мужиков не меньше дюжины. Звери. Стволы, гранаты… Кое-как от них ушёл, а тут — собачки.

Братья переглянулись.

И в этот момент со стороны Чкалова высыпали гурьбой пионеры, человек восемь-десять. Явились, видать, на пальбу. Впереди скалился Меченый. Мелькнули знакомые лица Куцего и Тохи.