Амалрик

Человек-бог засмеялся, закинул за плечи свой жезл, повернулся спиной к Сфере и начал спуск с горы.

2. ДЕСЯТЬ ГОБЛИНОВ ЛАКДУЛА

Было далеко за полдень в один из первых весенних дней месяца Игладравиана, когда тощий, костлявый волшебник Убенидус из Фенсы спустился по каменному ущелью к подножью холмов Фешта.

Полуденные тени выросли и начали сливаться с мраком наступающего вечера. Перед старым волшебником высилась громада горы Теластерион, казавшейся темно-малиновой в окутывающем ее тумане. Небо над ней потемнело, предсказывая скорую победу заката...

Он ударил каблуками по толстым бокам своего селеного ящера, чтобы ускорить его усталый размашистый шаг. Уж очень ему не хотелось оказаться застигнутым ночью в этих холмах.

Гигантского ящера Убенидус повстречал несколько часов назад, когда пробирался через непроходимые дебри страны болот. Чешуйчатая тварь плескалась и резвилась у своей берлоги между волосатых червеобразных корней магнолиевых деревьев. На миг колдун и ящер замерли, как бы оценивая друг друга. Несомненно, для толстого ящера колдун был не более, чем лакомым кусочком, а костлявый и измученный маг увидел в ящере потенциального скакуна. Утомленный многодневным путешествием Убенидус напустил на золоточешуйчатого и рубиновоглазого ископаемого умиротворение, и тот подчинился его воле. Конечно, острый спинной гребень ящера был далеко не самым удобным местом для ягодиц колдуна, но за неимением лучшего... Во всяком случае чешуйчатая тварь поможет сохраниться подошвам Убенидуса.

Увы! Зеленый ящер оказался плохо приспособленным для преодоления крутых склонов холмов и цель путешествия Убенидуса маленький городок Чан-Чан, притулившийся на отрогах горы Теластерион - приближалась невообразимо медленно. Колдун рассчитывал оказаться у ворот Чан-Чана не позднее, чем за час до наступления ночи, но медлительность его скакуна в предгорьях сильно задержала поездку, что было весьма неприятно. Среди путешественников Зураны холмы Фешта имели чрезвычайно сомнительную репутацию. И часто они полностью оправдывали дурную славу, особенно в часы заката.

К счастью, было ущелье Лакдул, которое пересекало непроходимые склоны холмов и могло провести путника через преграды с минимум затраченного времени. Но ящер уже изрядно устал и испытывал голод и жажду, да такие, что с его белого раздвоенного языка, жадно высунувшегося над отвисшей челюстью, постоянно бежала слюна. И есть ли там дальше проход, или нет - ящеру было абсолютно все равно.

Понимая, что он уже больше не в силах ускорить шаг своего чешуйчатого боевого коня, маленький колдун поправил под задом свернутый плащ, заменивший ему седло, сжал костлявыми пальцами охраняющий его жизнь амулет, свисавший с шеи и забормотал неразборчивые рунические заклинания, бросая подозрительные взгляды на каждую глыбу близ дороги, явно при этом нервничая.

Со стороны покрытых мраком холмов донеслись кошмарные нечеловеческие крики, от которых кровь стыла в жилах.

- О Пус, Пенс и Пазаделас, не могли бы вы немного поторопить моего скакуна? - простонал Убенидус и скалы ущелья Лакдул отразили и многократно усилили ужас его слов. Словно вняв его мольбам, золотой ящер ускорил свой неровный бег. Появилась надежда, что они минут середину ущелья и холмы прежде, чем страшные существа, издававшие эти кошмарные звуки, выйдут на охоту.

Однако все повернулось по другому. Перед ним неожиданно появилась худая длинная бледная тень существа, сидящего на вершине круглого валуна. Убенидус взглянул на него мрачно и уныло, и храбрость оставила его. Оправдались самые страшные его предчувствия - вокруг простирались холмы, населенные гоблинами, и это был гоблин. Ростом он был футов в девять, длиннющие его конечности были обнажены. Беспалое и бледное тело покрывала прочная светящаяся кожа, переливавшаяся всеми цветами радуги, заметно темнея и сливаясь с вечерним мраком по краям. Если бы не слишком длинные руки и ноги, больше напоминавшие отвратительные чешуйчатые и жилистые птичьи лапы, он выглядел бы совсем как человек. Правда, и голова его была абсолютно ни на что не похожа - совершенно бесформенная, с огромными широко открытыми глазами-блюдцами, светившимися в наступившей темноте желтым светом. Они были так велики, что у гоблина фактически не было бинокулярного зрения, и чтобы компенсировать этот недостаток, ему приходилось непрестанно крутить головой из стороны в сторону, словно давая возможность магу оценить его зрительный орган. Он не издавал не единого звука, хотя его рот, широкий и безгубый, напоминавший рваную рану, протянувшуюся от уха до уха, был широко раскрыт.

Наконец он ухмыльнулся, обнажив такие жуткие зубы, какие не могли привидеться колдуну и в страшном сне. Длинные, острые, как иглы, ярко-красные и влажно поблескивающие, он заставили старого мага задрожать. Он уже представлял, как эти ужасные челюсти перемалывают его костлявое тело.

Высунулась еще одна голова, направившая на него луноподобный светящийся взгляд, за третья, четвертая. Первый гоблин, оседлавший вершину валуна, вскинул голову и закричал визгливым, улюлюкающим голосом, созывая собратьев на пир, ожидающий их в ущелье.

Сердце колдуна ушло в пятки. На беду, он остался без своей сверхъестественной защиты. Сегодня утром, во время путешествия по Кнастрафианскому лесу, за ним погнался разъяренный гигантский бык, и, чтобы образумить взбесившееся чудовище, ему пришлось использовать семь из восьми сохранившихся огненных шаров. И теперь он сомневался, сможет ли его единственная шаровая молния отбить у стаи гоблинов желание превратить его худосочное тело в главное блюдо их сегодняшнего обеденного стола.

И все же у него оставался полный запас спутывающей ноги паутины, хранившейся в одном из нескольких кармашков, украшавших его кушак, а в одной из сандалий было надежно спрятано совершенно свежее и не разу неиспользованное землетрясущее семя. Однако и спутывающую паутину и землетрясущее семя он лелеял, надеясь придержать их для лесных ужасов завтрашнего дня.

Теперь же стало ясно, что не сумей он сегодня отвратить гоблинов от их кулинарной затеи, то завтрашнего дня у него просто не будет. Тяжело вздохнув, он приготовился к битве.

Теперь между ним и гребнем ущелья было девять гоблинов. Они стояли или сидели на валунах, выставившись на него своими сверкающими глазами и жадно работали челюстями. Бойко переговариваясь друг с другом, оценивали стоящее перед ними мясо и время от времени то один, то другой из клана начинал что-то бормотать, идиотски смеясь и это приводило их в еще больший восторг.

Неизлечимы раны от укусов гоблинов и смертелен их яд, впрыскиваемый ими в вены человека, но не они, а смех гоблинов отвратительный, дразнящий, мерзкий, доводит человека до полного сумасшествия.

Убендиус достал свой последний оставшийся огненный шар из своего необъятного кушака, взвесил его в руке и крепко зажал в кулаке. Эти маленькие, не больше ореха сферы, были сделаны знаменитым и величайшим колдуном Джасмурией, который только за последний век выделил волшебные свойства у тринадцати элементов и внес девять важнейших дополнений в Руководство по Магии.

Как только гоблины кинулись к нему и ночной мрак заполнили их белеющие тела, Убендиус, недолго думая, кинул им под ноги огненный шар и выкрикнул великое и всемогущее заклинание. Раздался глухой хлопок, не больше, но от него, казалось чуть не лопнули барабанные перепонки. Шипящая вспышка блеска и слепящий глаза нестерпимо бело - голубой свет.

Гоблины завизжали, замяукали, прикрывая клешнеобразными руками выпученные глаза. Иглы сверкающей агонии разрывали их чувствительные зрительные органы. От нестерпимой боли они стали биться головой о камни. Только Убендиус, зная что произойдет, защитил глаза от невыносимого света. Теперь, открыв их, он увидел, что все гоблины временно ослепли и появился шанс на спасение. Он ударил коленями по бокам ящера, приказывая ему мчаться вперёд. Но не тут-то было. Растерянный волшебник совсем забыл об ящере и теперь бедное животное оказалось таким же слепым, как и гоблины. Высунув язык и дыша как паровоз, оно тщетно скреблось о стены утёсов, неспособное найти себе путь.