И не было ни ночи, ни рассвета...

Потом Клеменс повернулся и вышел вон из тихой комнаты. Двенадцать часов спустя снова ударил сигнал тревоги.

Когда суета улеглась, капитан объявил:

— Несколько минут назад Хичкок вышел из корабля. Его оставили одного, а он надел скафандр и вышел через шлюз. Теперь он летит в космосе один.

Клеменс посмотрел в огромный иллюминатор — там были только звездные блестки поверх глубокой черноты.

— Далеко он сейчас. Мы никогда не найдем его. Я узнал, что он в космосе, когда радист засек его шлемофон — он разговаривал сам с собой.

— Что он говорил?

— Что-то вроде этого: «Нет больше ракеты и никогда не было. Нет людей. Во всей вселенной нет людей и никогда не было. И планет нет. И звезд». Потом он начал говорить о своих руках и ногах: «У меня нет рук. Их никогда у меня не было. И ног никогда не было, не чувствую их. Нет туловища. Никогда не было. Нет губ, нет лица, нет головы. Нет ничего, только космос. Только космос, только пустота».

Они медленно повернулись к иллюминатору и долго смотрели на далекие холодные звезды…

«Космос, — думал Клеменс. — Космос, который так любил Хичкок. Космос, где нет ни верха, ни низа, часть великого ничего, и Хичкок падает в центр этого ничего, и нет на его пути ни ночи, ни рассвета».