Туннель к центру Земли

— Красиво.

Пенни оглянулась. Ей нравился новый облик. Глаза стали больше и выразительнее, а еще у нее оказались очень изящные уши, раньше закрытые волосами. Пенни стала похожа на мальчишку. Она еще долго всматривалась в себя, привыкая к новой внешности. Когда она провела ладонью по гладкой коже затылка, то заметила в зеркале, как мать вздрогнула.

Пенни не видела соседского мальчишку три дня.

— Ему лучше, но у него могут быть неприятности. Он нанес ущерб собственности и поставил под угрозу жизни людей, — только и сказала мать.

Пенни было достаточно знать, что он идет на поправку. Мать разрешила ей неделю не посещать школу, и по утрам Пенни валялась в кровати, пока та не уходила на работу. Когда гул мотора стихал, Пенни устраивалась перед окном и смотрела на соседский дом. Трава под деревом выгорела, и вместо «Пенни» теперь читалось «Пни», но перед ее глазами по-прежнему стояла та первая, синевато-белая надпись.

Убедившись, что соседского мальчишки нет дома, Пенни отправилась в чулан и вытащила «кобру» шестьдесят второго года с сиденьями из настоящей кожи. Он берегла ее для особого случая, но пальцы все еще болели, и детали не хотели соединяться. Пенни так разозлилась, что в сердцах швырнула недоделанную модель в мусорную корзину, подвинула кресло к окну и села ждать.

Ближе к вечеру она заметила машину Дженни Принс. Пенни прильнула к окну. Дженни неуверенно распахнула дверцу, размышляя, в какую дверь позвонить. Пенни прыгнула в кровать и закуталась в одеяло, решив притвориться спящей, но передумала, натянула джинсы, свитер и хотела по привычке закрутить волосы в хвостик, но пальцы наткнулись на мягкий пушок Тогда Пенни нахлобучила на бритую голову вязаную шапочку и сбежала вниз по ступенькам.

Увидев ее, Дженни попросила:

— Сними.

Пенни послушалась.

— А тебе идет, — улыбнулась Дженни. — Настоящая оторва.

В руках Дженни держала стопку книг.

— Домашнее задание. Как видишь, тебя не отчислили.

Пенни взяла книжки, поблагодарила и спросила:

— Отвезешь меня в больницу?

В машине Пенни рассказала Дженни Принс все про себя и соседского мальчишку. Дженни только присвистнула.

— Я тоже спала с одним парнем из фирмы отца. По крайней мере вас нельзя посадить за это в тюрьму.

— Почему ты так добра ко мне? — спросила Пенни.

— Ты хорошая девчонка, хотя слишком робкая и немного странная. Но ты никогда не врешь и не притворяешься. А что тебе не нравится?

— Я просто спросила. Знаешь, наверное, я уйду из команды.

— Ну и правильно. Все равно в тебе нет командного духа.

В больнице, когда Пенни поинтересовалась, может ли увидеть его, медсестра вошла в палату и вернулась вместе с бабушкой.

— Идем, — сказала та Пенни, и они вышли в коридор и уселись в кресла.

Бабушка долго рассматривала ее в упор. Под ее пристальным взглядом Пенни боялась поднять глаза.

— Сколько тебе лет? — спросила бабушка.

— Шестнадцать.

— А ты в курсе, что моему внуку только двенадцать?

— Да, мэм.

— А тебе не кажется это странным? Что девушка твоих лет общается с двенадцатилетним мальчиком?

— Кажется, мэм.

— Это на самом деле странно. Я знаю, мой внук выглядит старше своих лет. Он умный, милый, восторженный мальчик, но ему всего двенадцать. Ты ему нравишься, он очень тобой увлечен. И он уверен, что нравится тебе.

— Нравится. Э… то есть я согласна, что он очень милый.

— Видишь ли, моему внуку многое нравится: полеты, конструкция самолетов, огонь, теперь вот ты. А завтра он увлечется чем-то еще. Надеюсь, чем-нибудь менее опасным, чем полеты с крыши, пожары и шестнадцатилетние девушки. Разумеется, я хочу, чтобы он завел друзей, чтобы кто-то заботился о нем и оценил его неординарную личность, но еще больше я хочу, чтобы ты не мешала ему увлечься чем-то другим. И чем скорее это случится, тем лучше. Я выразилась достаточно ясно?

— Да, мэм.

— Вот и хорошо.

— Могу я с ним поговорить?

— Не стоит. Дай ему возможность хотя бы в больнице не думать о тебе.

— Понимаю.

Бабушка встала, хмуро улыбнулась и вернулась в палату. Пенни смотрела ей вслед. Внезапно до нее дошло, что в любую минуту она может наткнуться на мать, и Пенни быстро пошла к выходу.

Спустя два дня соседский мальчишка вернулся домой. Пенни видела, как машина его бабушки въехала на улицу. Бабушка открыла пассажирскую дверцу, и в проеме показалась рука в белоснежных бинтах. От этого зрелища желудок Пенни сжался. Она успела разглядеть лицо мальчишки, пока он обходил машину, щурясь на ее окно. Пенни махнула рукой и быстро отступила в глубь комнаты.

В тот вечер Пенни, к собственному удивлению, ужинала вместе с матерью. Пенни успела забыть, когда в последний раз смотрела на мать через стол.

После ужина мать долго гремела посудой, затем откашлялась и сказала:

— Сегодня я говорила с твоим отцом.

— Угу, — отозвалась Пенни, вытирая давно уже сухую тарелку.

— Мы не ладим, ты знаешь. Мне не за что его любить, но есть вещи, которые тревожат нас обоих. Ты понимаешь меня?

— Понимаю.

— Мы с твоим отцом хотим, чтобы ты побеседовала со специалистом-психологом. Хотя бы раз.

— А я не хочу.

При мысли о том, что кому-то заплатят, чтобы он в течение часа анализировал ее, Пенни затошнило.

— Пен, прошу тебя. Мне кажется, что ты несчастлива. Это можно понять: переезд в незнакомое место, развод родителей, новая школа. Ты такая хорошенькая, такая умненькая, ты могла бы получить от жизни все, что захочешь, но ты отказываешься быть счастливой. Я пытаюсь подтолкнуть тебя к тому, что хорошо, но ты упрямо отворачиваешься, и это ранит меня.

— Мне не нравится то, что нравится тебе. Не нравится быть чирлидершей, не нравится школа и одноклассники.

— Я знаю, но с этим я смирилась. Твои странности не делают меня счастливой, но я научилась жить с ними.

— Спасибо, — кивнула Пенни, не зная, что тут еще можно сказать.

— Пожалуйста, не говори так — Мать начала плакать. — Давай не будет притворяться, что нам хорошо вдвоем.

Пенни поставила тарелку в шкаф и посмотрела на мать. Захотелось обнять ее, но вместо этого Пенни вышла из кухни, поднялась на второй этаж и закрыла за собой дверь.

Пенни долго ждала, пока мать уляжется, затем спустилась вниз и вышла на крыльцо. Уже пробило три, и луна была не больше мизинца, но Пенни отчаянно трусила. Она быстро перешла улицу и спряталась под окном его спальни, между стеной и облетевшим розовым кустом. В комнате было темно, хоть глаз выколи, не светился даже ночник. Пенни долго вглядывалась внутрь, и когда глаза привыкли к темноте, увидела его: он лежал на кровати, а рука на повязке свисала с небольшого блока, прикрепленного к потолку. Бабушки в комнате не было.

Пенни, боясь себя обнаружить, тихо поскребла ногтем по стеклу. Он не проснулся. Она смотрела, как ровно и безмятежно он дышит во сне. Она снова поскребла по стеклу — он спал как убитый. Тогда Пенни забарабанила в стекло настойчивую морзянку, и, наконец, он открыл глаза.

Она чуть не вскрикнула, но продолжала выбивать дробь, пока он не сообразил, откуда идет звук. Пенни махнула ему, он попытался махнуть в ответ, но рука стукнулась о металлический поручень. Он поморщился и аккуратно вынул ее из повязки.

Подкравшись к окну, он, стараясь не шуметь, здоровой рукой осторожно приоткрыл его. Пенни просунула ладонь под раму, подняла стекло и, упершись туфлями в выступ стены, скользнула внутрь. Она лежала на полу, смотрела на него снизу вверх, а он гладил ее бритую голову. Затем он кивнул, и она кивнула в ответ.

Сбросив трусики — по коже сразу побежал холодок, — она осторожно перенесла вес на кровать. Пенни хотела помочь ему надеть повязку, но он покачал головой. Они долго лежали рядом, плечом к плечу, в полной темноте и молчании. Наконец он спросил:

— Ты сердишься на меня?