Что натворил Ву-Линг

— Ну, об этом я сейчас не очень то думаю, приятель, — он улыбнулся, показывая большее число зубов, чем обычно бывает у людей его профессии. — Я здесь из любопытства, как кошка.

— Любопытство, — сказал Фразер, желая посмотреть, что ответит гость, — если вы помните, погубило кошку.

Горец повернулся к нему и посмотрел на нет своими черными глазами так, что агент слегка поежился.

— Как я понимаю, мистер Фразер, рано или поздно все мы помрем.

Любопытный Чарли с помощью доктора и агента, пересказал историю дьявольской птицы, напавшей на лагерь и убившей двух его товарищей. Потом Фразер пересказал рассказ несчастных из почтовой кареты. Они с Чарли не во всем были согласны, касательно размеров и цвета чудовища, но в основном их истории совпадали.

Когда они кончили, Безумный Эмос откинулся на спинку вертящегося стула, заскрипевшего под его тяжестью, сцепил руки на коленях и сказал:

— Ну, черт возьми, то, о чем вы рассказываете, джентльмены — это не птица. Я так и думал, когда услышал об этом впервые, но не был уверен. То, что напало на вас, старина, — сказал он Чарли, — и на вашу карету, мистер Фрэзер, — самый настоящий чистопородный представитель драконьего племени.

— Прошу прощения, мистер Мэлон, — скептически сказал доктор, — но драконы — легендарные создания, плод воображения наших менее образованных предков. Сейчас на дворе — просвещенное девятнадцатое столетие, сэр. Мы не склонны к подобным суевериям. Я сам как-то столкнулся со змееловом, который обещался снабдить меня порошком из рога единорога. Я немного сведущ в химии и доказал, что этот порошок был добыт всего лишь из рога обыкновенного вола.

— Ну, а теперь вам, может быть, придется поглядеть на дело немного иначе. Ведь ваше пропавшее золото и все прочее — не легенда.

— Тут он прав, — резко сказал Чарли.

— Я думал, что это мог быть огромный орел, обычно живущий только высоко в горах, на неприступных вершинах… — начал доктор.

— Хо! — Безумный Эмос хлопнул себя по колену (этот удар свалил бы с ног любого человека). — Нет в мире такого орла, чтобы утащить взрослого мула или стальной сейф с двадцатью фунтами золота! Нет на свете орла, разукрашенного, словно павлин. Нет, это — настоящий дракон, клянусь печатью Соломона!

Заговорил Баттерфильдский агент:

— Мне трудно спорить с вами, джентльмены. Я не обладаю вашими научными познаниями, доктор, а также вашим авторитетам в вопросах таинственного, мистер Мэлон. Но самое главное для нас — это не то, как это называется, а то, как бы его больше не видеть. — Он с надеждой посмотрел на горца.

Про Мэлона одни говорили, что он раньше был доктором, другие — что он был капитаном клиппера. Говорили даже, будто он был профессором Сорбонны во Франции. Говорили также, что он просто набит тем, чем запасаются на зиму белки в Колорадо, Фрезеру было мало дело до этого. Он прежде всего не хотел давать объяснений в случае пропажи другого сейфа с золотом, а груз монет должен был прибыть из Денвера через неделю…

— Вот в чем загвоздка, не правда ли? А теперь — обратился Мэлон к Любопытному Чарли, — расскажите, сколько языков было у него в пасти? Извергал ли он огонь? Был ли его вопль пронзительным, как боевой клич сиу, или низким, как рев бизона? Как он смотрел: прямо, или вертел головой из стороны в сторону?

Это продолжалось все утро, пока голова старого старателя не заболела от усиленных воспоминаний. Но Чарли вытерпел. Он любил Джонни Саттера и Однопалого Вашингтона, не говоря уж о бедном Генерале Гранте.

Ветер шевелил палатки, рассеянные в небольшом каньоне.

По сторонам были аккуратно сложены рельсы, шпалы, костыли, лишние молоты и прочее оборудование. Из самой большой палатки шли густые запахи, а с другого конца железнодорожного лагеря пахло совсем по-другому. Первые запахи означали кухню, вторые — ее конечный продукт.

Линия от Денвера до Чейенна была сравнительно новой и регулярно нуждалась в ремонте. Бригада, проложившая путь первоначально, теперь шла по линии обратно, ремонтируя и расчищая его, обеспечивая надежность насыпи и рельсов.

Мускулистые, в большинстве своем низкорослые люди, стучавшие молотами, с интересом уставились на высокого горца, въехавшего в лагерь на коне. Насторожился и надсмотрщик, наблюдавший за привозными рабочими. Хотя он происходил из людей, не лишенных предрассудков, к своим людям он относился непредвзято. Пусть у них какие угодно глаза и самая диковинная речь, но они работают целый день и не жалуются, а чего еще можно требовать от людей?

— Ну все, — проворчал он, — представление окончено. — Он понимал, что, если все начнут глазеть на незнакомца, замедлится работа по всей линии. — За дело, счастливые сыны неба!

Стук молотов снова стал разноситься по каньону, но темные глаза с интересом продолжали наблюдать за молчаливым гостем.

Глаза одного широкоплечего рабочего округлились, когда незнакомец наклонился к нему и прошептал ему что-то на мелодичном языке. Работник так оторопел, что чуть не уронил молот себе на ноги. Незнакомцу пришлось помедленнее повторить вопрос, чтобы ему ответили.

— Неслыханно, — изумился рабочий. — Белый дьявол так хорошо говорит на моем родном языке. Вы так далеко путешествовали, уважаемый сэр?

— Один или два раза. Я сам точно не помню. Кантон славный городок, хотя еда там немного постная на мой вкус. Но как с моим вопросом.

Рабочий замялся. Большой и сильный парень, он вдруг как будто съежился. Он оглянулся, словно кто-то следил за ним.

Безумный Эмос проследил за его взглядом, но увидел только палатки.

— Не беспокойся, — сказал он ободряюще, — я не позволю тому, ради кого я пришел, повредить тебе, и никому из твоих друзей и родных у тебя дома. Я не позволю ему тревожить твоих предков. Ты веришь мне, друг?

— Верю, — решительно ответил рабочий. — Того, кого ты ищешь, зовут Ву-Линг. Ты найдешь его в третьей палатке внизу. — Он показал молотом направление. — Пусть счастье пребудет с тобой, Белый дьявол.

— Спасибо, — ответил Безумный Эмос, и направил коня в указанную сторону. Рабочие внимательно следили за ним и перешептывались. Около указанной палатки он спешился и любовно потрепал коня. Этот уникальный конь был смесью андалузской, арабской и местной породы, черный, с белыми пятнышками на крестце и на ногах и с белым кольцом вокруг правого глаза. Глаз этот открывался не полностью, что делало коня косоглазым и отпугивало озорных мальчишек и случайных конокрадов.

— Ну, подожди тут, Бесценный, а я, надеюсь, скоро вернусь.

Он заглянул в палатку.

— Входи, бесполезный проситель с тысячей извинений, — услышал он властный голос.

На мате посреди печатки сидел молодой китаец, одетый в шелковый халат с вышивкой и с шапочкой на голове. На ногах его были мягкие шлепанцы, а на руках — несколько жадеитовых перстней. В палатке стояли цветы и фимиамовая курильница, чтобы отбить неприятные запахи лагеря. Китаец сидел спиной ко входу, жестом показывая на лакированную вазу, большая часть которой была заполнена монетами.

— Положи свои жалкие приношения на обычное место и уходи. Я медитирую с Силами Тьмы. Горе тому, кто нарушит мои мысли.

— Горе тому, кто путается с силами, которых не понимает, о, отец ста обманов.

Манипулятор обернулся на английскую речь и удивленно уставился на волосатого огромного Белого Дьявола. Он смешался на мгновение. Затем он опустил руки (которые, как показалось Безумному Эмосу, чуть дрожали) в рукава и наклонил голову.

Безумный Эмос поклонился в ответ и сказал на хорошем наречии мандаринов:

— Твои манипуляции, как я вижу, превосходят твои познания, немогущественный.

Китаец выпростал руку из рукава и энергично указал на выход:

— Убирайся из моей палатки, дьявол! Вон! Или я превращу тебя в отвратительную жабу, согласно с твоей физиономией.

Эмос улыбнулся и шагнул к нему.

— Постарайся успокоиться, о изобретатель подделок, или я помогу тебе обрести вечный покой. Я не могу превратить тебя в жабу, но когда я кончу дело, ты будешь похож на скелет бизона, которого освежевала шайка команчей.