Лебеди с Бетельгейзе

Сто, двести снимков ничего не дали. Где-то на третьей сотне в объектив попало крыло. А может, часть серебристого облака. Легко принять желаемое за действительное! Но я верю. И хочу найти Илу.

Вчера на Волчьих Холмах повстречал Инну Гранек. На лыжах она забирается, в заповедные уголки.

- Вы ничего не видели? - спросил я ее.

- Что я должна видеть, Павел Васильевич?

- Сам не знаю, - ответил я.

- Вы озабочены? - Инна поняла меня женским чутьем.

- Можете поверить в инопланетных пришельцев? - спросил я девушку.

Инна смутилась:

- Я еще так мало знаю...

- И что пришельцы на нас не похожи? - продолжал я.

- На кого же они походят? - спросила Инна.

- Скажем... на лебедей.

Инна Гранек не сказала,что я шутник: практикантка директору такое не скажет. Но в ее глазах, поднятых на меня, было столько смятения, что я ничего не придумал лучшего, как сказать ей:

- Прощайте, Инна...

Она спускалась с холма, а я думал, что сотрудники скоро начнут считать меня сумасшедшим.

Все же я продолжал искать. Ходил по реке, к подножиям Багиры. Здесь я услышал плач женщины.

Было это вечером первого января. Наступила оттепель. Небо висело серое, с низкими облаками. Я спешил вернуться в обсерваторию. На минуту остановился, мял сигарету. По обе стороны поднималось ущелье, место было глухое. Вдруг в воздухе над собой я услышал шорох. Поднял голову: не ползет ли по склону снег. И услышал плач - тонкий звук, прерываемый всхлипываниями. Я застыл, выронив из рук спички. Секунду спустя плач повторился, но уже выше и дальше.

- Илу! - ринулся я по ущелью. - Илу!..

Григорий собрал листки, положил их опять в конверт. Инна сидела, закрыв лицо руками:

- Орос!..

Григорий секунду смотрел на девушку.

- Почему Орос? - спросил он. - Погиб Павел Васильевич...

- Ты ведь недавно здесь!.. - Инна поднялась с кресла, пошла к двери.

Впервые она обратилась на "ты" к Григорию. Но это лишь коснулось его. Мысли Григория были заняты Другим.

- Есть еще Илу, - сказал он. - Ее надо найти.

Как слепая, Инна шарила у двери, отыскивая ручку. Григорий, боясь, что она уйдет, не выслушав его до конца, сказал, будто надеялся, что она поймет его и поддержит:

- Я найду ее!

Инна ответила, все еще стоя лицом к двери:

- Не ходи на Багиру...

- Почему?

Девушка обернулась: глаза ее были сухи, но в них стояла тревога.

- Или возьми меня с собой...

И найдя наконец ручку, скрылась за дверью.

Оставшись один, Григорий еще раз перечитал записки Павла Васильевича. Все здесь было необычайным.

И комета Плея была необычайной - кому, как не Григорию, знать об этом.

Открыл комету южноафриканский ученый Плей. Тотчас она приковала к себе внимание. "Космический хищник!" - запестрели газеты тревожными заголовками. Вопрос стоял в лоб: о столкновении кометы с Землей. Масла в огонь подливал Плей. "Комета имеет субсветовую скорость, - писал он. - Масса, сосредоточенная в ничтожном объеме, превосходит лунную в восемь раз. Ядро окутано облачной атмосферой, не исключено ядовитой".

Прогнозы южноафриканского астронома насчет скорости и атмосферы кометы были верны. По инерции мысли принималось на веру и все остальное из предсказаний Плея. Ужас усугублялся тем, что комета буквально росла на глазах - это говорило об исключительной ее скорости. Потребовались выдержка и трезвый голос советских ученых, чтобы предотвратить панику. Увереннее всех говорили ученые Бюракана, группа Григория. Комета является следствием появления сверхновой звезды, утверждал Слег, осколок плотного вещества, вышедшего из недр звезды. Скорость кометы характеризует интенсивность процессов внутри сверхновой. Вещество, освобожденное от давления, меняет структуру, освобождает легкие газы - водород, метан. Вопрос о столкновении кометы с Землей нуждается в уточнении. Сколько было уже таких прогнозов!

- Атмосфера Земли вспыхнет, как факел! - предрекали пророки.

Зрелище было страшным: хвостатый багрово-синий дракон опоясывал небо. Хвост кометы был виден даже в дневное время. Ученые отметили приливные явления в атмосфере, беспокойство птиц и животных. Несколько дней над Землей пылали нестерпимо яркие зори.

Григорию казалось, что он знает о комете все. Пишет о ней. Привез с собой газетные вырезки и статьи - все о комете. Но главное - и необычайное - пришло к нему сейчас, в записках Павла Васильевича.

- Илу, - повторяет он. - Илу...

Прячет листки в нижний ящик, выходит из кабинета. Направо в конце галереи лестница на башню обсерватории, там же выход из здания. Налево дверь в круглый зал. Секунду Григорий медлит. Потом идет налево. В эту ночь ему не уснуть. И оставаться одному невозможно.

Зал темен, как беззвездная ночь. Но это после ярких ламп галереи. Через минуту Григорий замечает тусклый свет двухвольтовой лампочки, Гуранова, склоненного за столом над бумагой.

- Андрей Селимович! - окликает он.

Гуранов занят. Он всегда занят. Откровенного разговора между ними так и не состоялось. Все, что Григорий знает о трагедии Павла Васильевича, рассказано другими - Сергеевым, Инной. Павел Васильевич погиб пятого января, в метели, разыгравшейся над долиной. Когда его принесли на носилках, он был еще жив. Доклад о случившемся составил и отослал в академию Гуранов. Он закрыл старику глаза, услышал от Павла Васильевича последнее слово о лебедях.

- Андрей Селимович! - Григорий подходит к столу.

Двойной астрограф возвышается над Гурановым стволами, уходящими, кажется, в бесконечность. Купол замкнут, но, судя по свежему морозному холоду, Гуранов только что делал наблюдения и сейчас записывает в звездный журнал итоги. Григорий ждет, пока он закончит. Под лампочкой, прикрытой плоским, как сковорода, абажуром, виднеется журнал, руки Гуранова.

Наконец Андрей Селимович кончил записывать. Поднял голову. В сумеречном, застывшем от холода свете Григорий пытается разглядеть лицо астронома, но видит только смутную маску с темными провалами глаз.

- Как это произошло? - спрашивает Григорий.

Маска в темноте шевельнулась, исчезла: Гуранов опустил голову.

- Откровенно, Андрей Селимович...

Гуранов отвечает медленно, через силу: